– От чего защитить? – подал голос Ямада, и Уми вздрогнула. Она так переволновалась, что напрочь успела забыть о его присутствии.
Пленник перевёл на него испуганный взгляд.
– О-она вы-ыпивала их, – его голос вдруг стал заметно глуше, словно он чего-то боялся. – Всех, кто п-попадался ей. Вы-ыпивала до ка-апли. Д-думала, ни-икто не ра-азгадал её та-айны, н-но я оказа-ался хи-итрее кров-вавой ве-едьмы.
Ямада так крепко стиснул посох в кулаке, что древко жалобно затрещало. Уми не до конца поняла, что имел в виду пленник, но от его сквозивших безумством слов вдруг сделалось жутко.
– Допустим, я тронута душевным порывом твоего господина, – заговорила Уми, желая поскорее замять неприятную тему. – Но тебе-то какая с этого выгода? Почему не желаешь выторговать свободу для себя, а печёшься о своём господине?
Пленник замялся, по-видимому, подбирая слова. Он жевал потрескавшиеся губы, а глаза-жуки бегали ещё беспокойнее, чем прежде. Наконец, когда Уми стало угнетать это зрелище, пленник всё же заговорил:
– О-однажды го-осподин А-араки в-вытащил меня из т-тюрьмы. Спас от к-казни. Т-теперь мой ч-черёд ве-ернуть долг.
Отчего-то после этого короткого признания Уми расхотелось насмехаться над благородством пленника. В его словах она почувствовала искренность: даже если про ведьму и про истинные намерения Дзёи этот человек солгал, сомневаться в его последних словах Уми не стала.
Когда она приблизилась к пленнику, в его беспокойных глазах отразилась тень страха. Это хорошо, пускай боится. Страх – отличная сдерживающая сила для тех, кто в любой момент готов решиться на предательство.
– За что тебя хотели казнить?
– Я обч-чистил уса-адьбу одного богат-тея, – хмыкнул пленник, и на сей раз на его лице промелькнуло какое-то странное выражение, смутно напоминавшее гордость.
Значит, преданным помощником Дзёи все эти годы был домушник. И притом не самый умелый, раз попался полиции. С другой стороны, после отказа Ямады и Тэцудзи помочь вызволить Дзёю из тюрьмы даже такой союзник – лучше, чем совсем ничего.
– Что же, слушай внимательно, – начала Уми и вдруг осеклась. – Как тебя, кстати, звать-то?
– Н-нобору.
– Нобору, – чуть ли не нараспев протянула она, и пленник судорожно сглотнул. – Так и быть, я помогу вызволить твоего господина. Но и ты не станешь сидеть сложа руки. Надеюсь, за годы службы в балагане ты не растерял былой воровской сноровки?
Нобору рьяно замотал головой.
– Вот и славно, – осклабилась Уми, хотя внутри всё трепетало от волнения и страха. – Потому что работы предстоит много, а времени у нас почти не осталось.
– Дурное ты затеяла, – веско заметил Тэцудзи, когда они ехали обратно.
Нобору отправился с ними. Уми решила, что пока всё не будет кончено, она глаз с этого человека не спустит. Он то и дело потирал истёртые верёвками запястья и затравленно поглядывал то на Уми, то на её спутников.
– Позволить опасному колдуну ускользнуть прямо из рук тайной полиции, – неумолимо продолжал Тэцудзи. – Да ты сошла с ума!
Уми и без него понимала, что план по вызволению Дзёи отдавал отчаянием с некоторым оттенком безумия. Но отказываться от намерения помочь другу она не собиралась.
Нобору заверил, что сумеет пробраться в тюрьму и взломать замок на камере, где держали Дзёю. Но как быть с тюремщиками? Только сторожить поджигателя будут по меньшей мере двое! Да ещё и провернуть всё следовало так, чтобы тайная полиция не сразу хватилась беглеца. Дать Дзёе как можно больше времени подальше убраться от Ганрю.
Голова нещадно трещала от мириада вопросов. Но до завтрашнего дня было ещё время, и она обязательно успеет что-нибудь придумать. Там начнётся Обон, большую часть тюремной охраны распустят. А те, кто останется на посту, попросту не смогут уследить за всеми пленниками разом.
Уми с готовностью ухватилась было за эту мысль, но продолжить раздумья ей не дали.
– Полагаешь, вам с этим доходягой удастся так просто обмануть Ооно и его людей? – всё не унимался Тэцудзи.
Нобору, похоже, не понимал ни слова из его речи: разинув рот, он заворожённо следил за каждой ужимкой обезьяна.
Ямада же молчал. С тех самых пор, как они покинули склад, монах так и не произнёс ни слова. И за это Уми была ему благодарна. Очевидно, он не одобрял её стремления помочь Дзёе, но и не пытался отговорить.
В отличие от надоедливого обезьяна, который, похоже, не намеревался отступать от своего. Уми охватила злость, но ей удалось сдержать себя. Сейчас не время растрачиваться попусту. Все силы она намеревалась бросить на вызволение Дзёи, и никакие отговорки не сумели бы пошатнуть её решимость.
– Я никогда не прощу себе, если не попытаюсь, – коротко бросила она.
Тэцудзи, похоже, понял, что продолжать спор Уми не собирается. Он лишь недоверчиво хмыкнул в ответ и отвернулся.
