Дваэлис откинулся к скале и прижался спиной к прохладному камню. Посох он положил поперек колен. Его привычная теплая тяжесть успокаивала, замедляла круговорот мыслей и давала опору тогда, когда хотелось выть от отчаяния, в кровь раздирая предавшее тело и ставшие бесполезными ноги. Знак власти и ключ к песне камней, Орлиный посох день за днем напоминал Дваэлису, что он не имеет права сдаться, не может просто взять и уйти, не убедившись, что Гнездо в надежных руках. Он был отцом каждому рудознатцу, и неважно, бродил ли тот по улочкам Гнезда, украшал ли звездными камнями венцы правителей или ковал плуги и подковы в забытой богами лесной волости. И до тех пор, пока Дваэлис не убедится, что его преем ник готов вместе с посохом принять всю тяжесть родства с камнем, ему придется нести свое бремя. Ради защиты его народа.
Дваэлис взглянул на бледную рыжеволосую женщину, сидящую перед ним. Ее переплетенные пальцы спокойно лежали на коленях, в непроглядно-черных глазах светился вызов. Она пришла просить, но была слишком горда для этого. Слабость, что она выказала всего минуту назад, исчезла, словно ее и не было. Итрида несла свою собственную боль. Как и он. И ей тоже было ради кого терпеть эту боль день за днем, сживаясь с нею так, что разорвать порочный круг значило страдать еще сильнее.
Но если он пропустит ее к Огнь-Камню, за ней придут другие. И у них не будет неровно обрезанных рыжих волос, красных отметин на руках от острых ногтей и чужого огня в груди.
А если не пропустит, то Беловодье перестанет существовать.
Дваэлис не хотел, чтобы Орлиное гнездо наполнилось смертью.
– Путь к Огнь-Камню начинается в южной части Гнезда, – медленно произнес старейшина, поглаживая костяное кружево на посохе. Итрида недоуменно нахмурилась, но тут же ее губы сжались плотнее, а между бровей пролегла глубокая морщина. Она поняла. – Без моего дозволения никто не может проникнуть к нему. Камень берегут стражи и скалы, а Песнь защиты известна только мне. Но сегодня я, кажется, слишком увлекся праздником. Даже позабыл обновить Песнь и проверить, сменилась ли стража. Пока мои больные ноги донесут меня до Сердца-скалы, пройдет не меньше получаса.
Дваэлис поднялся и незаметно задержал дыхание, пережидая приступ слабости. Хмыкнул, наклонился к чашам с соком горянки, уже переставшим исходить паром, взял одну и осушил маленькими глоточками, наслаждаясь хлынувшим по телу теплом. Причмокнул и задумчиво произнес, покручивая чашу перед глазами:
– Горянка веселит кровь и придает сил, когда от усталости трудно дышать. А еще от нее взор становится таким острым, что и тем нота ему не помеха. Жаль, ненадолго. Всего лишь чтобы дойти из одного края Гнезда в другое и не свалиться в пропасть. Да и использовать ее можно всего раз за ночь, иначе расплатой будет слепота.
Старейшина Орлиного гнезда остро глянул на внимательно слушавшую женщину.
– Пей, веселись, танцуй, Итрида Огневица, и выбрось из головы мысли об Огнь-Камне. Нечего тебе там делать.
Дваэлис оставил Итриду в одиночестве.
Она взглянула на вторую чашу с горянкой и прищурилась.
Марий видел, как Итрида уходила с Дваэлисом. Но как ни хотелось ему присоединиться к их разговору, старейшина ясно дал понять, что это не его испытание, и дейвас остался на месте. Он видел, как Санэл вдруг вскинул лицо к небесам и нахмурился, как подставил руку, на которую камнем упал его орел…
Рудознатец побледнел и безошибочно повернулся в ту сторону где, скрытые тенями, стояли Даромир и Марий. Одними губами произнес имя. И впервые за все время, что Марий гостил в Гнезде, ему вдруг стало трудно дышать.
Итрида.
Глава 25. У каждого свои долги
Бояна загнанным зверем металась по отведенному бродяжникам дому.
Когда обнаружилось, что Итрида исчезла, Бояну и Храбра быстро окружили воины Орлиного гнезда. В них не было ни угрозы, ни приветливости, оружие покоилось в ножнах, но скупые слова и холодные глаза будто говорили: вам не скрыться. Хотя Бояна все равно попыталась бы пробиться через стражей, пусть даже их была добрая дюжина, все – ловкие поджарые парни с такими же татуировками на лбу, как у Санэла. Ей нужно было найти Итриду и сделать это до того, как кто-то навредит Огневице – или пострадает сам.
Пальцы Бояны коснулись крепления на поясе, и девушка скривилась. Оружие им всем пришлось оставить, и теперь Бояна жалела, что не припрятала даже маленького ножа. Она медленно переводила взгляд с одного рудознатца на другого, размышляя, с кого ей начать. Но сделать ничего не успела: воины расступились, и к девушке подошел Санэл. Одновременно с его появлением на плечо Бояны легла тяжелая ладонь, и рядом встал Храбр.
– Не горячись. Если тебя ранят, Итриде ты не поможешь, – шепнул он. – Давай спервоначала узнаем, что стряслось.
– Мудрое решение, – Санэл подошел вплотную к бродяжникам и взглянул на Бояну сверху вниз. – Советую послушать друга, Бояна. Сделать вы ничего не сможете. Здесь бессильны простые люди, как бы ловко они ни сражались. Итрида вошла в Сердце-скалу, в недрах которой живет Огнь-Камень. Сама бы она не смогла побороть защиту Сердца-скалы, а значит, кто-то ей помог. Мы с Болотником идем за ней. Там будет нужна ворожба, не сила.
