Уми потёрла левое запястье, где ещё совсем недавно носила браслет из драконьей слезы. Этот подарок спас ей жизнь. Пускай и немного, но сгладил боль от предательства старого друга, кому она так доверяла…
Мысли вернулись в прежнее безрадостное русло. Уми подумала о Дзёе, ставшем совсем незнакомым и чужим. В глазах доброго и самоотверженного мальчика, которого она когда-то знала, появились невиданные прежде злоба и хитрость. Осталось ли в этом человеке хоть что-то от прежнего Дзёи, который был так дорог её сердцу? Уми боялась, что не сумеет ответить на этот вопрос так, чтобы после ни о чём не сожалеть.
И мама, отдавшая жизнь за то, чтобы Уми не повторила судьбу своего друга. Много лет её имя было созвучно со всем самым горьким и мучительным, что только можно вообразить. Так много, что теперь Уми становилось по-настоящему страшно и больно.
Мама не заслуживала того, что с ней случилось…
Неожиданно Уми пронзила мысль – ясная и отчётливая, затмившая собой все остальные.
– У меня ничего не осталось, – на сей раз голос её был спокойным и твёрдым, словно в глубине души она уже приняла это. Смирилась. – Всё, ради чего я жила, обратилось в пыль под ногами.
Дзиэн с пониманием закивал.
– Когда я похоронил всю семью и гадал, что мне делать дальше со своей ставшей враз ненужной жизнью, то пришёл к тому же неутешительному выводу, что и ты теперь.
Уми с изумлением воззрилась на него. Прежде каннуси не рассказывал о себе, и тем печальнее стало слышать, какое горе ему довелось пережить.
– Тогда я был ненамного младше тебя, и лишь по чистой случайности оказался в ту злополучную ночь не дома, а у реки. – Взгляд старика разом посуровел, будто бы, обратившись к далёкому прошлому, столкнулся с такой непроглядной тьмой, откуда никому не выбраться. – Они все сгорели заживо, огонь не пощадил даже нашего дворового пса, а я… остался.
– И что же вы сделали? – со смутной невысказанной надеждой обратилась к нему Уми.
– Отправился куда глаза глядели, – вздохнул старик. – Пока было лето, помогал в поле крестьянам. Зимовал уже в городе, расчищая улицы от снега. А позже устроился на пожарную вышку. Сидел на ней всю ночь, как сыч, не смыкая глаз. Хотел уберечь людей от огня. Думал, что так удастся заткнуть воющую дыру в груди, которая зияла с той самой ночи. Поначалу это помогало, но ненадолго. Я всё искал и искал – какого-то чуда или же смерти, сам толком не знал. Чувствовал лишь, что упускаю из виду нечто важное и очевидное, и меня это злило до дрожи в руках… Но когда наступила весна, я покинул город. Тогда-то впервые я и услышал голос.
– Голос? – недоумённо нахмурилась Уми. – Чей же?
– Поначалу я думал, что меня смущает какой-то дух. В тот день я шагал до самой темноты и решил, что продолжу путь и ночью. Тогда во мне откуда-то проснулись силы, и лишь спустя много лет, возвращаясь к воспоминаниям о той необычайно тёплой лунной ночи, я осознал, что их дала мне она.
– Земля, – догадалась Уми, и отчего-то губы её тронула невольная улыбка.
– Верно! – В глазах старика, где прежде плескалась одна лишь боль, заискрилось столь глубокое счастье, что у Уми перехватило дыхание. – Она долго говорила со мной. Показала, что ничто не может оставаться пустым и мёртвым вечно. Отдав по осени все свои соки, после затяжной зимы земля может снова родить. Даже на пепелище в конце концов отстраивают новые дома – так Дайсин и многие города Тейсэна не раз восставали из праха и продолжали сверкать ярче прежнего.
А потом её голос вёл меня много дней через леса и перевалы, пока наконец я, исхудавший и измученный дальней дорогой, не оказался у ворот обители, где меня уже ждал старик с такими светлыми и добрыми глазами… Знаешь, они ведь снятся мне до сих пор. Глаза того, кто стал мне вторым отцом и братом, лучшим другом и величайшим утешением в самые тёмные и мучительные дни. Позже учитель говорил, что услышал моё приближение загодя – как слышал и остальных, что приходили уже после меня. Необыкновенный был человек, да убережёт Владыка его светлую душу!
Слушая удивительную историю Дзиэна, Уми чувствовала, как в груди постепенно начинает разгораться до того едва тлевший уголёк надежды. Значит, ей тоже когда-нибудь удастся оставить позади всё, что случилось за эти демонами про`клятые дни. Может, она сумеет наладить связь со стихией воды, как когда-то удалось Дзиэну с землёй, и так обрести новую цель в жизни.
Но прежде…
– Мне нужен наставник, – едва слышно выдохнула Уми. Старик ободряюще улыбнулся ей, и она продолжила уже более уверенным тоном: – Если это и впрямь та самая сила, которую вы с Ямадой пытались пробудить во мне, чтобы снять наложенное ведьмой проклятие, то только она может помочь!
– Ты мыслишь в верном направлении, – с серьёзным видом подтвердил каннуси. – Для молодого и неопытного колдуна хороший наставник важен не меньше, чем чистый свежий воздух для поддержания жизни всех населяющих этот мир существ.
– В таком случае, каннуси, не окажете ли мне честь? – Уми низко поклонилась Дзиэну, коснувшись лбом татами.
