Как и полицейского, который и бровью не повёл – будто бы не слышал ни слова. Он опустился на корточки, и в его глазах Дзёя снова заметил отблески колдовской силы. Они так заворожили своим танцем, что Дзёя не сразу сообразил: колдун пытается зачаровать его, чтобы не сопротивлялся, пока ему в глотку будут вливать очередную порцию пойла, лишающего связи с колдовской силой!
Дзёя попытался было отшатнуться, но полицейский вцепился ему в плечо и прошипел:
– Делай, что говорю, и, может, тебе удастся спасти свою шкуру.
Если бы не суровое выражение изуродованного лица, Дзёя решил бы, что ему померещилось: настолько тихим, едва слышным, был голос.
Когда колдун потянулся к поясу, на котором висела фляга, Дзёя весь подобрался и стиснул зубы. Ну уж нет, больше он ни капли этой гадости в себя влить не позволит!
Но полицейский многозначительно поднял брови, и решимость Дзёи пошатнулась. С какой стати служащему тайной полиции помогать ему бежать? Если только…
Словно наяву, перед внутренним взором предстало бледное и заплаканное лицо с горящими от бессильной ярости глазами.
Не его одного предал родной отец. Не он один столько лет прожил во лжи.
– Ты от Уми? – одними губами произнёс Дзёя, не отрывая взгляда от лица полицейского. Если и оставался в этом прокля́том городе человек, который по-настоящему хотел ему помочь и мог использовать всё влияние своей семьи, то только она.
Глаза колдуна гневно сверкнули, а затем он чуть заметно кивнул.
– Пей, – снова раздалось шипение, и горлышко стукнулось о сомкнутые зубы.
Пальцы служащего до боли стиснули плечо. Из фляжки ощутимо пахнуло мерзким острым душком зелья, призванного отнять едва восстановившиеся силы.
К полицейскому, чьё лицо было сплошь покрыто шрамами и оспинами, Дзёя не испытывал ни малейшего доверия. Но этот человек недвусмысленно дал понять, что у пленника есть только одна возможность сбежать из этой вонючей клоаки.
И он будет последним дураком, если ею не воспользуется.
Придя к решению, Дзёя послушно открыл рот, и гадкое пойло хлынуло прямо в горло. Он тут же закашлялся, но полицейский продолжал держать флягу, не давая отстраниться и отдышаться.
Дзёя задёргался, пытаясь вырваться, но рука служащего словно налилась свинцом. Казалось, сожми тот пальцы чуть сильнее, сумеет сломать кости.
Да что же, убить он его решил, что ли?
– Достаточно, – наконец проговорил мучитель, отведя горлышко фляжки в сторону. Дзёя тут же воспользовался передышкой и позволил себе разразиться оглушительным кашлем.
Те крохи колдовской силы, что вернулись к нему после долгожданного сна, снова исчезли – растворились в поганом вареве, будто бы их никогда не было. Потирая саднящее горло, Дзёя смерил равнодушную физиономию полицейского полным злости взглядом.
Как прикажете рвать отсюда когти, если без своего колдовства он не сможет дать отпор даже простому уличному карманнику?
Но подобные вопросы, похоже, ничуть не тревожили колдуна-служащего. Мучитель снова обхватил его за плечи и склонился над ним – теперь Дзёя мог с лёгкостью рассмотреть каждую оспину на сухом лице, если бы пожелал.
– Прежде чем ты выйдешь отсюда, поклянись, что раз и навсегда оставишь свои поиски.
Дзёя замер, не в силах скрыть изумления. Откуда этому колдуну известно, что именно он разыскивает?
Он открыл рот и тут же захлопнул – ну точь-в-точь рыбина, выброшенная на берег. Чего полицейский ждёт от него? Клятвы именем Сэйрю, которую никто не нарушит, будучи в здравом уме? Наверняка.
Полицейский ждал, не сводя с него нечеловечески внимательного взгляда. Ни следа нетерпения или раздражения не отразилось на бесстрастном лице. Он не был похож на того, кто так же одержим поисками, как они с госпожой Тё. У той в глазах загорался огонь ревнивой жажды, стоило только завести речь о Глазе. И отчего-то Дзёя не сомневался, что точно такими же в эти моменты были и его глаза. Словно у сумасшедшего, готового на всё, лишь бы заполучить желаемое.
Мечты о силе Глаза Дракона вели его даже через самые тёмные дни, словно заплутавшего путника, заприметившего вдалеке огни человеческого жилища. Одна лишь мысль об освобождении поддерживала его все эти годы, пока он находился во власти своей не знающей жалости патронессы…
Дзёя колебался. Готов ли он променять, возможно, единственный шанс выбраться живым из лап тайной полиции на призрачную надежду, что ему всё-таки удастся отыскать Глаз Дракона и завладеть его силой? Свести на нет те усилия, что он приложил, чтобы добраться сюда и разузнать о Глазе всё, что не удалось сокрыть хитрым каннуси, оберегавшим сокровище столько столетий?
Опьянённое жаждой обладания сердце мучительно сжалось от ревности и тоски. Нелегко было распрощаться с той больной мечтой, которая поддерживала в нём жажду жизни. С мечтой, которую он взращивал и лелеял в ущерб порой всему человеческому, что в нём ещё оставалось.
Был ли у него выбор? Где-то палач уже наверняка готовил палки, чтобы забить его до смерти на глазах охочего до зрелищ народа. Без посторонней помощи ему не сбежать от господина Ооно и тайной полиции.
