синего – биения.
На низеньком столике тлели четыре недавно зажжённые палочки с благовониями. Четыре – несчастливое число, созвучное самой смерти[3]. Но, вопреки опасениям Уми, запах благовоний оказался приятным и свежим: так могла пахнуть роса, выпавшая на сочной зелёной траве и нежных цветочных лепестках, которые вот-вот раскроются навстречу проснувшемуся солнцу.
Каннуси Дзиэн всё пел и пел тихим надтреснутым старческим голосом, и Уми вдруг вспомнила, как они с Ямадой недавно пробрались в особняк градоправителя. Монах так же нараспев читал молитвы над телом покойного, и слёзы текли по щекам Уми, орошая ворот кимоно…
Осознав, что не в силах больше стоять прямо, Уми тяжело опустилась на татами. Глаз она не поднимала и потому видела, как на серой ткани хакама остаются мокрые круги, будто над нею прошёл короткий и тёплый летний дождь.
«В последние дни я слишком много плачу», – отстранённо подумала Уми. Пожалуй, за всю свою жизнь она не проливала столько слёз, как за эти несколько дней – с тех пор, как в игорном доме повстречалась с Косым Эйкити.
О, она бы многое отдала, чтобы вернуться в то утро и шепнуть самой себе на ухо: «Оставь этого бродягу в покое и просто забудь о нём!»
Не дотронься она тогда до иредзуми Косого Эйкити, всё наверняка сложилось бы совершенно иначе. Но могло ли одно-единственное решение повлиять на всё, что случилось после?..
Когда пение каннуси Дзиэна смолкло, Уми встрепенулась. Старик подошёл к отцу, что-то тихо сказал ему и, дождавшись ответного кивка, повернулся к Уми:
– Брат Горо и господин Хаяси довершат все необходимые приготовления. По дороге сюда я договорился со своим старым знакомым, каннуси из святилища Милостивого Владыки Сэйрю. Скоро всё будет готово к погребению, и мы сможем отправляться.
Погребение. Чуждое самой жизни слово резко царапнуло слух.
Уми поёжилась, шмыгнула носом и заставила себя кивнуть. Прежде ей уже доводилось слышать об этом месте, а однажды она даже заглядывала туда. Окружённое небольшим и тенистым парком, святилище Милостивого Владыки Сэйрю отчего-то сразу навеяло на неё грызущую изнутри тоску, и потому Уми быстро сбежала оттуда и впредь старалась избегать его.
Значит, именно там матери суждено было отправиться в свой последний путь…
– Но прежде я хотел бы попросить тебя о небольшой помощи, – продолжал каннуси. – Давай-ка выйдем на воздух.
Уми без особого воодушевления последовала за ним на веранду. Прежде Дзиэн уже просил её об услуге, когда в святилище Поющих Сверчков призывал духов земли. Но на сей раз дело явно заключалось в чём-то ином.
И предчувствие её не подвело.
– Пока есть возможность, я хотел бы кое-что тебе сказать, – снова заговорил каннуси, когда они опустились на нагретый солнцем дощатый пол веранды. В голосе старика послышалась отеческая мягкость. – Знаешь ли ты, почему служители Сэйрю читают молитвы вслух?
Уми покачала головой. Она не имела ни малейшего представления, к чему старик завёл этот разговор, но обидеть его откровенным пренебрежением попросту не посмела бы. Чтобы прийти сюда сегодня, Дзиэну пришлось пересечь полгорода и подвергнуть себя опасности – ведь ведьма Тё наверняка рыскала где-то поблизости в поисках Глаза Дракона. Выслушать его – та малость, которую могла сделать Уми, чтобы отблагодарить его за помощь и неравнодушие к её горю.
– Мы верим, что слово обладает огромной силой. А сказанное в нужное время и в нужном месте – вдвойне. Но это касается не только молитв и заклинаний, пропитанных магией. В обычной жизни даже самые простые слова – или глубокое молчание – могут сказать если не всё, то очень многое.
Седая борода каннуси слегка трепетала на ветерке, задувавшем из сада через приоткрытые сёдзи. Тщетно Уми прислушивалась: не донесёт ли очередное дуновение тихий шёпот родного голоса? Но ветер молчал. И Уми с горечью осознала, что молчание это будет длиться вечно.
Она так крепко стиснула рукава рубахи, что заболели пальцы. До этого момента Уми ни с кем не собиралась делиться тем, что было у неё на сердце. Но стоило ей встретиться с полными сочувствия глазами старого каннуси, как слова вдруг полились сами, словно вода из прорванной плотины:
– Когда я узнала, что все эти годы мать была в плену у ведьмы Тё, то думала увезти её подальше от Ганрю, как только ей станет лучше. Тогда мне казалось важным уберечь её от ведьмы, которая могла затаить злобу и попытаться отомстить за то, что мы ей помешали.
– Достойное решение. И куда ты думала направиться?
– К морю, – честно призналась Уми. – Мне казалось, мать скучает по столице, где прошла её юность. Эта ширма, расписанная волнами, – да даже тот последний сон, в котором она мне явилась, был на морском берегу.
Она не вдавалась в подробности, а Дзиэн не стал допытываться. Лишь с пониманием кивал, внимательно слушая, словно каждое слово Уми могло натолкнуть его на какое-то важное решение.