Но старик с сожалением вздохнул, качая головой:
– Спасибо за доверие, Уми. Но я уже стар и не смогу достойно завершить твоё обучение. Теперь, когда бремя хранителя Глаза Дракона перешло брату Горо, силы стали покидать меня. Так что не за горами тот день, когда моя душа отправится в своё последнее странствие.
– Но…
– Уми, – мягко, но уверенно перебил Дзиэн, – поверь, я знаю, о чём толкую. Столь скорая потеря наставника может тяжело сказаться на тебе самой и твоих силах. Не о такой судьбе для тебя мечтала мать, отдавшая последние крохи своей ки, чтобы снять сдерживающую печать. Не желаю для тебя такой участи и я. Далеко не все колдуны на моей памяти могли достойно справиться со смертью наставника, особенно если их связь была слишком крепка.
Уми хмуро слушала его, но перебивать не решалась.
– Видишь ли, порой ки выплетает между всем живым настолько прихотливые и сложные узы, что разбираться в их хитросплетении можно всю жизнь, – развёл руками Дзиэн. – Ты молода, и тебе нужен наставник, который проживёт ещё долго и сможет передать все накопленные знания и мудрость. Показать как живительная сила меняет этот мир – и прежде всего тебя саму.
Уми тяжело вздохнула. Чутьё подсказывало, что ей не удастся убедить старика, и потому укол разочарования оказался не столь болезненным, как она ожидала.
Но следом её вдруг посетила мысль, показавшаяся интересной, и она поспешила поделиться ею с Дзиэном:
– Раз так, сможет ли меня учить, скажем, какой-нибудь сильный ёкай?
Глаза старика расширились от изумления. Похоже, этого вопроса он не ожидал. Но ответить так и не успел – его опередила О-Кин, по обыкновению своему появившись словно из ниоткуда.
– Ни один здравомыслящий дух никогда не станет учить человека, – возвестила она, скрестив руки на груди. – Ки течёт в нас по-разному, и толку от такой учёбы не будет. Только рассоримся и потеряем понапрасну кучу времени.
– И давно ты здесь? – всплеснула руками Уми.
– О-Кин не оставит Миори до тех пор, пока её путь в этом мире не окончится. – На кукольное личико дзасики-вараси набежала тень. Но когда она гордо вздёрнула подбородок, тень исчезла, будто её и не было. – Такова клятва О-Кин. А О-Кин всегда держит слово.
– Это делает тебе честь, благородный дух. – Дзиэн склонил голову, и дзасики-вараси чинно вернула ему поклон.
Уми давно поняла, что О-Кин была преданна её матери. Но оставалось лишь гадать, насколько далеко простирались границы этой верности. И как сильно О-Кин могла тосковать по безвременно ушедшей подруге…
Чтобы горькие мысли снова не захватили разум, Уми поспешила отвлечься и задать не дававший ей покоя вопрос:
– Но зачем же тогда Бура предлагал мне свою помощь в обучении?
Прежде чем дать ответ, каннуси Дзиэн задумчиво потёр лоб:
– К новоявленным колдунам Бура испытывает особенное отношение. Видишь ли, некогда он был таким же священнослужителем, как и я.
Даже О-Кин не смогла скрыть изумления от услышанного. Ёкай с интересом наклонила голову и не сводила со старика проницательного взгляда. А про Уми и говорить нечего. Она и помыслить не могла, что Бура когда-то был человеком!
– Он почти не помнит о прошлой жизни, – продолжал Дзиэн, – но порой, когда судьба сводит его с молодыми колдунами, чья сила должна вот-вот проявиться, что-то в нём меняется. Наверняка в один из таких моментов «просветления» Бура и вознамерился стать твоим наставником.
О-Кин что-то тихо проворчала себе под нос и покачала головой, а Уми отчего-то стало жаль духа-фонарика. Раз душа Бура не сумела отыскать пристанища в Стране Корней и осталась в мире ёкаев, значит, что-то не давало ей покоя. Но каннуси если и знал, в чём было дело, то вдаваться в подробности не захотел, а настаивать Уми не стала. Ей и без того было о чём поразмыслить.
Чтобы новообретённая сила не внушала страх, но служила на благо, Уми нужен наставник-человек. Желательно молодой или среднего возраста. И среди окружения Уми только двое подходили на эту роль. Дзёя – её давний друг и ученик белой ведьмы. И Горо Ямада – странствующий монах, недавно ставший хранителем Глаза Дракона.
Каннуси говорил об узах между наставником и учеником. Уми подумалось, что в это сложное понятие старик вкладывал прежде всего доверие. И довериться Дзёе, колдуну-отступнику в бегах, который скрывался от тайной полиции, она бы точно не смогла. Только не теперь, после всех обрушившихся на неё предательств и разочарований. Ещё одно её сердце вряд ли выдержит.
– Значит, остаётся только Ямада, – подвела черту под своими размышлениями Уми.
Если бы она в этот миг посмотрела на Дзиэна, то наверняка заметила бы, каким довольством блеснули его тёмные глаза. Но Уми продолжала рассуждать вслух, потупив взор, и потому перемена в лице каннуси осталась ею незамеченной.
– Но ему предстоит опасный путь в логово Ямамбы, и я могу стать для него серьёзной обузой. – Наконец Уми подняла взгляд на Дзиэна. – Как думаете, каннуси, он… согласится?