– С твоим получается трое, – каркнула Йулла. – Еще один валяется в любимом кресле Йуллы. Но отмыть его мозги с бархата вряд ли удастся. Так что окажи старухе услугу: после осмотра спали его вместе с креслом. Хотя знаешь, пошли вместе. Йулла поглядит – вдруг обивку все же удастся спасти?
Йенна посторонилась, пропуская Мария в небольшую уютную ложницу. Он никогда еще не видел здесь такого разгрома: одна из ставен, закрывавших окно, валялась на полу, вторая повисла на одном креплении, зияя дырами. На низкой кушетке были беспорядочно свалены тонкие пледы цветом от глубокого фиолетового до ярко-красного. Пол устилали порванные книги и смятые свитки, повсюду были рассыпаны цветные порошки и разлиты аромасмеси. Ветер, гуляющий по ложнице, не мог ослабить густой дух смешавшихся благовоний. Но даже под этим тяжелым облаком Марий уловил отзвук чего-то гнилостного, ржавчиной осевший на языке.
Запах смерти.
Мертвый Опаленный и впрямь раскинулся на кресле, устремив в потолок незрячий взгляд. Аккуратная рана на его лбу казалась еще одним черным глазом. Быть может, этот глаз смотрел сейчас в Подземный мир, но о том поведать было уже некому. Марий наклонился над трупом. Этот Опаленный ничем не отличался от тех двоих, чьи тела помощницы Йуллы стащили в кучу в стороне от крыльца. Вдруг внимание дейваса привлек янтарный отблеск, и по его спине прокатился холодок. Он обогнул испоганенное кресло и приблизился к углу, в котором по-младенчески скорчилось женское тело, укрытое плащом рыжих волос. Разочарование захлестнуло Болотника, но он лишь сжал губы в нитку и присел на корточки рядом с погибшей. Дейвас внимательно осмотрел несчастную, потом сгреб в охапку мелкие кудряшки и приподнял, оглядывая длинный рваный разрез на ее шее. В глаза ему бросились впалые щеки, покрытые светлым пушком, и крупная родинка на ухе. Дейвас выпустил прохладные тяжелые волосы, позволив им укрыть искаженное в посмертной муке лицо. Холодок исчез: девушка была совсем не похожа на колдуна, которого он искал. Шальная догадка о том, что колдун мог оказаться женщиной, исчезла так же быстро, как появилась.
Раздался звук шагов, сопровождаемый стуком. Йулла, до того наблюдавшая за дейвасом со стороны, встала рядом, скрестив руки на набалдашнике трости.
– Бедняжка, – проскрипела птицелюдка.
– Ты знаешь ее? – спросил дейвас не оборачиваясь.
– Да. Ее зовут Анушка. Стража привела ее вчера, сказала, что она пыталась обокрасть пирожника. Бедняжку всю трясло, а когда она увидела старую Йуллу, свалилась без чувств. Кажется, она не понимала, куда именно забрела. Йулла оставила ее заночевать, думала утром спокойно потолковать. Не успела.
– Потому что ночью явились эти Опаленные, – задумчиво закончил дейвас.
Городничая Белоозера кивнула и постучала когтистыми пальцами по трости.
– Они искали не ее, Марий.
Дейвас приподнял подбородок и помедлил, прежде чем всем телом развернуться к Йулле и вопросительно выгнуть бровь. Птицелюдка ответила ему таким же долгим немигающим взглядом. Потом хмыкнула и по-стариковски брюзгливо поджала губы:
– Этот, который испортил кресло Йуллы, прижал к ее руке какой-то камешек. Нет, у Йуллы его нет. Опаленный раскрошил его в пыль, а после перерезал девочке горло. Он был чем-то очень недоволен.
Йулла правильно истолковала взгляд Мария, брошенный им на погибшую девушку.
– Боюсь, ты не найдешь ни крошки: пока Йулла добралась до мерзавца, он перепортил все ее драгоценные запасы снадобий, размазав их по полу. Где-то в этой жиже и осколки того камня.
– Я все же попробую его отыскать.
– Дело твое.
Дейвас и птицелюдка помолчали, думая каждый о своем. В ложницу заглянула одна из помощниц Йуллы и испросила разрешения навести порядок, но Йулла отрицательно качнула головой.
– Только после того, как пан дейвас дозволит.
Помощница кивнула и исчезла с глаз долой. Йулла и Марий вышли в коридор. Женщина-сова повернула ключ, закрывая пострадавшую ложницу, затем тяжело вздохнула, собираясь с мыслями. Но прежде чем она начала говорить, Марий опередил ее, тихо спросив:
– Йулла, ты ведь знаешь, кого искали твои гости?
Птицелюдка вздохнула.
– Йулла догадывается. Знаешь, она нравится старой Йулле, но еще больше той нравится покой Белоозера и ее собственный. Йулла скажет тебе, где ее искать, и только. Пусть все свои тайны она раскроет сама. Если захочет. Ну, или если ты сумеешь их из нее вытянуть. Только пообещай, что уведешь ее из города.
Дейвас склонил голову:
– Обещаю. Но раз уж ты не хочешь поведать мне об этой загадочной незнакомке, тогда расскажи, кто такие Опаленные.
– Впервые наш народ столкнулся с ними пять весен назад, – Йулла отвела взгляд. Ее голос звучал сдавленно, будто птицелюдке было больно говорить. – К Йулле должны были прибыть новые воспитанницы, и она послала своих девочек, чтобы помочь птенцам без проблем добраться до Белоозера. Вернулась только Йенна.
