В памяти горожан слишком свежи были воспоминания о случившемся в балагане. Никто не желал становиться послушной и безвольной куклой в руках безжалостной ведьмы. Никто не хотел умирать.
Если бы не каннуси Дзиэн, окруживший своих спутников защитным заклинанием, обезумевшая толпа попросту смяла бы их.
– Выбирайтесь из города! – Дзиэн подался навстречу Горо, пытаясь перекричать вопли насмерть перепуганных жителей Ганрю.
С этими словами он всучил ему духа-фонарика, продолжавшего что-то тихонько урчать себе под нос. Но лишь теперь, держа его в руках, Горо сумел ощутить её: силу Глаза Дракона, которую маленький ёкай до поры прятал в себе. Оттого и пел: ки самого маморигами наполняла его до краёв.
За ней-то и явилась ведьма в белой маске.
Не дожидаясь ответа, Дзиэн шагнул за пределы защитного барьера. Горо рванулся было следом, но его удержали чьи-то тонкие руки. Дзасики-вараси, принявшая человеческий облик, не мигая уставилась на него.
И взгляд этот был полон невысказанной тревоги.
– Делай что должен, – проговорила она и в следующий миг резко притянула за ворот кимоно чуть ли не вплотную к своему лицу и понизила голос. Но даже сквозь вопли обезумевшей толпы Горо сумел разобрать каждое слово. – А ещё присматривай как следует за Уми. Если с ней что-нибудь случится, не видать тебе покоя до самой смерти.
Она выпустила его из своей цепкой хватки и скользнула следом за Дзиэном. Что-то отчаянно закричавшая ей в спину Уми удостоилась лишь прощального взмаха изящной бледной руки.
А в следующий миг О-Кин, как до того и каннуси Дзиэна, поглотила панически бурлящая толпа.
С трудом сглотнув вставший поперёк горла горький комок, Горо обвёл взглядом всех оставшихся спутников. Уми, с револьвером наготове, была бледна, но глаза её горели решимостью. Она не должна находиться здесь, и, видит Дракон, Горо пытался уберечь её. Пытался… Но теперь уже поздно предаваться пустым сожалениям. И без угроз О-Кин он сделал бы всё, чтобы защитить её.
Тэцудзи, похоже, не мог сдержать охватившей его дрожи и старался держаться поближе к Горо. Мудрое решение: только так удастся защитить принца.
Дзёя Окумура же, как и Уми, неотрывно смотрел в ту сторону, куда ушли каннуси и ёкай. Он до крови закусил губу, и тонкая струйка прочертила линию по подбородку. Но колдун этого, казалось, не заметил. Его помощник Нобору топтался рядом. И без того тщедушный, он будто весь сжался от страха, чтобы стать ещё незаметнее.
Горо не без оснований опасался, что сила Глаза Дракона может снова пленить колдуна-отступника. Но за всё то время, что Дзёя находился с ними, он не удостоил духа-фонарика и взглядом. Быть может, страх перед ведьмой Тё пересилил даже жажду обладания величайшим сокровищем.
Но Горо всё равно не доверял Дзёе Окумуре и не собирался спускать с него глаз. Будучи на стороне белой ведьмы, Дзёя уже однажды предал её. Что помешает ему обратиться против них, когда он сочтёт нужным?
– Держитесь рядом, – справившись с накатившим страхом, проговорил Горо, крепче сжимая посох и другой рукой придерживая всё так же беззаботно поющего духа-фонарика. – И, если на то будет воля Владыки, мы выберемся из этого города живыми.
О-Кин нагнала каннуси Дзиэна у самой вышки, где до того сидели музыканты. Теперь та пустовала, но вокруг по-прежнему было много празднично наряженных людей с перекошенными от ужаса лицами. Словно насекомые из разорённого муравейника, они разбегались кто куда.
Вот только всем от ведьмы убежать не удастся, О-Кин это понимала как никогда ясно. Западный ветер доносил до её чуткого обоняния запах недавно пролитой крови. Похоже, ведьма уже успела кем-то поживиться, чтобы набраться сил перед неминуемым сражением…
О-Кин содрогнулась. Кровь никогда не питала её, но она не понаслышке знала, что многие ёкаи любили таким образом восстанавливать подорванные силы.
Они с каннуси не смогут помочь всем, кто будет в них нуждаться. Старик заметно сдал с момента их последней встречи: ёкай чувствовала, как ки утекает из него, словно вода из ушата с пробитым дном.
Да и сама она, надо сказать, была далеко не на пике своих способностей. За несколько дней О-Кин пережила несколько стычек – сначала с тэнгу, а потом и с обезумевшим от силы железного корня Саном. Ничего удивительного, что силы её оказались заметно подорваны.
Но это не значило, что О-Кин отступит. О нет, она сделает всё, чтобы эта дрянь в белом горько пожалела, что вообще сунулась в Ганрю. Что посмела осквернить своим вмешательством чистую магию Дракона, которая текла в жилах её дорогой подруги, – и выпить почти до дна…
– Поганая ведьма снова испортила всем праздник, – процедила О-Кин, поддев носком сандалии растоптанный веер. Ещё совсем недавно он, украшенный изящной росписью, наверняка скрывал смущённую улыбку одной из городских красавиц, а теперь встретил свой печальный конец под ногами обезумевших от ужаса горожан.
