Фрукт был спрятан в поясном кармашке, а не лежал в рюкзаке, и Этейн поняла, что это лакомство — для него большая ценность. Он всю жизнь питался сухпайками, столь же вкусными, как вонючая моттова шкура. Жертва была довольно трогательная; у нее впереди уйма времени, чтобы набивать брюхо едой со всей Галактики — конечно, если удастся выбраться с Киилуры живой, — но Дарман был такой возможности лишен. Этейн вымученно улыбнулась и махнула рукой:
— Нет. Съешь сам. Это приказ.
Повторять не пришлось. Дарман принялся жевать, прикрыв глаза, и Этейн стало отчаянно жаль его; в то же время она завидовала тому, как он радовался простым вещам.
— Я знаю хороший способ согреться, — сказал Дарман и открыл глаза. Этейн ощетинилась. Возможно, он был не так уж наивен, как казалось.
— Вот как?
— Если вы согласны.
— Согласна на что?!
Дарман поднял палец — «Сейчас увидите» — и вышел из укрытия. «Нет, — подумала Этейн, — он имел в виду совсем не это». Ей вдруг стало стыдно, что она вообще подумала о нем такое. Девушка уставилась на свои руки, внезапно ужаснувшись их виду: ободранные, с обломанными ногтями и вообще уродливые. Тут ей в плечо ткнули концом грубо ошкуренного шеста. Этейн подскочила. Сюрпризов на сегодня было более чем достаточно.
— Если это такая шутка, Дарман, то мне не смешно.
— Идите сюда, коммандер. — Он глядел на нее поверх шеста. — Тренировка по фехтованию. Лучше сейчас, чем в реальном бою.
— Я хочу отдохнуть.
— Я знаю. — Он присел на корточки и посмотрел ей в глаза. — Я в фехтовании мало что смыслю, но меня обучали рукопашному бою.
Он не двигался с места. Его настойчивость действовала на нервы. Точнее, просто бесила. «Довольно!» — решила Этейн. Она устала и хотела лишь просто сидеть, ничего не делая. Девушка вскочила на ноги, схватила шест и бросилась на Дармана.
Он успел шагнуть в сторону, но едва-едва.
— Относительно безопасный способ отточить ваше фехтовальное мастерство, — сказал спецназовец.
— Относительно? — Этейн в ярости сжала шест двумя руками.
— Относительно, — повторил Дарман и резко ударил деревянным «световым мечом» по ее щиколотке.
— Ой! Ты…
— Ну же. Вперед. — Дарман отскочил от ее свирепого, никуда не нацеленного выпада. — Вот так. Нападайте.
Это была трудность, о которую Этейн всегда спотыкалась: где провести тонкую грань между максимальной отдачей и слепой яростью? «Давай, соберись. Это уже не игра». Она рубанула справа; шесты столкнулись с громким стуком, так что аж заныли кисти и локти, а Дарман был вынужден отступить на шаг. Еще три удара — справа, справа и слева — и сразу верхний, неожиданный. Шест с такой силой ударил между шеей и плечом, что, будь на его месте настоящий световой меч, Этейн просто располовинила бы Дармана.
Раздалось противное «хрясь». Впервые Этейн увидела, что ему больно. Он скривился — на долю секунды, не больше, — но Этейн все равно ужаснулась.
— Прости… — начала она, но Дарман тут же налетел и выбил шест у нее из руки.
— Успех надо развивать, — сказал он, потирая шею. — Я никогда не пользовался энергетическим клинком и не могу призывать Силу. Но знаю, когда нужно бить и не останавливаться.
— Вижу. — Этейн восстановила дыхание и осмотрела щиколотку. — Я ничего тебе не повредила?
— Ничего серьезного. Хороший удар.
— Не хочу тебя подвести, когда моя помощь будет нужна больше всего.
— Вы хорошо справляетесь, коммандер.
— Как тебе это удается, Дарман?
— Что? Биться?
— Убивать и оставаться бесстрастным.
— Это все тренировки, я думаю. Плюс те гены Джанго Фетта, которые делали его… бесстрастным.
— Ты когда-нибудь боялся на тренировках?
— Почти всегда.
— А травмы бывали?
— Постоянно. Другие вообще умирали. Только так можно научиться. Травма учит стрелять инстинктивно. Поэтому наши инструкторы на первых порах выдавали нам учебные боеприпасы, которые травмировали, но не причиняли необратимых повреждений. Уже потом мы перешли на настоящие.
— Сколько же тебе тогда было лет?
— Четыре. Или пять.
Всего этого Этейн не знала. Девушка невольно вздрогнула. Она не могла припомнить, чтобы кто-нибудь из джедаев умер во время обучения. Это был совсем иной мир. Она подняла с земли свой шест и рассеянно сделала несколько замахов, глядя на кончик палки.
— Этот ускоренный рост трудно взять в толк.
— Промышленный секрет каминоанцев.
— Я хочу сказать, это с трудом укладывается в голове: ты такой сильный и столько всего умеешь, но… в общем, об окружающем мире знаешь меньше, чем юный падаван.
— Сержант Скирата говорил нам, что мы его сбиваем с толку.
— Ты часто вспоминаешь его.
— Он обучал мое отделение, а также отделения Девятого и Пятого. Возможно, поэтому нас и послали вместе на это задание, когда наших братьев убили.
Этейн стало стыдно. В голосе Дармана не было никакой жалобы на судьбу.
