– Разве у жалкой смертной вроде меня есть то, что может понадобиться столь могущественному ёкаю? – нашлась с ответом Уми.
К изумлению Горо, Бог Дорог рассмеялся. Смех его напоминал сход лавины в горах – глухой и таивший в себе опасность.
– Я не столь заносчив, как некоторые из моих собратьев по силе, – проговорил дух, осклабившись. – Так что мы с тобой найдём на чём сторговаться, кровь Дракона.
Глава 12. Уми
– Как ты только что назвал меня? – нахмурилась Уми.
Его странные слова покоробили её, но она ни на миг не усомнилась: речь шла не о её принадлежности к клану Аосаки, хотя его гербом и являлся дракон, скользивший в небе над рекой Ито и трёхглавой вершиной Санхо.
Но дух то ли не расслышал вопроса, то ли предпочёл оставить его без ответа. Уми настаивать не стала, хотя в груди заворочалось глухое раздражение: она чувствовала, что за этим обращением крылось нечто важное.
Чуть склонив громадную голову набок, Бог Дорог проговорил:
– Вижу, ты сомневаешься и не можешь прийти к решению. Что ж, я облегчу тебе задачу. Мы можем помочь друг другу.
– И чем же?
Жизнь в клане якудза научила её здраво оценивать соперников и собеседников, заставила взвешивать каждое сказанное и услышанное слово. Но чего ожидать от Бога Дорог, Уми не имела ни малейшего понятия, и её это пугало.
С другой стороны, он откуда-то был знаком с её матерью, и притом довольно близко, и потому вряд ли желал ей зла. Но бдительности терять всё же не стоило. Прежде Уми не доводилось сталкиваться со столь могущественными ёкаями. Исходившая от Бога Дорог сила будоражила кровь, холодком пробегала по спине.
– Я помогу мальчишке Окумуре избежать казни. А взамен позволь мне спасти твою жизнь, Уми Хаяси, – проговорил Бог Дорог так тихо, что, казалось, эти слова достигли только её ушей.
Уми ожидала чего угодно, только не столь странной просьбы. Она застыла, не в силах выдавить из себя ни слова, и Бог Дорог в нетерпении поторопил её:
– Времени у нас остаётся всё меньше. Ты согласна?
Уми сжала кулаки. От волнения каждый удар сердца глухо отдавался где-то в горле, и ей стоило немалого труда успокоить безумно мятущиеся мысли.
Условие, поставленное Богом Дорог, хоть и было странным, но в действительности ни к чему её не обязывало. Если духу так хочется спасти Уми от ему одному ведомой угрозы, то кто она такая, чтобы мешать? Главное, Бог Дорог согласился помочь Дзёе – всё остальное казалось уже не столь важным.
Ямада стоял прямо у неё за спиной, и от его присутствия, ставшего уже таким привычным, тревога заметно отступила. Даже Тэцудзи, обычно не упускавший возможности вставить своё веское словцо, на сей раз молчал – должно быть, находился под впечатлением от появления Бога Дорог, которого так хотел увидеть.
Тёмное небо над их головами вдруг прочертила молния. Её отблески отразились в глазах Бога Дорог, всё ещё ждавшего ответа. Пару мгновений спустя где-то в отдалении забормотал гром. Совсем скоро над Ганрю разразится гроза, и они вымокнут до нитки.
Решившись, Уми посмотрела Богу Дорог прямо в глаза.
– Я согласна. Только прежде заставь Дзёю поклясться именем Владыки, что он оставит поиски Глаза Дракона. Если он откажется, тогда… просто оставь всё как есть.
Голос и на сей раз подвёл её, но Уми больше не было дела до того, что о ней подумают окружающие. Не стоило рассчитывать, что Дзёя с благодарностью примет её помощь и откажется от того, к чему столько лет стремился. Ей оставалось лишь надеяться, что здравый смысл и воля к жизни одержат верх над жаждой обладания Глазом Дракона.
Если её слова и удивили Бога Дорог, то он не подал виду. Бросив Уми напоследок, что ей не о чем волноваться, дух чуть склонил перед ней огромную мохнатую голову, увенчанную причудливыми костяными наростами, и исчез.
Лишь после этого Тэцудзи шумно выдохнул.
– Вот это силища, – с уважением протянул он, качая головой. – Хозяин озера Бива в сравнении с ним – сущий младенец!
– Только не говорите об этом самому Оонамадзу, если вам ещё раз доведётся с ним встретиться, – слабо улыбнулся Ямада. – Боюсь, он не сочтёт такое сравнение лестным.
Обратный путь до усадьбы прошёл для Уми будто в тумане. Она так устала за этот казавшийся бесконечным день, что еле волочила ноги. Ямада и Тэцудзи пытались завязать с ней разговор и обсудить странное условие, которое выдвинул Бог Дорог, но Уми лишь вяло отмахнулась: сил поддерживать беседу у неё попросту не осталось. Прежде ей самой не мешало бы разобраться в случившемся, но эти размышления она благоразумно решила отложить до завтра, когда удастся немного отоспаться и прийти в себя.
Усталость одолевала не только Уми. Вскоре сидевший на плече монаха Тэцудзи начал клевать носом, а Ямада, похоже, настолько погрузился в раздумья, что не замечал этого. Лишь кольца на его посохе тихо бренчали в такт мерным шагам, но их звон то и дело заглушали раскаты грома, раздававшиеся всё чаще.