– Почему ты здесь, благородный дух? – покосился на неё каннуси.
– У О-Кин с этой тварью свои счёты, – с нарочитой лёгкостью бросила она, приняв свой обычный облик. Человеческая оболочка теперь была ни к чему: следовало поберечь силы для колдовства.
Горожан вокруг становилось всё меньше, пока наконец поток людей не иссяк. Лишь тогда в дальнем конце улицы показалась тонкая белая фигура, которая приближалась к деревянной вышке с нечеловеческой скоростью.
– Спрячься, – велел каннуси Дзиэн, не отводя взгляда от надвигавшейся на них противницы. – Пусть думает, что я здесь один. Постараюсь измотать её как следует, а в решающий момент ты нанесёшь удар.
Времени на выбор другой стратегии у них не оставалось, и О-Кин пришлось подчиниться. Скрыв до поры своё присутствие от всех, в том числе и от других духов, она отошла от каннуси на некоторое расстояние. Маска ведьмы внушала тревогу: О-Кин всем существом своим чуяла, что в ней таилось нечто, чего ёкай не понимала и подспудно страшилась.
В голове невольно крутилась паническая мысль, от которой О-Кин не могла отделаться, как ни старалась. Вдруг тот, кто прячется за белой личиной, сумеет учуять её, несмотря на все предосторожности…
Кем было это загадочное существо и почему его следовало опасаться, оставалось лишь гадать. Но одно О-Кин могла утверждать наверняка: тому, кто попадётся ему, будет уготован страшный конец.
Но пока он не проявлял себя и ничем не выдавал своего присутствия – должно быть, дремал или наблюдал за происходящим со стороны. Как наблюдала и О-Кин, спрятавшись за перевёрнутой тележкой, с которой ещё совсем недавно торговали жареной лапшой. От упавшего котелка долетал запах ещё не успевшей остыть еды, но от затаённого ужаса О-Кин не ощущала ничего, кроме тошноты.
Лишь усилием воли ёкай удалось отгородиться от всех остальных звуков и запахов и сосредоточиться на главном. Она вся подобралась, готовая прийти старику на выручку в любой момент.
Ведьма приближалась. Её рукава и подол кимоно были залиты багровыми росчерками, от которых так и разило чьей-то мучительной гибелью. Кровью оказался измазан и бледный лик маски – словно то, что жило в ней, выпило чью-то жизнь покрытыми лаком деревянными, чуть приоткрытыми губами, за которыми виднелись чернёные по старому людскому обычаю зубы.
Если Дзиэна как-то и покоробило это в высшей степени омерзительное зрелище, то он ничем не выдал своих истинных чувств. Со смирением и удивительным для его положения спокойствием он взирал на приближение ведьмы.
– Прочь с дороги, старик, – лениво махнула рукой ведьма, но Дзиэн был готов и развеял её подло насланное заклятие одним движением посоха.
– Ты больше не хранитель Глаза, я чувствую это, – продолжала Тё, надвигаясь на каннуси так же неумолимо, как безжалостная поступь времени. – А потому не представляешь для меня интереса. Уйди с дороги, и я обещаю сохранить тебе жизнь.
– Я не буду с тобой торговаться, дочь мёртвого знания, – в тоне Дзиэна прорезалась неслыханная прежде сила, и от её отголосков по коже О-Кин пробежали мурашки. – Дальше ты не сделаешь ни шагу.
С этими словами Дзиэн стукнул посохом по земле. Ответом ему послужил глухой гул, словно под Ганрю заворочалось какое-то древнее исполинское чудовище.
Он пробуждает её, догадалась О-Кин, и от этого осознания сердце наполнилось знакомым приятным теплом. Каннуси взывал к силе стихии, которая отзывалась на его течение ки.
– О, Цути-я, – одними губами прошептала О-Кин, хранитель домашнего очага, могущественный дух земли. – Услышь нас и помоги, молим тебя!
И земля откликнулась. Она всегда любила своих детей, О-Кин ощущала это всем своим существом. Олицетворение самой жизни, Цути неистово противилась всему, что несло за собой смерть и забвение. Стихия восстала против ведьмы Тё и, вздыбившись, отшвырнула её прочь, словно бумажную куклу.
Но ведьма – или то, что напитывало её силой, – оказалась не так проста. Раскинув руки в стороны, словно огромный бледный мотылёк, она спланировала на пошедшую волной некогда утоптанную главную улицу квартала Фурумати. А когда земля под её ногами разверзлась, желая раз и навсегда поглотить Тё, ведьма, словно предвидев это, вдруг подпрыгнула и опустилась прямо перед каннуси Дзиэном.
Старик так ослаб, что не смог даже поднять руки, чтобы защититься. За миг до того, как О-Кин покинула своё убежище, бросившись на помощь, ведьма отшвырнула его прочь – и Дзиэн упал, проломив одну из балок, на которых стояла деревянная вышка.
От удара та заметно покосилась, но всё же устояла. Но брошенным наверху инструментам повезло меньше. От удара о землю в нескольких местах треснул барабан – и теперь в небо с немым укором зиял его будто бы раскрытый в так и не вырвавшемся крике рот.
О-Кин не успела бросить даже взгляда в сторону каннуси – жив ли? Даже если старик тяжело ранен, сейчас она ему помочь не сможет. Её дело теперь – ведьма Тё.
Самое важное дело, для которого она жизни своей не пожалеет.