— Что с тобой будет в тридцать лет, когда ты станешь слишком стар, чтобы воевать?
— Я умру намного раньше.
— Ты фаталист.
— Мы стареем намного быстрее вас. Нам говорили, что у клонов закат жизни милосердно быстр. Медлительных солдат убивают. Не могу придумать лучшего времени умереть, чем когда уже не можешь быть таким, как прежде.
Этейн не хотела больше слышать о смерти. Смерть случалась слишком часто, слишком легко, словно какой-то пустяк, не влекущий за собой никаких последствий. Она чувствовала, как Сила деформируется вокруг нее; не правильный ритм жизни, как должно быть, а хаос разрушения. Она знала, что не может ни примириться с этим, ни что-то изменить.
— Мы ведь хранители мира, а не солдаты, — устало проговорила она. — Это отвратительно.
— Война всегда отвратительна. Если назвать ее борьбой за мир, это ничего не изменит.
— Это разные вещи, — сказала Этейн.
Дарман поджал губы и посмотрел куда-то через ее плечо, как будто припоминая трудный урок.
— Сержант Скирата говорил, что гражданские ничего не понимают, что они любят носиться со всякими возвышенными идеями типа мира и свободы, пока стреляют не в них, а в кого-то другого. Еще он говорил, что ничто так не вправляет мозги, как направленный в тебя ствол.
Это было больно. Неосторожное воспоминание или вкрадчивая шпилька в адрес ее принципов? Дарман явно был способен и на то и на другое. Этейн все никак не могла привыкнуть к его двойственности: профессиональный убийца и простодушный парень, солдат и ребенок, образованность и мрачный юмор. Поскольку нормальная жизнь его не отвлекала, он явно проводил в размышлениях даже больше времени, чем она сама. Девушка подумала о том, насколько изменит его бурный контакт с внешним миром.
Она убила всего одно разумное существо. И ее это уже изменило.
— Пошли, — сказал Дарман. — Солнце встает. Может, высушит нашу одежду.
На дворе определенно стояла осень. Туман окутывал землю, словно море. На пластоиде, служившем крышей, скопилась лужица воды, и Дарман собирался ее зачерпнуть, но вдруг замер.
— Кто это? — спросил он. — Я видел таких на реке.
Над лужицей танцевали насекомые с рубиновыми и сапфировыми крыльями.
— Однодневки, — ответила Этейн.
— Никогда не видел подобных оттенков.
— Они вылупляются утром, а вечером умирают, — сказала девушка. — Короткая и яркая…
Она запнулась, ужаснувшись своей бесчувственности. Стала думать, как лучше извиниться, но Дарман в извинениях не нуждался.
— Потрясающие создания, — сказал солдат, целиком поглощенный зрелищем.
— Это точно, — ответила девушка, внимательно наблюдая за ним.
Когда-то вилла Лика Анккита была великолепной. Она и сейчас отличалась бессмысленной пышностью, но полы из полированной кувары, по краям которых был выложен затейливый цветочный мотив, выщербили и исцарапали металлические ноги дроидов.
Анккит торчал в дверях, глядя, как четверо из этих дроидов шурупами крепят на окна листы металла, загораживая солнечный свет. Гез Хокан наблюдал за превращением особняка в крепость.
— Дерево трескается! — прошипел Анккит. — Осторожно! Ты хоть знаешь, сколько времени ушло на создание этих резных панелей?
Хокан пожал плечами:
— Я не плотник.
— Их делали не плотники. Их делали художники…
— Да хоть бы сам Верховный канцлер Палпатин их вырезал вилкой. Мне нужно укрепить это здание.
— У тебя есть прекрасная, специально для того построенная лаборатория менее чем в трех километрах отсюда. Ты мог бы оборонять ее.
— И обороняю.
— Зачем? Зачем разносить мой дом, если Утан здесь больше нет?
— Для коварного и злокозненного счетовода, Анккит, ты демонстрируешь поразительное отсутствие тактической хватки. — Хокан подошел к неймодианцу и остановился. Рост этого бакалейщика его не пугал. Хотя и приходилось поднимать голову, чтобы посмотреть ему в глаза, крутым здесь был не он, а мандалорец. — Я знаю, что ее здесь больше нет. А враг может поверить, что она здесь. Если бы я видел, как мой враг напоказ готовит здание к обороне, я бы заподозрил, что это обманка, и обследовал бы альтернативную цель. Если бы я обнаружил, что эта альтернативная цель скрытно подготовлена к отражению штурма, я бы пришел к заключению, что объект находится там, и атаковал бы ее.
Похоже, Анккита его довод не убедил. Неймодианец уставился на Хокана, наполовину прикрыв красные глаза, что с его стороны было редким проявлением отваги.
— И как же они заметят эту скрытную подготовку?
— Я позаботился о том, чтобы припасы доставлялись сюда с должным соблюдением процедур безопасности. Передвижение по ночам и все такое. Учитывая возвышенную натуру местного населения, я не сомневаюсь, что кто-нибудь обменяет эту информацию на какую-нибудь побрякушку. Это неизменно приносит результат.
— Эти твои подкрепления не спасут мой дом от разрушения.
— Ты прав, Анккит. Деревянные постройки плохо держатся против артиллерии. Поэтому я и перевел доктора Утан обратно в комплекс. Если что, оборонять здание из камня и металла можно будет намного успешнее.