озвякивали железные заклепки упряжи. Храбр отер лицо ладонью и встал, выжидающе развернувшись к выступающему краю холма. Всадник вот-вот должен был его обогнуть.
Конь был соловый, упряжь и вправду видавшая виды, но добротная. Поводья намотаны на луку седла: всадник предоставил коню самому выбирать путь. Либо он и его скакун уже давно путешествовали вместе, либо же незнакомец был чересчур доверчив. Он ехал, опустив голову, и потому не сразу заметил Храбра, пусть даже тот и не прятался.
– Золотым лучом дорога, пан, – негромко окликнул его Храбр, когда их разделяло шагов двадцать.
Незнакомец вздрогнул и вскинул голову, раздувая ноздри носа – тонко вылепленного, с загнутым книзу кончиком. Высокие скулы и провалы исхудалых щек, темные круги под глазами и светлые, почти бесцветные глаза дополняли сходство с хищной птицей. Его рука скользнула не к поясу, а к связке амулетов и наузов. В грудь Храбра толкнуло легонько, но он лишь чуть наклонил голову, крепче упирая ноги в рыхлую песчаную землю.
– И тебе лучом, незнакомец. Прости, не ждал встретить людей в этих местах, – осторожно откликнулся волхв. Голос у него оказался под стать внешности, резкий и острый.
– Откуда же ты держишь путь?
– Не сказать чтоб издалека. Но на долгие разговоры времени нет, уж прости, – волхв поднял голову, словно силился разглядеть, что там, за излучиной реки.
Догадка Храбра оказалась верна. Волхв оставил попытки понять, куда его завела судьба, и спросил напрямую:
– Скажи мне, мил человек, далеко ли отсюда до Славгорода?
– Порядочно, – Храбр крякнул и взъерошил волосы на затылке, одну руку уперев в бок. – Не одна смена лошадей тебе надобна будет. Не знаю, кто надоумил тебя этой дорогой податься, да только она прочь от Славгорода ведет.
Волхв побледнел, точно Храбр ударил его под дых, и покачнулся. Только сейчас Храбр присмотрелся к человеку-ястребу и разглядел то, что сразу не приметил: тугие темные от дорожной пыли и пота повязки, выглядывающие из-под рубахи. Ноги действовали прежде головы, и Храбр успел подхватить завалившегося с седла волхва раньше, чем тот расшибся о землю.
– Все-таки не успею упредить, – прошептал волхв посеревшими губами.
Огонь в печи горел жарко, довольно хрустя березовыми поленьями. Ястреб, так и не назвавший своего настоящего имени, лежал на лавке, спеленатый чистыми повязками, точно младенец, и в его широко открытых глазах отражалось пламя.
Храбр ухватом вытащил из печи исходящий ароматным паром чугунок. Принюхался и крякнул довольно: удалась каша с краснобокой земляникой, настоящее лакомство! Прислонил ухват к печке, подхватил две глиняные миски и большую деревянную ложку, на ручке которой хитро подмигивала кошачья мордочка. Наполнил свою миску и отставил в сторону. Гостю положил всего две ложки и подул, остужая. Взял миску и кружку с теплым травяным взваром и со всем этим добром направился к Ястребу.
– Я не голоден, – попытался возразить волхв.
– У тебя ребра насквозь видать, – живо возразил Храбр. Он зачерпнул каши на ложку и подул еще раз, для верности.
– Пусть так. Но я не баба и не дите неразумное, чтобы с ложки меня потчевать, – волхв попытался приподняться на локте, но застонал и рухнул обратно на лавку.
Смертельная бледность залила его лицо, отчего крючковатый нос заострился еще сильнее. Храбр спокойно подождал, пока Ястреб отдышится, и молча приподнял ложку, всем видом показывая, что готов сидеть возле больного хоть до следующего утра. Ястреб посопел недовольно, но все же сдался и неохотно приоткрыл рот.
– То-то же.
– Они придут и сюда.
– Не придут, – Храбр взмахнул топором, рассекая деревяшку надвое. – Ты и сам не знал, что здесь есть храм. Без моего дозволения сюда ни один человек не пройдет.
Ястреб сидел на крылечке в теньке. Рядом пасся расседланный Рыжко, щипая лиловыми губами сочную траву и фыркая на приставучих слепней. Волхв беспокойно теребил и оттягивал наузы на груди, будто пытался сорвать. Потом рука его обессиленно падала на колени, чтобы всего через несколько секунд снова взлететь к связке оберегов. Второй рукой волхв пошевелить не мог: она лежала в лубке, справленном Храбром.
– Ты навий, что ли, дороги путать? – Ястреб фыркнул.
– А если и так? – Храбр выпрямился и утер пот со лба.
– Не бреши. Я волхв! Я бы почуял.
Храбр дернул плечом и перехватил топор поудобнее.
– Волхвам многое дадено и еще большее ведомо. Но не всё, не всё…
– И все равно придут. Помяни мое слово, явятся и выжгут твой храм до основания, как было с моей волостью. Ни щепочки не оставят. Надо людей собирать, князю весть передать…
– Значит, срублю новый. Место здесь хорошее, но не вера храмом полнится, а храм – верой. Я могу молиться богам хоть в чистом поле. Эти стены – лишь один из видов моей молитвы.
