Не подозревавшая подвоха ведьма направилась дальше, но О-Кин набросилась на неё со спины, словно дикая кошка. С таким врагом не до благородной битвы, так что никаких угрызений совести ёкай не испытывала.
Напротив, её охватило до дрожи будоражившее возбуждение, которое всегда накатывало во время очередной схватки с недругами. О-Кин не смогла бы описать, с каким удовольствием вцепилась в волосы и шею ведьмы, как рвала и неистовствовала, пока Тё вопила и пыталась стряхнуть её с себя.
Блаженство! Напрасно твердят, что месть не приносит облегчения. Когда своими глазами видишь страдания врага, нанесённые им раны саднят уже не столь сильно…
Наконец О-Кин ослабила хватку и, перескочив через плечо ведьмы, оказалась прямо перед маской, за которой яростно горели ненавистные глаза.
– Ах ты маленькая дрянь! – взвизгнула Тё. И куда только подевался прежний надменный тон, обращённый к каннуси Дзиэну ещё совсем недавно?
О-Кин злорадно ухмыльнулась, утерев рукавом кровь ведьмы со своих губ.
– На вкус ты такая же поганая, как и на вид.
Не тратя больше времени на разговоры, ведьма бросилась на неё. О-Кин это вполне устраивало: она не горела желанием дольше положенного лицезреть мёртвый лик маски. Воспользовавшись преимуществом своего роста и сложения, ёкай пригнулась и ловко вильнула в сторону.
Но Тё всё равно успела зацепить её ударом своих когтей, ставших вдруг нечеловечески длинными. О-Кин тоненько вскрикнула, ухватившись за правое плечо. Рана оказалась глубокой: цветы пиона, украшавшие кимоно, вмиг пропитались кровью.
О-Кин не могла видеть человеческого лица ведьмы, но откуда-то знала: бледная дрянь улыбалась. Плотоядно и кровожадно, наверняка предвкушая, как закусит после бедных ни в чём не повинных горожан одним незадачливым духом.
Но будь О-Кин навеки проклята, если даст ей такую возможность!
Пока ведьма неторопливо приближалась, острый взор О-Кин заприметил на маске Тё небольшую трещинку. Незначительную и едва различимую, словно тонкий волос, но если ударить туда прицельно, да посильнее…
Сделав вид, что ей стало совсем дурно от вида собственной крови, О-Кин принялась собираться с силами для одного-единственного удара, который должен был решить всё.
Она или заставит ведьму сбежать, позорно поджав хвост, или…
Ведьма снова рванулась к ней. В тот миг казавшаяся прежде безжизненной маска ожила. В покрытом белой краской и лаком дереве зашевелились мириады мелких крылатых насекомых, и О-Кин передёрнуло от отвращения.
Но сбить её с толку ведьминой мерзости не удалось: всё-таки О-Кин была сильной и умелой ёкай. Когда поганый лик ведьмы оказался настолько близко, насколько возможно, О-Кин ударила, вложив в кулак всю свою силу.
Над кварталом Фурумати разнёсся истошный вопль ведьмы, полный боли и бессильной ярости.
А в следующий миг какая-то неведомая злая воля отшвырнула О-Кин прочь, словно пылинку. И когда дзасики-вараси пробила своим по-детски крохотным тельцем стену одного из домов, её сознание угасло…
Когда земля дрогнула в первый раз, Дзёе невольно подумалось, что вряд ли это задержит патронессу надолго. Она оказалась сильнее, чем он мог вообразить – даже за столько лет пребывания подле этой женщины ему так и не удалось сполна познать всю степень её могущества.
А следом вспомнилось сегодняшнее землетрясение, благодаря которому Дзёя сумел скрыться от тайной полиции. Наверняка оно было делом рук колдуна – возможно, даже того самого полицейского со шрамами. Дзёе не хотелось даже думать, насколько тот силён, раз сумел так легко подчинить себе твердь…
Поскорее бы выбраться из этого демонами проклятого города!
Они шагали за монахом сквозь толпу ревущих от ужаса жителей Ганрю. Женщины с детьми и некоторые мужчины скрывались в домах, накрепко закрыв двери и ставни на окнах.
Наивные, даже самая крепкая дверь не спасёт от госпожи Тё, если та решит до них добраться.
Но некоторые оставались на улицах и, прихватив с собой первое, что попадалось под руку и могло сойти за оружие, примыкали к отрядам полицейских, которых стекалось к кварталу Фурумати всё больше. Всякий раз, когда люди в форме приближались к их маленькой группке, Дзёя опускал голову и надеялся, что чары отвода глаз, наложенные на его шляпу, ещё не развеялись. Вряд ли каждый страж порядка в Ганрю знал его в лицо, но рисковать всё равно было ни к чему. Среди обычной городской полиции могли затесаться и служащие со свёрнутым кольцом драконом над козырьком фуражки… Вот им-то попадаться точно не стоило. Во второй раз сбежать от тайной полиции ему точно не удастся, Дзёя знал это наверняка.
Защитный купол, который возвёл вокруг них старый каннуси, продержался недолго. И вскоре их маленький отряд возглавила Уми – кто, как не якудза, лучше всех знавшая этот город, мог вывести их отсюда кратчайшим путём?
