пробили лицо нападавшего с тошнотворным хрустом. Его тело, уже мертвое, сделало еще два шага и упало, как подрубленное дерево.
Огненный колдун наблюдал за смертью своих бойцов с холодным интересом. Как будто они были лишь игрушечными болванчиками, чья судьба известна наперед: все они поломаются, просто одни раньше, другие позже. Птицелюды закрывали его собой, и, как ни целились бродяжники, их стрелы и ножи неминуемо попали бы в тело, покрытое черными перьями, но не в колдуна.
В следующий миг оставшиеся в живых Опаленные докатились до людей, и лязгнул металл, встретившийся с серыми когтями. На вид болезненные и жалкие, на деле они оказались твердыми, как железо. Храбр принял удар на скрещенные топоры и откинул птицелюда. Тут же рубанул сплеча, рассекая тому шею и грудь. Каленное колдовским огнем Итриды лезвие прошло насквозь, и птицелюд закричал, когда его рука упала на песок. Кровь хлынула неудержимо, красная и чуть парящая от прохлады занимающегося утра. Пока тварь оплакивала отрезанное крыло, Храбр новым ударом снес ей голову. Он начал оборачиваться, чтобы прийти на помощь друзьям, но тут его собственная спина вспыхнула огнем. Храбр застонал сквозь зубы, резко обернулся, падая на колени, и в движении располосовал птицелюда до паха. Спина горела, одежда быстро намокала от льющейся крови. Храбр пошатнулся и мотнул головой: перед глазами сгущалась муть. К нему метнулась невысокая темноволосая фигура. По ушам ударил крик очередной гибнущей твари. Фигура обернулась и поддержала пошатнувшегося оборотня, пригнувшись под его тяжестью.
– Ты как? – Храбр узнал голос Бояны и попытался улыбнуться.
– Быстро меня поцарапали…
Краем уха уловив движение, воленец взмахнул топором и застонал от боли, пронзившей его раскаленной стрелой. Но удар Опаленного отбить сумел, а там уж Бояна довершила начатое.
Бояна прижалась спиной к его спине. Храбр покрепче стиснул топоры и прищурился, стараясь не обращать внимания на муть. Птицелюды виднелись ему духами с темными провалами на месте лиц. Но они так же истекали кровью, как простые смертные, и Храбр мотнул головой, смахивая с глаз выбившиеся из-под ремешка волосы.
– Ну, подходите, коль жить надоело!
Марий шел сквозь птицелюдов, как раскаленный нож сквозь масло. Они не могли приблизиться к нему ближе чем на длину меча, оседая на песок обмякшими грудами тряпок и перьев. Дейвас не оглядывался на бродяжников – не маленькие, сами за себя постоять сумеют. Лишь мельком глянул на Итриду: та выплясывала вокруг самого крупного птицелюда, вырисовывая на нем россыпь мелких порезов, из которых сочилась темная густая кровь. Ее было уже слишком много, чтобы у птицелюда оставались какие-то шансы: тварь двигалась рвано, шипела, но раз за разом промахивалась, когда пыталась дотянуться до девушки.
Не к месту Марий подумал, что она, при всей невозможности ее дара, – почти готовый дейвас. Огнем своим владеет, с оружием тоже дружна, бродяжница, давным-давно забывшая про родительский дом. Понять бы еще, откуда у нее искра. Впрочем, поигрывающий клубком пламени мужчина, к которому дейвас прорезал себе дорогу, вызывал у него тот же вопрос. Дейвасов, как и лаум, было не так много, чтобы глава Школы не знал каждого из них.
Но этого мужчину весен сорока с угрюмым тяжелым лицом, покрытым многочисленными ожогами, застарелыми и свежими, едва затянувшимися розовой кожей, Болотник видел впервые.
– Кто ты? – крикнул он.
Черный меч рассек воздух, одежду и плоть с одинаковой легкостью, и на лицо Мария брызнула россыпь горячих капель. Он смахнул те, что попали на ресницы, и снова глянул на колдуна. Тот ухмыльнулся уголком губ, отчего морщины и ожоги стали глубже, и без слов развел руки, превращая клубок огня в ленту. Потом перехватил эту ленту за край и ударил ею Мария. На лету она вытянулась и истончилась. Дейвас поймал ее в воздухе и крутанул запястьем, наматывая на руку. Но тут же зашипел от боли и стряхнул огненное кольцо. Оттянул край куртки и неверяще уставился на алую полосу, вздувшуюся поперек ладони и обнявшую запястье.
– Что, огненосец, не сумел совладать с огоньком? То-то же! Не всякий огонь вам подвластен, хоть вы и мыслите иначе! – выкрикнул колдун и припал на колено, ударяя кулаком в землю.
Пылающая волна протянулась от него к Марию, и тот едва успел отшатнуться в сторону. Тут же выставил щит из воды, призванной из Черницы, и собственного огня. Сплетение черной воды и черного пламени бешено закружилось, отражая атаку.
– Да откуда же вас столько повылезало, – процедил Марий.
Отбил щитом удар огненного кнутовища и медленно двинулся к колдуну. Тот уже осыпал его комками пламени, падающими со всех сторон. Один такой комок дейвас принял на меч: металл зашипел, знаки раскалились, и от них пошел пар, но оружие выдержало.