– Ты не можешь сидеть тут и просто ждать, – Ястреб приподнялся на локте; глаза его недобро блеснули. – Теперь, когда знаешь, какая опасность грозит тем людям, что приходят молиться в твой храм, ты должен им помочь. Предупредить и дать укрытие. Храбр, ты не можешь просто стоять в стороне!
– Могу.
– И ты простишь себя, если мои слова сбудутся?
Острый взгляд темных глаз сверлил спину мужчины. Волхв ждал ответа очень долго.
Но до самой темноты никто из них не произнес больше ни слова.
Кровь из рассеченного лба заливала глаза, и Храбру то и дело приходилось вытирать ее, отчего ладонь давно уже стала мокрой и заскорузлой. Она вновь и вновь соскальзывала с засова, вздрагивающего от ударов, как испуганный зверь, но Храбр упрямо налегал всем телом, не давая дверям распахнуться.
– Гей, воленцы! Вылезайте сами, пока мы вас не подпалили! А то славный пир будет, клянусь своим конем! – выкрикнул предводитель напавшего на них отряда степняков.
Храбр мельком глянул в щель. Авар в богато изукрашенном халате как раз поставил коня на дыбы, то ли красуясь перед своими, то ли почуяв, что на него смотрят из осаждаемого храма. Плоское коричневое лицо, испещренное тонкими морщинами, было неподвижно, словно степняк натянул маску. Остроконечная шапка была надвинута почти до самых бровей. Авар скалился: нескольких зубов не хватало. Погоняв коня перед храмом, авар сжал его коленями, и конь послушно замер.
– Подавитесь, – буркнул Храбр.
Он обернулся и оглядел набившихся в храм людей. Они смотрели на него – кто доверчиво, кто испуганно, – и Храбр чуть не пригнулся под тяжестью того, что возлагали на его плечи эти взгляды. Против воли он глянул в сторону – туда, где лежало завернутое в холстину тело Ястреба.
Волхв оказался прав. Степняки явились всего через три дня. Прошли огнем и мечом по волости, в которой Храбр покупал муку и молоко. Вырезали почти всех мужчин и стариков. Женщин и детей сбили в кучу и связали друг с другом, чтобы проще было следить. Сбежать удалось лишь немногим, и они пришли за помощью в то единственное место, куда сумели добраться, – в маленький деревянный храм.
Храбр не знал, как они нашли дорогу. Он ведь запутал тропки и договорился с лешим, чтобы тот не пропускал никого, если Храбр не упредил. Но, видно, сама Светозарная или ее супруг указали путь раненым, испуганным и потерявшим кров людям.
А может, всему виной расплетенный науз. Храбр нашел его на тропинке, по которой добрались первые кметы. Тот самый, что висел на груди Ястреба и который волхв теребил, когда злился. Не у кого было спросить: короткая аварская стрела с ярко-голубым оперением подарила волхву легкую смерть.
Храбр мог бы впустить их, а сам уйти. Никто бы его не заметил и уж тем более не догнал. Он мог оставить кметам деревянный храм, напитавшийся солнечным светом, и уповать на то, что его стены защитят людей. Отступить было легко. Прикрыться обещанием не причинять вреда и избежать боя, как делал он это всегда. Когда-то Храбр поклялся, что никогда не проявит свою оборотневу силу и будет жить среди людей как один из них, чтобы доказать отцу – пусть тот и ушел в Навь, – что звериная природа не оправдание кровожадности и что он не такой, он сумеет держать себя в руках.
Но никогда еще Храбр не отвечал за кого-то помимо себя самого.
Кто-то дернул его за рубаху. Храбр опустил глаза. Беляна, девчушка, которой в прошлом месяце как раз минуло четыре весны, доверчиво смотрела на него большими серыми глазами:
– Дядько Храбр, ты нас спасешь?
На улице раздались выкрики и какая-то суета. Храбр снова глянул в щель и помянул морокуна: авары подкатили бочки и принялись обматывать тряпками палки.
«Огонь готовят». Храбр стиснул челюсти так, что закрошились зубы.
– Я к маме хочу, – прошептала девочка.
Храбр застыл. Снаружи казалось, что он просто держит засов всем своим телом, потому не может сдвинуться ни на вершок. Но в душе его бушевала буря, грозящая свести Храбра с ума.
Храбру чудилось, что внутри него раскинул ветви темный-темный лес. Он шептался о чем-то с горячим сухим ветром, и у его корней протянулась цепочка звериных следов. В этом лесу давным-давно Храбр запер свою личину. Вначале было тоскливо. Потом привык.
Но сейчас в глубине леса двигалось что-то огромное и мохнатое. Храбр, невесть как провалившийся в Навь, выпрямился, подавив желание отшатнуться, замотать головой, вытащить себя в мир живой.
Запахло дымом.
Кто-то там, в Яви, тянул его за рубаху, кто-то, кажется, тряс за плечо.
Храбр ждал.
Медведь медленно вышел из темноты и остановился, не доходя до Храбра нескольких шагов. Храбра словно подцепило что-то за сердце и потянуло вперед, к зверю. Как будто внутри него была огромная дыра, и как заполнить эту дыру, он не знал. Зато знало его сердце.
Кто-то кричал. Кто-то тряс оборотня, отчего навий лес зашумел-закачался сильнее, сердито скрипя и бросая в лицо Храбра горсти серой пыли.
Храбр пошел навстречу медведю.
«Я сильнее тебя», – прошептал он.