– А где Даромир? – вдруг спохватился Храбр, оглядываясь по сторонам и выискивая запропавшего шехха. На лицо Санэла набежала тень, и он нехотя обронил:
– Он пойдет с нами. Так решил Болотник, хотя я был против. Марий уверен, что только Даромир сумеет вызволить Итриду. Еще вчера он готов был сбросить Дара со скалы, а сегодня почитает спасением для вашей подруги. Должно быть, он узнал что-то, что изменило его решение. Мне это странно, но я еще слишком мало знаю о ворожбе, чтобы спорить с главой Школы Дейва.
Бояна прошипела проклятие и ударила себя кулаком по ноге.
– Болотник ошибается. Он зря потащил Дара в пекло. Надо было брать меня. Огонь Итриды, он… Морокун побери! Я должна быть там, а не Даромир!
Взгляд Санэла стал задумчивым, но он ничего не ответил – только кивнул коротко и скрылся за спинами своих людей. А Бояну и Храбра молчаливый конвой проводил до гостевого дома. Дверь за ними не заперли, но, выглянув в окно, Бояна убедилась, что рудознатцы и не подумали никуда уходить.
Бояна обернулась. Ее взгляд метался положнице, не задерживаясь ни на чем, пока Бояна не увидела свой лук, черной змеей висевший на вбитом в стену колышке. Девушка в несколько шагов преодолела расстояние до оружия и сорвала его с крепления. Дернула из висевшего рядом колчана стрелу и бросила ее на тетиву. Выстрел – чашка на столе брызнула осколками, обратившись в пыль.
– Провались оно все в Навь!
Храбр спокойно опустился на лавку и прижался затылком к стене. Глаза он прикрыл, и только сердитое гудение тетивы говорило ему, что Бояна никак не может угомониться. Лишь когда наступила оглушительная тишина, бродяжник приподнял ресницы и огляделся. Бояна сидела посреди ложницы, прямо на полу, и дышала тяжело, надсадно, словно пыталась сдержать рыдания. Лук мертво валялся возле ее руки. Волосы девушки растрепались, несколько прядей упали на лицо и подрагивали от ее дыхания. Ни одной целой миски не осталось, в воздухе витали перья из подушек. Они медленно, словно снежные хлопья, опускались на стол, лавки и поникшие плечи Бояны. На стенах виднелись отметины там, где их задели злые стрелы.
– Я тебя, кажется, такой еще не видал, – признался Храбр и скользнул на пол к девушке.
Он положил руки на колени, не решаясь коснуться подруги, и исподтишка принялся рассматривать ее раскрасневшееся лицо: маленький, чуть вздернутый нос, россыпь веснушек на щеках, созвездие родинок под левым глазом… Сейчас Бояна выглядела как никогда хрупкой и уязвимой. Словно исчезновение Итриды выбило опору, на которой для Бояны стоял весь мир. Храбру снова, как тогда, на берегу Черницы, до боли захотелось обнять узкие плечи. Но оборотень лишь сжал пальцы в кулаки, тоже как на берегу.
Бояна поморщилась и спрятала лицо в ладонях.
– Почему она нам ничего не сказала? Почему не взяла с собой? Я хочу пойти за ней!
– Нельзя, – Храбр покачал головой. – Помнишь, что сказал Санэл? В обители Огнь-Камня имеет силу только ворожба. Может, Итрида о том прознала, потому и не стала нас с собой тянуть. Пожалела. Как всегда.
Бояна согнулась, уткнувшись лбом в колени. Ее спина чуть подрагивала, но плача Храбр не слышал. Оборотень потянулся к девушке, и его ладонь нерешительно застыла над острыми лопатками. Помедлив, Храбр все же коснулся Бояны, и она вздрогнула, но не отстранилась. Храбр принялся медленно поглаживать спину бродяжницы, успокаивая ее, как ребенка.
– Я снова ее подвела, – тихо проговорила Бояна.
Храбр нахмурился.
– Ты о чем?
– Я ведь обещала всегда быть с ней рядом. Клялась, что верну долги. И вот, когда помощь ей нужна сильнее всего, я не с нею. Что это, как не предательство?
– Быть может, ты слишком сильно себя коришь?
Храбр словно ступал по тонкому льду. Итрида и Бояна делили на двоих одну тайну, и впервые за то время, что бродяжники провели вместе, Храбру приоткрылся ее краешек. Он затаил дыхание, чувствуя, как сердце в груди переходит на бешеный бег.
– Я не знаю, как сказать о том, что она для меня сделала, – Бояна выпрямилась и поглядела на Храбра покрасневшими, но сухими глазами.
Оборотень посмотрел в ответ прямо и открыто, но ни слова не сказал, ожидая, пока девушка сама решится все рассказать. Бояна глубоко вздохнула – она выглядела потерянной и оттого казалась совсем юной – и наконец тихо прошептала:
– Итрида сотворила то, на что у меня не хватило духу. Она убила моего отца.
Четыре весны назад. Беловодье
Бояна нехотя разлепила глаза. Поежилась, пытаясь забраться глубже под тонкое стеганое одеяло. Печь, остывшая за ночь, еще исходила слабым теплом, но чтобы обогреть всю избу, его было мало. За стеной сонно взмекивала Хрычовка, старая бодливая коза с дурным норовом, от которой Бояна рада была бы избавиться, но та все еще исправно доилась, невзирая на почтенный возраст. За окном, затянутым мутной пленкой бычьего пузыря, едва теплился рассвет. Ясный, румяный, точно красная девка, – и обещающий морозный день, стынущие пальцы и непреходящую дрожь в теле.