– Я так надеялась, что ей станет лучше, – Уми с ужасом осознала, что её голос снова предательски задрожал, но остановиться уже не могла. – Верила, что есть ещё время. Что она всё-таки сумеет… оправиться.
Последнее слово Уми пришлось проталкивать сквозь разом ставшее неподатливым горло. Она с ужасом замотала головой и закрыла ладонями лицо, но на этот раз рыдания оказались сухими и болезненными – слёз не было.
Похоже, она уже выплакала всё, что могла.
– Миори Хаяси была сильной женщиной, – снова заговорил Дзиэн, когда Уми немного пришла в себя. Она с изумлением подняла на старика покрасневшие глаза, и тот кивнул. – Да, я знал её. Твоя мать была одной из немногочисленных прихожан, которые находили утешение и покой в святилище Луноликой Радуги.
– А вы знали, кем она была… на самом деле? – не сумев скрыть волнения, выдохнула Уми.
– Догадывался. – Едва заметная улыбка тронула губы старика. – Но мы с ней никогда не говорили об этом. Я всегда уважал чужие тайны, ведь до недавнего времени и сам хранил одну. Однако невзирая на то, что твоя мать тщательно скрывала свою силу, бывали минуты, когда та всё же прорывалась наружу. И теперь я чувствую такую же силу в тебе.
В ответ на слова каннуси нечто, пробудившееся в Уми этой ночью, снова заворочалось в груди. С той поры, как они с О-Кин и баку сидели у футона покойной, оно не давало о себе знать. И отчего-то Уми хотелось, чтобы так продолжалось и впредь.
Но оно никуда не ушло. Уми неосознанно прижала руки к тому месту, где биение силы казалось наиболее ощутимым, и Дзиэн, не сводивший с неё внимательного взгляда, покачал головой.
– Не нужно бояться. Совсем скоро ты вспомнишь, каково это – ощущать в себе пульсацию ки.
Уми прикусила губу сильнее, чем следовало, и во рту тут же появился противный привкус крови.
– Она не нужна мне. Если бы я только могла обменять её на жизнь…
– Такой власти нет ни у кого, кроме Владыки Восточных Земель, – твёрдо отрезал Дзиэн, не дав ей закончить, и в его прежде полном теплоты взоре заблестела сталь. – Лишь он способен проложить тропу между всеми тремя мирами, связать воедино людей, ёкаев и тех, чей путь уже завершён. Не оскорбляй память рода, отказываясь от дара самого Сэйрю. Если легенды правдивы, это он – источник всего.
Уми не до конца поняла, что имел в виду Дзиэн, но расспрашивать ни о чём не стала, упрямо поджав губы.
Но старик, похоже, не намеревался продолжать назревающий спор. Он снова ободряюще похлопал её по плечу и добавил:
– Как бы то ни было, тебе предстоит много работы. Если не знать, как сдерживать силу, можно натворить больших бед. А я не думаю, что жители Ганрю столь же благодушно встретят проявления колдовства, как по приезде балагана.
Уми не могла с ним не согласиться. К тому же пока здесь рыскала тайная полиция, учиться владению магией было сродни самоубийству. Уми понятия не имела, как Ооно и ему подобные отыскивали колдунов, и не была уверена, что хотела бы знать.
Подвергать опасности клан Аосаки – особенно теперь, когда он был так уязвим… Даже несмотря на обиду и горечь от предательства отца и названного дядюшки, Уми ни за что не поступила бы так со своей семьёй. Не подставила бы дорогих и близких людей.
Даже сама мысль о таком страшном поступке причиняла боль. Уми – не её отец. И никогда такой не станет.
– Теперь, когда всё так обернулось, что будешь делать дальше? – Дзиэн испытующе посмотрел на неё, словно пытался натолкнуть на какую-то идею.
Уми лишь тяжело вздохнула. После смерти матери все смелые планы о побеге в столицу или за море не вызывали более того взволнованного трепета в груди, который предвещал начало чего-то нового и… важного. По-настоящему значительного.
Без денег и связей кому нужна она будет в чужой стране? Да и в том же Дайсине никто не встретит её с распростёртыми объятиями. От теней прошлого нигде не удастся скрыться надолго. Рано или поздно они всё равно настигнут её, как и болезненные отголоски всего пережитого в Ганрю.
Дзиэн не торопил с ответом, за что Уми была ему благодарна. Старик давал время собраться с мыслями – видит Дракон, сейчас ей это и впрямь было необходимо.
Словно чешуя, которую счищают с рыбы, одна за другой отпадали связи, которые Уми выстраивала столько лет. Становились ничего не значащими цели, которым ещё совсем недавно она следовала с привычным усердием и искренним желанием принести пользу своей семье. Отмирали старые привязанности, прежде занимавшие важнейшее место в её жизни.
Клан Аосаки, достойной частью которого она так стремилась стать.
Отец и дядюшка, на которых она всю жизнь равнялась, – люди, без раздумий продавшие свою семью ведьме из страха лишиться власти.
Ёсио, павший жертвой собственной алчности. Через каких-то несколько дней они могли бы стать друг для друга гораздо бо́льшим, чем прежде, – соратниками, преданными и стойкими. Чтобы встать спина к спине и не бояться предательского удара в спину.