Так стоит ли столь отчаянно цепляться за то, что уже не поможет, не придаст сил?
– Клянусь, – прохрипел Дзёя, не давая себе времени на сомнения. – Именем Владыки Восточных Земель я даю слово, что откажусь от мысли завладеть Глазом Дракона.
Вот он и сказал, что требовалось. Сделал единственно возможный в его положении выбор. Облегчения эта вымученная клятва так и не принесла. Однако сожалеть о содеянном было поздно.
Но полицейскому, похоже, не было дела до одолевавших Дзёю сомнений. Разжав пальцы, он отстранился и сделал знак двум тюремщикам, которые тут же ввалились в ставшую вдруг тесной камеру. Один рывком поднял Дзёю с покрытого соломой пола, а второй нацепил на руки деревянные колодки.
– Вот и пришло твоё времечко, – неприятно усмехнулся второй тюремщик, и Дзёя узнал его. Именно этот человек с размаху треснул его по рукам, когда Дзёя в самый первый день своего заточения пытался ухватить полицейского за лацкан мундира.
Не в меру жестокий тюремщик явно собирался ляпнуть что-то ещё, но под суровым взглядом служащего тайной полиции мгновенно скис. Дзёя мысленно позлорадствовал, но ответить колкостью не успел. В спину его толкнул первый:
– Шевелись давай, чего застыл?
Отвыкшие от ходьбы ноги поначалу то и дело заплетались, но ощутимые тычки не давали Дзёе сбиться с шага. Перед глазами маячила идеальная военная выправка полицейского. Оба тюремщика тяжело шлёпали следом.
Дзёя понимал, куда его ведут. Не думал, правда, что с ним решат покончить так быстро. Если он не ошибся в подсчётах, сегодня как раз начинался Обон. Это же насколько тайная полиция испугалась деяний мнимого хозяина балагана, что решила избавиться от него как можно скорее? Даже невзирая на то, что в принадлежащие мёртвым дни вершить дела живых не мог позволить себе никто. Кроме, разумеется, владыки Тейсэна. Того, в чьих жилах, если верить преданиям, текла сила самого Сэйрю. Имевшая покровительство самого императора, тайная полиция вполне могла устроить казнь прямо в Дни поминовения усопших.
За долгие часы, проведённые в одиночестве, Дзёя не раз гадал, как встретит свой неизбежный конец. Отрубят ли ему голову, избавив от долгих мучений, или же придумают более изощрённую казнь?
Размышлять о смерти было страшно и горько. Но теперь, когда она подкралась к нему ближе, чем когда-либо прежде, Дзёя осознал, что ничего не чувствует.
Словно это не его ноги шли по извилистым коридорам, а потом и по подъездной дороге к главным тюремным воротам.
Словно это не его, будто набитый соломой мешок, усадили на лошадь и не ему повесили на шею позорную табличку:
Чтобы каждый, мимо кого проедет процессия, везущая узника к месту казни, знал, кто перед ним, и сумел выразить полагающееся возмущение. А может, даже запустить в осуждённого гнилой редькой или чем поувесистее.
Никто из сопровождения не стал мешать, даже когда народ начал тянуть арестанта за лохмотья, в которые превратилось его дорогое кимоно. Никто не шевельнул и пальцем, даже когда чьи-то крепкие руки ухватили за лодыжку и всадили кинжал прямо в ногу.
«Это тебе за мою дочь, колдовское отродье!» – надрывался кто-то, а Дзёя даже не вздрогнул, когда сталь взрезала кожу и мышцы, словно мягкий тофу. Напоённый его кровью кинжал что-то тихо зашептал, но Дзёя не мог разобрать ни слова – и всё из-за прокля́того отвара.
Раньше он способен был учуять силу металла даже на расстоянии – так он однажды и нашёл свою цепь, которую у него теперь отняли. Но когда магия снова покинула Дзёю, мир вокруг будто выцвел. Все чувства притупились – даже боль и страх, а крики тех, кто желал ему самой мучительной смерти, напоминали не более чем отдалённое эхо, затерявшееся в горах.
Небо над Ганрю было хмурым, и искажённые яростью лица горожан, обступивших шествие, казались серыми и призрачными. Кровь из раненой ноги неприятно щекотала кожу, и лошадь Дзёи, чуявшая волнение окружившей их толпы, то и дело тревожно всхрапывала.
Служащего тайной полиции, которого подослала к нему Уми, Дзёя потерял из виду почти сразу, как они отъехали от тюремных ворот. Его сопровождал целый небольшой отряд – видать, думали, что даже растерявший силы колдун представляет угрозу. От этой дурной мысли хотелось рассмеяться, но лицо застыло, словно посмертная маска – госпожа Тё рассказывала, что такие вырезали себе жрецы ещё в те времена, когда Великий Дракон не захватил власть над этими землями.
Но кто же правил здесь в те далёкие тёмные годы? Патронесса никогда не отвечала на этот вопрос, хотя Дзёя готов был поклясться, что она очень хорошо знала ответ…
Поток отвлечённых мыслей вдруг прервал ощутимый толчок прямо из-под земли. Висевшие при входе в каждый дом бумажные фонарики размашисто качнулись туда-сюда и замерли.
Застыли и горожане, и позорная процессия, которая почти добралась до рыночных рядов. Над всем кварталом на несколько мгновений повисла наводящая жуть тишина. Так затаившаяся жертва прислушивается к тихим шагам убийцы, который вот-вот различит сдавленное дыхание – и настигнет её.