А Ганрю тем временем вовсю готовился к Обону. Женщины во дворах сушили лапшу и замешивали тесто для поминальных пирожков. Спрятавшиеся от солнца в тени доходного дома девушки споро сшивали тонкие кимоно. Разносчики сновали по улицам от двора ко двору с корзинами и лотками, полными закусок и вина, которые особо дальновидные и зажиточные хозяева загодя заказали к празднику.
Даже после бойни в балагане, которая унесла жизни больше полусотни горожан, давно отлаженный быт продолжал идти своим чередом. И Уми видела в этом огромную непобедимую силу, которой не страшны никакие потрясения и горести. Что бы ни происходило, жители Ганрю будут год за годом отмечать Обон, привечать в своих домах души почтенных предков. Рождаться и умирать, смеяться и горевать…
Но для самой Уми этот город больше не станет прежним. Зная, какой ценой достигнуто его процветание, помня, что где-то всё ещё бродит ведьма в белой маске, душа её не сможет найти покоя. Никогда.
Уми велела правившему лошадьми брату остановиться возле «Толстого тануки». Везти Нобору в усадьбу Хаяси она не хотела – иначе не избежать объяснений с отцом. А в харчевне Нобору будет под присмотром бабушки Абэ, которая не позволит ему сбежать и ни слова не скажет отцу, если Уми об этом попросит. Хотя «Тануки» переживал сейчас не лучшие времена, как и весь клан Аосаки, Уми надеялась, что бабушка Абэ не откажет ей в этой просьбе.
Охранявшие харчевню якудза новому гостю не обрадовались, но их мнение интересовало Уми в последнюю очередь. Поставив им несколько кувшинов вина, чтобы до поры не болтали лишнего, Уми отозвала в сторону бабушку Абэ и попросила её о помощи. О своих планах по вызволению Дзёи она, естественно, говорить не стала: ни к чему было посвящать старушку в такие подробности. Но ясно дала понять, что убежище Нобору потребуется ненадолго, буквально до завтрашнего дня.
А там он, глядишь, и покинет Ганрю вместе с Дзёей. Если Нобору и впрямь был так верен своему господину, то не допустит, чтобы тот отправился восвояси без него.
Бабушка Абэ с сомнением оглядела не внушавшего доверия нежданного постояльца. Весь помятый и побитый, Нобору старался держаться поближе к Ямаде – видимо, чуял, что от монаха беды ждать точно не стоит. В отличие от тех же якудза, знакомство с которыми у бедолаги не задалось с самого начала. Ивамото и его люди всеми доступными способами пытались выудить из Нобору хоть что-нибудь, что навело бы клан Аосаки на след поджигателя. Не поймай Дзёю тайная полиция, кто знает, удалось бы Нобору дожить до этого дня или он уже кормил бы раков на дне Ито.
Видя, что её слова не до конца убедили бабушку Абэ, Уми прибегла к последнему аргументу, который берегла на самый крайний случай:
– Пожалуйста. Это моя последняя к тебе просьба, даю слово.
Старушка подняла на неё потемневший от тревоги взгляд:
– Ну что же ты такое говоришь! Какая ещё…
Но Уми не дала ей закончить. Она взяла тонкие жилистые старческие руки в свои и легонько пожала их.
– Мне больше не к кому обратиться, а действовать нужно быстро. Я могу на тебя рассчитывать?
– Конечно, о чём разговор, – беззлобно проворчала бабушка Абэ.
Уми снова пожала ей руки. Она постаралась вложить в этот жест всю невысказанную благодарность, которую испытывала к той, что долгие годы заботилась о ней, как о родной крови.
Старушка, похоже, что-то почувствовала. Бросив на Уми последний, полный беспокойства взгляд, с видимым трудом она заставила себя отвернуться и подозвала Нобору.
– Другая одежда-то у тебя есть, горемыка? – хмыкнула бабушка Абэ, придирчиво оглядев его.
Нобору покачал головой, на что старушка тяжело вздохнула.
– Ладно, подыщу тебе что-нибудь оставшееся от старых гостей. Да не дрожи так, никто тут тебе голову не откусит…
Не успела Уми проводить их задумчивым взглядом, как к ней тихо обратился Ямада:
– Когда вы собираетесь вызволять своего друга?
– Пока не решила, – призналась она, справившись с изумлением, и потёрла лоб, будто это могло хоть как-то облегчить стоявшую перед ней задачу. – Столько всего ещё нужно продумать, со многим разобраться… У нас нет права на ошибку.
Ямада замялся.
– Могу я… отправиться с вами? – Он потупил взор, но слова его были полны решимости. – Хочу поговорить с ним, чтобы разузнать побольше о ведьме.
Устроившийся за ближайшим столиком Тэцудзи издал протестующий возглас.
– Что я слышу? – в тоне обезьяна звенело искреннее возмущение. – Не думал, что ты согласишься на это безумие!
Не успела Уми и рта раскрыть, чтобы ответить, как Ямада снова заговорил. Смотрел он на обезьяна, но Уми чувствовала, что монах обращается прежде всего к ней:
– Я не говорил, что стану помогать. Мне лишь нужно узнать, чего ожидать от ведьмы Тё и насколько велико её могущество. Если мне снова доведётся столкнуться с ней, я должен быть готов к этой встрече.
В тёмных глазах монаха отражалась мрачная непреклонность. Согласившись отнести Глаз Дракона горной ведьме, Ямада тем самым добровольно взял на себя бремя хранителя. Но если госпожа Тё узнает об этом, она ни за что не оставит его в покое…