Уми замотала головой, усилием воли заставляя мятущиеся в голове мысли затихнуть хотя бы на время. Сейчас нельзя поддаваться слабости. Разве она не решила всё, сидя на веранде домика каннуси, пока тело её матери пожирал огонь?
Она не сможет оставаться здесь. Не сумеет без стыда смотреть людям в глаза, зная, что ведьму Тё в город привели её отец и дядюшка Окумура. Хоть и неспроста говорят, что у якудза нет ни совести, ни чести – Уми не могла отрицать, что руки градоправителя Ганрю и главы клана Аосаки были по локоть в крови, – но всё же с тем, что произошло с матерью и Дзёей, она никогда не сможет примириться.
А ещё ей позарез нужно было начать обучение запретному колдовству, чтобы сила ненароком не выдала её. Снова попадаться тайной полиции в планы Уми точно не входило. Слишком свежи оставались воспоминания о неприятной встрече с господином Ооно…
Но для начала стоило подумать над тем, как покинуть усадьбу Хаяси, не вызвав ни у кого подозрений. Отцу и остальным сегодня было явно не до неё, но по-хорошему следовало получить фору хотя бы до утра следующего дня. Наверняка отец так просто не смирится с её самовольным бегством и направит погоню.
Уми покосилась на летнее кимоно нежно-зелёного цвета, с вышитыми на подоле горами и рекой, которое дожидалось её на вешалке-ико́. Можно притвориться, что она отправилась на танцы по случаю Обона – бон-одо́ри. Тогда до самого позднего вечера её точно не хватятся.
Пожалуй, так она и поступит. В сложившейся ситуации на большее и рассчитывать не стоило.
Отогнав от себя все мысли о том, что может статься в случае, если её постигнет неудача, Уми сбросила одежду, в которой была на похоронах матери, и принялась облачаться в кимоно, которое наверняка Нон собственноручно постирала, а затем как следует просушила и сшила.
При мыслях о Нон сердце сжалось от тоски и осознания скорой разлуки. Невольная соучастница её каверз, Нон наверняка будет скучать по обществу своей молодой госпожи. Как и Томоко, на руках которой Уми, можно сказать, выросла. Надо бы отыскать их и попрощаться – само собой, так, чтобы они ни о чём не догадалась раньше времени…
Только как следует расправив рукава одеяния, Уми осознала, что попала в глупейшее положение из всех возможных. Она не сможет сама завязать пояс!
Ну и ну, будь же проклята всеми демонами Хякки Яко её рассеянность! Похоже, придётся снова переодеваться и идти как есть. Но тогда нужно как можно скорее придумать другую легенду. Ямада и Тэцудзи не станут дожидаться, пока она решит здесь все дела, и покинут Ганрю. А отец ни за что не поверит, что она отправилась на бон-одори в столь неподобающем виде…
Вдруг спины коснулись чьи-то небольшие ладони, прервав поток ударившихся в панику мыслей, а затем кто-то несколькими выверенными и ловкими движениями завязал пояс.
Уми обернулась. О-Кин исподлобья смерила её тяжёлым взглядом. Ёкай появилась, как всегда, тихо и неожиданно, но Уми искренне обрадовалась ей. Не хотелось уходить, не попрощавшись.
О-Кин такого точно не заслуживала.
– Спасибо, – сдержанно поблагодарила её Уми. Она мельком видела дзасики-вараси на похоронной церемонии и теперь не знала, как подступиться к ней.
Не она одна сегодня лишилась дорогого и близкого человека…
– Куда-то собираешься? – как ни в чём не бывало поинтересовалась О-Кин, но Уми не сумела обмануть нарочитая беззаботность её тона.
– Скоро начнётся бон-одори, – в подтверждение своих слов Уми помахала плоским веером, расписанным изящными хризантемами. – Ты же знаешь, как я его люблю.
О-Кин тяжело опустилась подле низенького столика, и Уми последовала её примеру.
– О-Кин слышала ваш разговор на веранде, – теперь в тоне ёкай прорезалась неприкрытая усталость. – И О-Кин слишком хорошо тебя знает, чтобы понять: так просто от задуманного ты не отступишься. Так что прибереги эти уловки для своего отца – Владыка свидетель, они тебе могут ещё понадобиться. Скажи только, ты хорошо подумала?
Уми кивнула, постаравшись вложить в этот жест всю свою решимость.
– Ясно, – покорно понурила голову дзасики-вараси. – Тогда О-Кин придётся отпустить тебя. Только дай слово, что вернёшься.
– О-Кин…
– Обещай! – воскликнула она, и в её тёмных глазах вдруг заблестели слёзы. Зрелище это было столь редким, что Уми опешила от неожиданности и печали, которая вдруг глухой болью отдалась в груди.
– Даю слово, – сдалась Уми. – Но когда и при каких обстоятельствах это случится, я не…
Но ёкай не дала ей закончить.
– О-Кин довольно и этого. Раз ты считаешь, что так будет лучше, О-Кин не станет препятствовать… Хотя будет очень скучать, – ёкай промокнула глаза рукавом кимоно, но тут же встрепенулась, словно вспомнив о чём-то крайне важном. – Ах, ты непременно должна взять с собой это!
С этими словами дзасики-вараси вынула из рукава шпильку-кандзаси на позолоченных ножках и протянула ей.
