Прошлого не вернуть; что сделано, того не переделаешь. Нужно думать о будущем. Кое-кто из этих людей меня не любит, некоторые ненавидят за то, что я не родился среди них, но они должны пойти за мной. Мне нужны они все. — Что слышно о Миагома?
Эрим, лежащий между Руарком и Ганом, покачал головой. Его некогда ярко-рыжие волосы изрядно поседели, но зеленые глаза глядели пронзительно и цепко, как у молодого. Крупные ладони, длинные и крепкие пальцы, широкие запястья свидетельствовали, что и руки его сильны по-прежнему.
— Тимолан и своим ногам не позволит знать, куда собрался прыгнуть, пока от земли не оттолкнется.
— Когда Тимолан был еще слишком молод для вождя, — сказал Джеран, — он пытался объединить кланы. У него ничего не вышло. Вряд ли ему придется по вкусу, что кому-то наконец удалось то, что не получилось у него.
— Он придет, — сказал Руарк. — Тимолан никогда не считал себя Тем-Кто-Приходит-с-Рассветом. И Джанвин приведет Шианде. Но они будут выжидать. Вначале они должны сами все уразуметь и осознать.
— Они должны свыкнуться с мыслью, что Тот-Кто-Пришел-с-Рассветом — мокроземец, — прорычал Ган. — Не обижайся, Кар'а'карн. — В голосе вождя не было и следа раболепия — вождь ведь не король, равно как и вождь вождей. В лучшем случае — первый среди равных.
— Со временем, думаю, придут и Дэрайн, и Кодарра, — спокойно сказал Бруан. И быстро — чтобы молчание не стало причиной для танца копий. Первый среди равных — и то не всегда. — Они больше других потеряли от откровения. — Этим словом айильцы стали называть долгие минуты ошеломления перед тем, как человек пытался бегством спастись от правды об Айил. — Пока Манделайн и Индириан всецело заняты тем, чтобы удержать свои кланы в единстве, и оба захотят своими глазами увидеть Драконов на твоих руках. Но они придут.
Не обсужденным остался лишь один клан, который не хотелось упоминать ни одному из вождей.
— Какие новости о Куладине и о Шайдо? — спросил Ранд.
Ответом ему была тишина, в которой будто издалека несколько раз горько и тихо вздохнула арфа. Каждый выжидал, когда заговорит другой, и каждый явно чувствовал неловкость — насколько она заметна у айильца. Джеран хмуро разглядывал ноготь большого пальца, Бруан поигрывал серебристыми кистями своей зеленой подушки. Даже Руарк изучал узоры на ковре.
В напряженной тишине грациозной походкой вошли облаченные в белое мужчины и женщины. Они налили вина в отделанные серебром кубки, поставив их возле каждого вождя, разнесли маленькие серебряные тарелочки с редкими в Пустыне оливками, белым овечьим сыром и бледными морщинистыми орехами, которые айильцы называли пекара. Из-под бледных капюшонов виднелись лица непривычные для айильцев кротость и потупленные взоры.
Захваченные в битве или во время набега, гай'шайн давали клятву служить с покорностью год и один день, не касаясь оружия, не чиня насилия, и в конце концов возвращались в свой клан и септ, будто ничего не случилось. Странный отголосок Пути Листа. Так требовал джи'и'тох, честь и долг, а для айильца нет ничего хуже, чем нарушить джи'и'тох. Возможно, кто-то из гай'шайн прислуживает своему клановому вождю, но ни тот, ни другой, пока длится оговоренный срок, не выдаст знакомства даже взглядом, будь то хоть сын или дочь.
У Ранда вдруг возникла мысль, что именно поэтому кое-кто из айильцев так тяжело воспринял открытую им правду. Этим людям представлялось, что их предки дали обет гай'шайн не только от себя, но и от имени последующих поколений. И эти поколения — все, до нынешних дней, — взяв в руки копье, нарушили джи'и'тох. Тревожили ли когда-нибудь подобные мысли мужчин, собравшихся здесь с Рандом? Для айильцев джи'и'тох — крайне серьезное дело.
Мягко, почти бесшумно, гай'шайн удалились. Ни к еде, ни к вину ни один из клановых вождей не притронулся.
— Есть хоть какая-то надежда, что Куладин встретится со мной? — Ранд знал, что никакой надежды нет: он перестал отправлять предложения о встрече, как только узнал, что Куладин заживо сдирает с гонцов кожу. Но так можно разговорить других.
Ган фыркнул:
— От него мы получили одно известие. В следующий раз, как увидит, он сдерет с тебя шкуру. Разве похоже, что он намерен вести беседы?
— Могу я отколоть Шайдо от него?
— Они идут за Куладином, — сказал Руарк. — Он вообще не вождь, но они считают его вождем. — Никогда Куладин не ступал меж тех стеклянных колонн; и он до сих пор, видимо, сам верил, как и заявлял, будто все сказанное Рандом — ложь. — Куладин утверждает, будто он — Кар'а'карн, и они верят ему. Девы из Шайдо, которые явились сюда, пришли из-за принадлежности к Фар Дарайз Май и потому, что именно Фар Дарайз Май оберегают твою честь. Больше из Шайдо не придет никто.
— Мы высылаем разведчиков наблюдать за ними, — сказал Бруан, — и Шайдо убивают их, когда могут. Этим Куладин бросил семена мести, ему уже полдюжины родов кровные враги, но нет никаких признаков, что он намерен атаковать нас здесь. Я слышал, он заявил, что мы своим присутствием оскверняем Руидин, а напасть на нас здесь — значит усугубить этот грех.