Чем дальше уходили они от квартала Фурумати, тем меньше народу попадалось на улицах. Похоже, вести о приближении госпожи Тё намного опередили их. Сиротливо покачивалась на ветру оборванная, унизанная бумажными фонариками верёвка – должно быть, прежде она была натянута над узенькой улочкой, которой вела их Уми. Тут и там находились потерянные кем-то сандалии и обрывки одежды, словно до них этой же дорогой промчался какой-то лоскутный монстр.
И лучше бы это мнимое чудовище оказалось реальным, а не взбешённая госпожа Тё, которая уже не остановится ни перед чем. Особенно когда искомое было совсем близко…
Подземные толчки вскоре постепенно затихли, как и крики горожан – к тому моменту все уже попрятались кто куда. Эта внезапно повисшая над Ганрю тишина принесла с собой отнюдь не облегчение, но смутную тревогу, которая становилась лишь крепче.
Поначалу сердце Дзёи наполнилось непрошеной радостью: неужели с госпожой Тё наконец покончено? Но по здравом размышлении он всё же отогнал от себя эти пустые надежды. Старику-каннуси и ёкай в облике девушки, может, и впрямь удалось задержать патронессу, но надолго ли? Глаз Дракона был совсем близко – только руку протяни, – и госпожа Тё тоже наверняка почувствовала отголосок его силы.
Дзёя покосился на безмятежно урчащего духа-фонарика, которого Ямада не выпускал из рук. Прежде бывшему ученику ведьмы уже доводилось слышать песнь ки – за несколько мгновений до того, как предать огню святилище Луноликой Радуги, где Глаз Дракона хранился столько лет. Но тогда она была совсем слабой: лишь жалким отголоском настоящей силы, что пронизывала легендарное сокровище. Теперь же, слившись с жизненной энергией духа-фонарика, ки запела с куда большей уверенностью. Дзёя даже мог разобрать некоторые фразы, но за шорохом шагов и одежды своих спутников общий смысл песни неумолимо ускользал от него.
И Дзёю это раздражало. Хотелось вырвать фонарик из рук монаха, приложить его к уху и как следует напитаться живительной песнью ки. Отчего-то Дзёя чувствовал, что именно это ему и было сейчас нужно больше всего. Нужнее даже, чем бегство от госпожи Тё и спасение собственной жизни…
Он дал слово. Поклялся на имени Владыки Сэйрю, что откажется от попыток завладеть Глазом Дракона. Но теперь, когда сокровище было так близко, сердце разрывалось между жаждой наплевать на всё и подспудным страхом от того, что могло с ним статься, если он осмелится нарушить данную Великому Дракону клятву.
С другой стороны, усмехнулся про себя Дзёя, он и не собирался присваивать древнее сокровище себе. Он лишь хотел послушать песнь ки, чтобы понять, о чём поёт сила, на которой зиждется мир. Разве за такую малость на его голову может пасть проклятие?
Руки невольно потянулись к поясу, в складках которого скрывалась новая цепь. Нобору купил её у кузнеца в первой же встретившейся им на пути мастерской. Цепь эта, конечно, ни в какое сравнение не шла со старой боевой подругой, верой и правдой служившей Дзёе столько лет, но выбирать особенно не приходилось. Сегодня оружие наверняка могло ему понадобиться: выходить на бой против госпожи Тё с пустыми руками Дзёя не собирался.
Но прежде… Ах, как было бы славно, если бы ему удалось восполнить потерянные силы! Их источник совсем близко – безгранично могущественный и такой уязвимый. Стоит только протянуть руку…
Дзёе стоило немалых трудов отогнать от себя показавшуюся соблазнительной идею стегнуть цепью монаха по спине. Не ожидавший столь подлого нападения, тот выпустил бы фонарик из рук, и тогда уж…
Дзёя затряс головой, надеясь, что на лице не отразилось ни единого отголоска этих опасных дум. Горечь наполнила всё его существо внезапным осознанием, что желание заполучить Глаз Дракона отныне будет пребывать с ним всю оставшуюся жизнь.
Но теперь он знал, что с этим делать. Догадывался, что жажду обладания сокровищем удастся побороть, если Глазом воспользуется кто-то другой. Так госпожа Тё останется ни с чем – Дзёя многое бы отдал, чтобы увидеть, в какое отчаяние её это повергнет. И у него появится шанс освободиться – на сей раз целиком и полностью.
Дело осталось лишь за малым.
Проводив повернувшую за угол Уми задумчивым взглядом, Дзёя усмехнулся. Если кто и способен был в сложившейся ситуации пойти на подобную авантюру, то только она. Отважная дочь главы клана Аосаки, в чьём сердце ещё оставалась слишком свежа боль недавней утраты…
Сумерки над Ганрю сгустились быстрее, чем ожидала Уми. Город накрыла огромная тёмная туча, пришедшая из-за окрестных гор, и последние лучи заходящего солнца умерли, так и не успев залить своим прощальным светом опустевшие улицы.
Похоже, скоро будет сильный дождь. И лучше бы им до этого времени покинуть город и найти где укрыться. Например, в давно заброшенном охотничьем домике, одиноко стоявшем посреди леса, куда они с Ёсио пару раз забирались ещё детьми. Укрытие так себе, много кто в клане Аосаки знал про это место, но другого варианта у них не было. Там они смогут немного отдохнуть и набраться сил перед дальней дорогой, когда с ведьмой Тё будет наконец покончено.