Гроза настигла их, когда они добрались до Отмели. Чтобы огонь в фонарике не залило дождём, Ямада немного поколдовал над пламенем. На краткий миг Уми показалось, что его окружила белёсая, похожая на туман дымка, но наваждение исчезло так же быстро, как и возникло. Эта предосторожность оказалась нелишней. Хотя Уми хорошо знала родной квартал и смогла бы найти дорогу к дому даже с закрытыми глазами, освещать себе путь в сгустившейся от непогоды темноте было, несомненно, удобнее.
Когда они добрались до усадьбы, Уми провела своих спутников в проулок, спускавшийся к реке. Но на сей раз она миновала ворота для прислуги и свернула вправо. Отсчитав положенное количество шагов и найдя нужное место, Уми отправила задремавшего было Тэцудзи на разведку. Тот поначалу хоть и ворчал, что лазание по стене – занятие, недостойное наследного принца, но под непреклонным взглядом Уми быстро сдался. Похоже, до него дошло: неразумно соваться в усадьбу, не убедившись прежде в том, что их возвращение останется незамеченным.
Ямада подсадил Тэцудзи, и тот на какое-то время неподвижно застыл на стене – лишь глаза его по-звериному мерцали, отражая свет фонариков дежурившей у ворот охраны.
Наконец Тэцудзи махнул лапой, и Уми, не теряя времени, принялась карабкаться следом, цепляясь за увивавшие стену ветви глицинии. Мокрая и шершавая кора неприятно впивалась в ладони, но Уми это не пугало. Да и другого пути всё равно не было: не пойдёт же она стучать в ворота и объяснять охране, что делала по ту сторону стены в столь поздний час.
Судя по характерному шороху ветвей, раздавшемуся за спиной, Ямада последовал за ней. К счастью, кольца на посохе монаха ни разу не звякнули – столь громкий звук в ночной тишине мог запросто выдать их. Должно быть, монах заглушил их звон колдовством, другого объяснения Уми не видела.
Тэцудзи удачно подгадал момент: один из охранников весьма кстати отвлёкся на ночной перекус, а второй за какой-то надобностью принялся разминать затёкшие за время дежурства конечности. Спрыгнув по другую сторону стены, они юркнули за амбар, откуда не так давно начинали свою вылазку в город, а затем, выждав ещё немного, распрощались и разошлись. Ямада тенью скользнул в сторону домика для охраны, где ему выделили комнату, Тэцудзи скрылся в чайной, а Уми поднялась к себе. Сбросив промокшую и грязную одежду и натянув первое попавшееся под руку нижнее кимоно, она завалилась на футон и почти сразу провалилась в сон.
И потому не заметила, как из окутавшего комнату мрака к ней скользнула горбатая тень ёкая с большими и печальными глазами. Баку легонько подул на лицо Уми, а затем улёгся в изголовье, свернувшись клубочком, словно большой причудливый кот.
Задувший в чуть приоткрытые ставни ветерок ласково шевельнул тёмные волосы крепко спящей Уми и шёрстку духа, и в его шёпоте послышался едва уловимый женский вздох…
Уми прогуливалась по берегу моря. Вживую ей не доводилось видеть столь огромной водной глади, терявшейся где-то за горизонтом, и потому она с нескрываемым интересом оглядывалась вокруг, с радостью подставляла лицо солёным брызгам, позволяла игривым волнам омывать босые ноги, то и дело вязнувшие в прохладном песке.
Место, где оказалась Уми, было безлюдным. Кроме шелеста моря и крика одинокой чайки где-то высоко в небе, тишину больше ничего не нарушало.
– Какой чудесный сон, – вздохнула Уми, раскинув руки в стороны. – Здесь так спокойно!
– Да, мне тоже очень нравится, – раздался за спиной мелодичный женский голос.
Уми обернулась, уже догадываясь, кого увидит в следующее мгновение. Эти ласковые и немного печальные интонации она теперь не спутала бы ни с чем другим.
Миори Хаяси улыбалась. Лёгкое летнее белое кимоно было ей к лицу, но Уми от одного взгляда на одеяние матери сделалось тревожно. Видеть живого человека в цвете, в который облачают мертвецов, – дурной знак. Очень дурной.
– Пройдёмся? – предложила мать, не дав Уми выразить свои страхи в словах. Она согнула руку в локте, Уми ухватилась за неё, и вместе они медленно побрели дальше, обходя крупные камни, которые порой попадались им на пути.
– Когда мы в последний раз гуляли вместе, ты едва доставала мне до пояса, – принялась вспоминать мать. Уми украдкой вглядывалась в её лицо: спокойное и нежное, на нём не осталось ни следа болезненной измождённости, которая запомнилась после последней их встречи.
Лишь теперь, когда они с матерью шли рядом, бок о бок, Уми поняла, в кого унаследовала столь необычайно высокий для женщины рост. От этого наблюдения на сердце сразу потеплело.
– А теперь ты так выросла. – Миори Хаяси остановилась и, взяв Уми за плечи, повернула к себе, рассматривая дочь заблестевшими от слёз глазами. – Стала настоящей красавицей.
Прикосновение прохладных тонких пальцев к щеке больше напоминало лёгкое дуновение ветерка. Уми с трудом сглотнула подступивший к горлу комок.