Эрим хмыкнул и примял локтем подушку.
— Это значит, что здесь хватает копий, чтобы убить каждого Шайдо дважды, да еще и останется. — Он сунул в рот ломтик белого сыра и, жуя, прорычал: — Шайдо всегда были трусами и ворами.
— Бесчестные собаки, — в один голос проговорили Бэил и Джеран и воззрились друг на друга, будто каждый подозревал, что другой готовит ему какой-то подвох.
— Бесчестные или нет, — тихо заметил Бруан, — число сторонников Куладина растет. — Говорил он спокойно, но, перед тем как продолжить, сделал большой глоток из своего кубка. — Вы все знаете, о чем я говорю. После откровения некоторые из убежавших не бросили копья. Они присоединились к своим сообществам у Шайдо.
— Ни один из Томанелле не порвал со своим кланом, — рявкнул Ган.
Бруан посмотрел мимо Руарка и Эрима на вождя клана Томанелле и медленно произнес:
— Так случилось в каждом клане. — Не ожидая, пока кто-то усомнится в его словах, он оперся на подушку и продолжил: — Об ушедших нельзя сказать, что они порвали с кланом. Они присоединились к своим сообществам. Как Девы из Шайдо, которые пришли сюда, к своему здешнему Крову.
Кое-кто заворчал, но в спор не вступил. Правила, касающиеся айильских воинских сообществ, были сложны и запутаны, и в каком-то отношении их члены были связаны с сообществом крепче, чем с кланом. К примеру, члены одного сообщества не станут сражаться друг с другом, даже если между их кланами кровная вражда. Некоторые мужчины не женились на близкой родственнице товарища по своему воинскому сообществу — как если бы она была близкой кровной родней им. Об обычаях Фар Дарайз Май, Дев Копья, Ранду даже задумываться не хотелось.
— Мне нужно знать о намерениях Куладина, — сказал он вождям. Куладин все равно что бык с осой в ухе — может кинуться куда угодно. Ранд помедлил. — Не будет ли нарушением чести послать людей присоединиться к их сообществам у Шайдо? — Объяснять, что он имеет в виду, не понадобилось. Собеседники напряглись, даже Руарк; в глазах их появился холод, чуть ли не прогнавший жару из комнаты.
— Шпионить таким образом, — при слове «шпионить» Эрим скривил губы, будто оно оказалось мерзким на вкус, — все равно что шпионить за собственным септом. Никто из понимающих, что значит честь, на такое не пойдет.
Ранд удержался от вопроса, не найдется ли кто с чуть менее чувствительной честью. У айильцев чувство юмора — штука странная, зачастую жестокая, но кое о чем с ними никогда не стоит шутить. Не ровен час, они вообще не поймут, что тут смешного.
Чтобы сменить тему, Ранд спросил:
— Есть какие-нибудь вести из-за Драконовой Стены?
Ответ он уже знал: подобные новости разлетаются быстро даже среди такого множества айильцев, что собрались у Руидина.
— Ничего, о чем стоило бы упомянуть, — отозвался Руарк. — Из-за беспорядков у древоубийц мало купцов явилось в Трехкратную Землю. — Так айильцы называли Пустыню — наказание за их грех, испытание их мужества и наковальня, где им придадут форму. Древоубийцами айильцы называли кайриэнцев. — Драконово знамя по-прежнему развевается над Тирской Твердыней. Тайренцы двигаются на север в Кайриэн, чтобы, как ты приказал, раздать еду древоубийцам. Больше ничего.
— Лучше бы эти древоубийцы подохли с голоду, — пробурчал Бэил, и Джеран захлопнул рот. Ранд заподозрил, что тот собирался сказать нечто очень близкое словам Бэила.
— Древоубийцы ни на что не годны, разве что перебить их либо продать, как скот, в Шару, — угрюмо заметил Эрим.
Именно так айильцы поступали с теми, кто являлся в Пустыню незваными гостями; лишь менестрелям, торговцам да Лудильщикам дозволялось входить в их край свободно, хотя Лудильщиков айильцы избегали точно чумных. Шарой назывались земли к востоку от Пустыни, и даже айильцы немногое знали о тех странах.
Краем глаза Ранд заметил стоящих в ожидании в высоком арочном проеме двух женщин. Вместо отсутствующих дверей в проеме висели нити разноцветных бус, красных и синих. Одной из женщин была Морейн. На миг у Ранда мелькнула мысль заставить их немного потоптаться у порога — уж больно раздражало повелительное выражение лица Морейн, которая явно ожидала, что ради нее вожди и Ранд немедленно прервут свой разговор. Правда, тем для обсуждения уже не осталось, и по глазам вождей он видел, что им совсем не хочется продолжать беседу. Слишком свежи были упоминания об откровении и о Шайдо.
Вздохнув, Ранд встал, его примеру последовали и клановые вожди. Кроме Гана, Ранду никто не уступал ростом. Там, где Ранд провел детские годы, Гана сочли бы человеком среднего роста, а то и выше; среди же айильцев он считался малорослым.
— Вы знаете, что делать. Привести остальные кланы и как следует приглядывать за Шайдо. — Он помолчал, потом добавил: — Все кончится хорошо. Хорошо для Айил — насколько я сумею.