Со смертью матери и освобождением Дзёи из тюрьмы Уми совсем позабыла о ней. Дрожащими пальцами она стиснула украшение. Во сне мать говорила, что эта шпилька – семейная реликвия, принадлежавшая роду Дайго. Страшно подумать, насколько ценной она была на самом деле.
Чтобы не потерять кандзаси во время танцев, Уми надёжно припрятала её в складках пояса.
– Никто не должен узнать о ней, особенно ведьма, – последнее слово О-Кин, казалось, выплюнула бы, если бы могла.
– Уж она-то точно последняя, с кем я намереваюсь встретиться, – хмыкнула Уми.
Но О-Кин, вопреки ожиданиям, даже не усмехнулась.
– Времени у тебя немного, так что собирайся, – поторопила она и бросила Уми невесть откуда взявшуюся заплечную суму. – Красавчик-монах, обезьян и старый каннуси вот-вот покинут усадьбу, и тебе ещё нужно будет их нагнать.
Уми поразилась тому, с какой лёгкостью О-Кин догадалась о её плане последовать за Ямадой и Тэцудзи. С другой стороны, это решение было самым простым и очевидным, ведь без помощи Ямады никто не доберётся до убежища горной ведьмы. Так что О-Кин права: Уми следовало поспешить, если она не хотела остаться ни с чем.
И она принялась за дело, мысля как никогда холодно и ясно. Уложила в суму несколько смен одежды и одно подбитое ватой кимоно – даже в начале осени на перевалах мог выпасть снег, и к таким внезапным переменам погоды следовало быть готовой. Обычные женские кимоно Уми оставила без внимания: они ей вряд ли понадобятся. В дороге куда уместнее будет выдать себя за юношу. Хотя за последние годы разбойников в окрестных лесах стало куда меньше, чем прежде, когда влияние клана Аосаки было не столь крепким, вероятность встретиться с ними на узких горных трактах всё же оставалась.
Следом за одеждой Уми положила в суму патронташ и лакированную шкатулку, которые извлекла с самого дна ящика комода. С виду шкатулка ничем не отличалась от своих товарок, в которых хранились нити и иглы для рукоделия, но в действительности это был набор по уходу за револьвером – прошлогодний подарок дядюшки Окумуры. Прожив всю жизнь среди якудза, Уми не понаслышке знала, что добротное оружие, которое всегда держишь под рукой, не единожды может спасти тебе жизнь.
Беглым и привычным взглядом Уми осмотрела револьвер. Полностью заряжен, ствол хорошо прочищен, спусковой крючок не заедает. Она очень надеялась, что оружие ей в ближайшее время не понадобится, но всё равно уложила его на самом верху сумы. На всякий случай.
Самую нелёгкую задачу Уми оставила напоследок. Умница О-Кин уже разложила на низеньком столике лист бумаги, кисть и тушечницу, а потом склонилась над шкатулкой с рукоделием и принялась то распутывать нитки, то снова сматывать их в клубок.
С тяжёлым сердцем Уми взяла в руки кисть – но слова вдруг полились сами собой, словно только и ждали подходящего мгновения.
«Отец, когда вам в руки попадёт это письмо, я буду уже далеко от Ганрю. Мне нужно время, чтобы принять дар, доставшийся от матери, – а пока в нашем городе пребывают особые гости, это сопряжено с большой опасностью для семьи. Надеюсь, когда я буду готова вернуться, вы позволите мне снова стать частью семьи. Если же этого не случится, значит, такова моя судьба. Я приму любое ваше решение, но прошу только об одном: не ищите меня. Не тратьте понапрасну время и силы братьев клана Аосаки. Они сейчас намного нужнее самому Ганрю и его жителям.
Осмелюсь попросить вас: не забывайте оставлять подношения домовому духу и молиться за маму. Я тоже буду молиться – и надеюсь, что в пути Великий Дракон убережёт меня и нам снова доведётся свидеться».
Подписываться Уми не стала: отец и без того узнает её почерк с первого же иероглифа.
Дождавшись, пока чернила высохнут, Уми сложила письмо и протянула его О-Кин.
– Прошу тебя, подложи его на стол отцу в подходящий момент – но так, чтобы оно не попало не в те руки.
Дзасики-вараси молча кивнула, и письмо исчезло в расшитом цветами рукаве кимоно. Потом ёкай хлопнула в ладоши, её силуэт скрылся в пёстром вихре – и в следующий миг на месте крохотной О-Кин сидела стройная молодая красавица, в тонком лице которой смутно угадывались знакомые черты.
– Это… – у Уми натурально отвисла челюсть от одного только взгляда на нечеловечески притягательную красоту ёкай.
– Всего лишь один из обликов О-Кин, не обращай внимания, – делано отмахнулась дзасики-вараси. – О-Кин хочет проводить тебя до окраин города, а сделать это будет намного проще в человеческой личине.
С этими словами она изящно поднялась и подхватила заплечную суму с такой лёгкостью, будто та ничего не весила.
– И должен же кто-то незаметно вынести твои вещи из дома и собрать на кухне еды в дорогу, пока ты будешь прощаться со всеми, – напоследок подмигнула ёкай – и была такова.
Уми только и оставалось, что шумно вздохнуть, признавая правоту О-Кин. И за какие заслуги ей досталась такая понимающая и предусмотрительная подруга, одному Дракону ведомо…