– Вы думали, что, кроме вас, носителей искры Перкунаса, другой силы не найдется? – выкрикнул колдун, крутя руками, точно плел сеть. Между его ладоней начало зарождаться сияние, не предвещавшее бродяжникам и Марию ничего хорошего. – Так знайте, что вы теперь не огненный щит Беловодья! Есть кое-кто посильнее. И вскоре вы все склоните головы перед ее властью! – колдун ощерился, как дикий зверь.
Огонь разгорался все ярче. Он опалял и своего создателя, и выражение безумной радости на его лице сменилось гримасой боли, но безумец не бросил заклятие. Лишь задвигал руками еще быстрее, а вслед за его пальцами и впрямь потянулись ячеи ловчей сети – огромной, тяжелой, болезненно-алой. Руки колдуна запузырились ожогами, которые стали лопаться и обугливаться. Кровь смешивалась с сукровицей. Марий поморщился от отвращения, перехватил меч и взмахнул им. Лезвие будто удлинилось: черный пламень не стекал с него, а замедлился и загустел, став продолжением металла, только гибким, но таким же черным, со светящимися красным знаками, размытыми, точно смотришь на них через воду. Марий ударил мага хлыстом, рассекая надвое не успевшую завершиться сеть. Но следом за ним полоса золотого пламени вонзилась в живот колдуна, тот согнулся и захрипел, разом потеряв нить так и не завершенного заклинания. А золотой огонь слился с сетью, достраивая ее, заполняя порванные и еще не сплетенные ячеи. Сеть поднялась в воздух… и рассыпалась на стрелки без оперения, которые понеслись прямиком к птицелюдам. Они били точно, навылет пронзая сердца и головы, и птицелюды один за другим падали на берег, чтобы больше уже не пошевелиться.
Итрида уронила воздетые над головой руки. Ее лицо быстро заливала смертельная бледность, на которой особенно ярко горели жилы, такие же золотые, как пламя, которое она создала. Тонкие линии разбегались по вискам, стекали по шее под одежду, выползали по запястьям на пальцы и ладони. Итрида шагнула вперед и упала ничком.
– Итка! – Даромир метнулся к ней, рухнул на колени и бережно перевернул девушку.
Отвел упавшие на лицо рыжие волосы и приложил руку к раскрытым губам, ловя отзвук дыхания. Выдохнул и бережно прижал ее к себе.
– Она истощена, – Марий и сам поразился тому напряжению, что прозвучало в его голосе, тяжелому как камень.
Когда руки шехха скользнули вокруг тела Итриды, дейвас напрягся. Он не должен был потерять ее так неожиданно. Только не сейчас, когда наконец перед ними забрезжила надежда на то, что она справится со своим даром. И можно будет… Можно…
Можно будет задать ей все вопросы и выяснить все подробности.
Огненосец усилием воли отвел взгляд от шехха, склонившегося слишком близко к девушке. Марий поочередно осмотрел бродяжников: Бояна не пострадала, у Даромира левая половина лица была залита кровью, а вот Храбр тяжело опирался на плечо подружки, и его одежда слишком сильно пропиталась темной влагой.
– Эй, оборотень, – окликнул его Марий.
Храбр поднял голову и поморгал.
– Да? – медленно отозвался он.
– Иди в Навь. Твой дух поможет ране затянуться быстрее, если ты разделишь с ним боль.
– Я с ним не сдюжу сейчас, – так же медленно, словно каждое движение давалось ему с трудом, покачал головой Храбр.
Бояна обеспокоенно глянула на друга и придвинулась ближе.
– А оберег Хранительница тебе для чего дала? Чтобы перед девками на базаре хвалиться? Иди уже. Среди нас нет лекаря, в Чащу вернуться мы не можем, а до ближайшей волости ты просто не дойдешь.
– Храбр, пожалуйста, – Бояна положила руку на грудь воленцу и просительно заглянула в его помутившиеся от боли глаза. – Дейвас прав. Ты должен попробовать.
– А если медведь… вырвется… на волю? – Храбр уже медленно опускался на колени, и Бояна невольно следовала за ним.
Но отпускать его она и не подумала.
– Уж с одним медведем мы справимся, – бледно улыбнулась она. – Пожалуйста, – ее голос оборвался.
Храбр услышал и успел кивнуть, прежде чем потерять сознание.
Глава 20. Нежеланный дар
Марий оказался прав: Храбру хватило нескольких часов, чтобы рана на боку затянулась. Он приходил в себя трудно, словно стряхивал остатки тяжелого кошмара. Но когда воленец задрал испачканную в крови рубаху, под ней был только толстый ярко-розовый шрам.
Дейвас привел бродяжников к какой-то безымянной волости и ускакал прочь, наказав ни во что не ввязываться и ждать его возвращения. Переглянувшись, они отправились на поиски ночлега. Как ни странно, в этом забытом богами месте даже нашлась корчма, и путники воспряли духом, предвкушая хоть одну нормальную ночевку.
Бояна обернулась на замершую перед воротами Итриду. Та отчего-то побледнела, и Бояна нахмурилась от непонятной тревоги, накатившей на нее.
– Что-то не так? – позвала она подругу.
Итрида глубоко вздохнула и помотала головой.
– Нет. Все в порядке. Идем.
– Бродяг не обслуживаем, – корчмарь, протирающий стаканы, мельком глянул на вошедших и вернулся к своему занятию.
Мальчишка, скучающий в углу, встрепенулся, но, углядев, что хозяин к гостям даже не повернулся, снова сонно завозился, устраиваясь поудобнее и опустив подбородок на грудь.