– А что остальные? – тихо спросил Марий, когда молчание затянулось.
– Одна из них вернулась тоже. Вот только уже не была собой. Она выглядела как Опаленная, но знаешь, что самое страшное? Ее лицо осталось прежним. Знакомое лицо той, кого Йулла растила с младых когтей, только неподвижное, застывшее, словно навья тварь натянула ее кожу по верх своей. Мерзкое зрелище. Мерзкое! – Йулла поежилась, распушив перья, и подняла глаза на внимательно слушающего дейваса. – Кто-то пытался превратить девочек Йуллы в кошмарное подобие самовил. Пытался дать им крылья, но все, в чем преуспел, – в уродстве и чудовищ ной силе. Больше ни одна птицелюдка не выходила из Белоозера без сопровождения. Три весны Йулла не брала птенцов, и за это время об Опаленных ничего не было слышно. Но они никуда не исчезли, как теперь понимает Йулла. Она не хочет увидеть, как лицо кого-то еще из ее народа станет маской смерти. Та, кого ты ищешь, сегодня будет плясать у свадебных костров на Рассветном холме. Она тоже не понаслышке знакома с Опаленными. Ей я рассказала то же, что и тебе.
– Как я ее узнаю?
Йулла насмешливо глянула на Мария, моргнув на птичий манер:
– Сам как думаешь?
С высоты птичьего полета земли, на которых стояло Белоозеро, были похожи на море с водой, в чьей глубине смешались все переливы зеленого. Само озеро Белое, давшее название городку, искрилось, как серебряная монетка. А на окаменевших волнах пологих холмов застыли корабли-дома.
Один такой холм, чуть выше других, звался Рассветным – потому что лучи пробуждающегося солнца касались его первым, покрывая каждую травинку позолотой. Именно на этом холме служительницы богини Сауле соединяли обручья молодоженов, скрепляя их молитвой Светозарной. Молитва начиналась с первой освещенной травинкой и оканчивалась, когда вся вершина холма вспыхивала, залитая рассветным сиянием.
Дальше начинались празднования, которые зачастую затягивались до следующего утра. Марий наблюдал за танцующими возле костров белоозерцами, но присоединяться к ним не спешил. Самих молодоженов давно уже не было видно – они тихонько сбежали с собственного праздника туда, где матери приготовили им брачное ложе, выстланное украшенными обережной вышивкой простынями. Гости же остались запивать и заедать досаду, что молодым удалось ускользнуть без дополнительных испытаний. Повсюду слышались голоса и взрывы смеха. Кое-где люди собирались вокруг бойцов, затеявших шуточную схватку. Изредка от круга танцующих отделялись парочки и, алея разгоряченными щеками, скрывались в темноте, пронизанной стрекотом сверчков и мерцанием звезд.
Дейвас неспешно поднимался по усыпанной растоптанными цветами тропинке. То и дело ему приходилось переступать через тех, кто выпил слишком много браги, и уворачиваться от хохочущих девиц, призывно протягивающих обнаженные руки. Запах смятых лепестков и пота смешивался с алкогольным духом и свежестью, которой тянуло из густых лесов, окружающих Белоозеро. Меч Марию пришлось оставить в доме Йуллы: никакие тряпки не смогли бы скрыть его тревожного свечения в присутствии пляшущих рука об руку живников, людей и навий, что вышли сегодня из тьмы.
Он увидел ее, когда добрался до самого большого костра, пылающего на вершине Рассветного холма. Огонь ревел, плюясь искрами, и в его красно-рыжих лентах мелькали изгибающиеся женские фигуры. Марию показалось, что один из языков пламени вырвался на волю и обрел тело – гибкое и сухопарое, облаченное в зеленое платье с широким узорчатым поясом. По плечам незнакомки рассыпались гладкие темно-рыжие волосы, совсем не похожие на тугие жесткие кудряшки погибшей Анушки. Девушка держалась за руки с заливисто хохочущей конопатой девчушкой и улыбалась, глядя на нее так нежно, словно девочка была ее дочерью или сестрой. Что-то в девочке привлекло внимание Мария: он всмотрелся внимательнее и удивленно вздернул брови. Надо же, загадочная незнакомка дружна с маленькой лаумой. Интересно, она знает секрет своей подружки?
Юбка взметнулась вокруг ног рыжей, волосы вспыхнули россыпью золотистых искр от попавшего на них отблеска костра, и девица влетела в руки смуглокожего шехха, тут же заключившего добычу в объятия. Парень наклонился к уху девушки и что-то зашептал, едва не касаясь ее кожи губами. Юная лаума лукаво поглядывала то на подружку, то на ее парня. Марий подошел к огню и встал на границе света и тьмы, так, чтобы его не задевали разгоряченные плясуны. Отсюда ему были видны и рыжие пряди, прилипшие к вспотевшему лбу девицы, и странные тонкие шрамы, вертикальными линиями пересекающие ее лицо от глаз до подбородка, и амулет в виде волчьей головы, насмешливо оскалившей пасть, и россыпь мелких родинок на щеках и в вырезе платья. Девушка не была похожа на чистокровную уроженку Беловодья – в ее родне явно затесались шеххи или авары. Кровь смешалась удивительным образом: девушку никто не назвал бы красавицей, но когда она вот так изгибалась под звуки плясовой, встряхивала волосами и кружилась, взмахивая зеленой юбкой и алея румянцем на острых скулах, от нее невозможно было отвести взгляд.