— Ты изменился. Ты уже не тот мальчишка, которого я впервые увидела у гостиницы «Винный Ручей». — Голос Морейн звенел нежными серебряными колокольчиками. — Ты на него мало похож. Молюсь, чтоб ты изменился достаточно.
Эгвейн что-то тихонько пробормотала. Ранду показалось, что то было: «Я молюсь, чтоб ты не изменился чересчур». Нахмурясь, она глядела на письма, словно силилась разобрать, что в них. Как, впрочем, и Авиенда.
Морейн продолжила с большей бодростью, даже с живостью:
— Печати — для пущей сохранности. Я написала кое-что, о чем бы тебе не худо поразмыслить. Нет, не сейчас, потом, когда для этого будет время. Что до письма Тому… Я не знаю рук надежнее твоих. Вот тебе и вручила. Когда увидишь его снова, передай ему это письмо. А теперь тебе надо кое на что у причалов взглянуть.
— У причалов? — сказал Ранд. — Морейн, сегодня ведь такое утро, у меня ни минуты нет для…
Но Айз Седай уже двинулась по коридору, явно не сомневаясь, что Ранд последует за ней.
— Лошади готовы, я распорядилась. Кстати, Мэт, и для тебя тоже есть, — сказала Морейн.
Эгвейн на миг заколебалась, потом пошла за Айз Седай.
Ранд открыл рот, собираясь окликнуть Морейн. Она же поклялась слушаться. Что бы она ни хотела ему показать, можно ведь и в другой день поглядеть.
— А что от одного часа изменится? — пробурчал Мэт. Наверное, он и в самом деле еще передумает.
— Было бы неплохо, если б тебя увидели утром, — заметил Асмодиан. — Равин, возможно, очень скоро узнает, что ты выходил в город. Если у него закрались какие-то сомнения и если у него есть шпионы, которые в замочную скважину подсматривают, то твое появление на людях приглушит на сегодня его подозрения.
Ранд поглядел на Авиенду:
— Ты тоже советуешь задержаться?
— Я советую тебе послушаться Морейн Седай. Только дураки не слушают Айз Седай.
— Интересно, что такого у причалов, что важнее Равина? — пробурчал Ранд и покачал головой. В Двуречье бытовала поговорка, правда, при женщинах ее не упоминали. Создатель сотворил женщин радовать взор и терзать разум. В этом отношении Айз Седай ничем не отличались от обычных женщин. — Ладно, один час, — подытожил Ранд.
Солнце поднялось не высоко, и выстроившиеся вдоль каменной набережной фургоны Кадира не покинула длинная тень, протянувшаяся от городской стены, но купец тем не менее утирал лицо большим платком. Громадные серые стены, полукольцом охватывая череду причалов и уходя концами в реку, превращали набережную в тусклую мышеловку, в которую и поймали Кадира. К пристаням привалились лишь широкие, с округлыми носами баржи для перевозки зерна, и такие же стояли на якоре в отдалении, ожидая разгрузки. Кадир подумывал, не проскользнуть ли на какую-нибудь, когда та отчаливать будет, но тогда придется бросить большую часть нажитого добра. Тем не менее, если бы купец был уверен, что неспешное плавание по реке, куда угодно, отдалит его от смерти, он бы махнул на все рукой и сбежал. В сны его Ланфир больше не являлась, но ожоги на груди напоминали о ее приказаниях. При одной мысли о неповиновении кому-то из Избранных Кадира затрясло от озноба, хоть по лицу его и струился пот.
Если б только знать, кому доверять! В известной мере можно было положиться на своих подручных из числа Приспешников Темного, но последние его возчики, давшие обеты, пропали дня два назад. По всей вероятности, удрали на одной из барж. Кадир же до сих пор не ведал, какая из айилок подсунула ему под дверь фургона ту записку — «Ты не одинок среди чужаков. Путь избран». Впрочем, кое-какие мысли на этот счет у него имелись. Не меньше, чем работников, толклось на причалах айильцев — они приходили поглазеть на реку. Некоторые лица попадались Кадиру на глаза гораздо чаще, чтобы это было совпадением, и кое-кто со значением на него посматривал. Были тут и несколько кайриэнцев, и лорд из Тира. Само по себе это, разумеется, ничего не значит, однако если бы отыскать нескольких верных людей…
В дальних воротах показался отряд верховых. Среди всадников были Морейн и Ранд ал'Тор, а вел всех, петляя среди повозок с наваленными на них мешками с зерном, Страж Айз Седай. Прохождение отряда сопровождалось волной приветственных кличей: «Слава Лорду Дракону!» и «Да здравствует Лорд Дракон!»; то и дело повторялось также: «Слава лорду Мэтриму! Слава Красной Руке!»
К хвосту колонны выстроившихся фургонов Айз Седай повернула, не взглянув на Кадира, случилось такое впервые — чему тот был только рад. Даже не будь она Айз Седай и даже не гляди на него так, словно знала самые потаенные, самые черные уголки его души, глаза бы его не смотрели на кое-какие из тех предметов, которыми она под завязку нагрузила его фургоны. Вчера вечером Морейн заставила купца снять парусину с той причудливо перекошенной дверной рамы, которая стояла в следующем после его собственного фургоне. Кажется, она находила какое-то извращенное удовольствие в том, чтобы заставлять Кадира собственноручно помогать ей возиться с тем, что ей хотелось изучать. Он бы снова спрятал эту штуку под парусину, если б пересилил себя и свой страх и решился к ней подойти. И заставить поработать своих возчиков он не мог. Никто из тех, кто был с ним сейчас, не видел, как в Руидине в эту раму упал Херид — и наполовину исчез. Едва караван миновал Джангай, Херид сбежал чуть ли не первым. Вдобавок у малого явно стало не все в порядке с головой, хоть Страж и успел выволочь его обратно. Но и нынешние, взглянув на эту раму, видели, что углы не пересекаются подобающим образом, не проследить глазами за ее очертаниями — либо мигнешь, либо от головокружения совсем худо станет.
Кадир тоже не обращал внимания на трех первых всадников — раз Айз Седай его игнорировала, и тем более он не хотел замечать Мэта Коутона. Этот носил его, Кадира, шляпу, которой купец так и не нашел достойную замену. Эта айильская шлюха, Авиенда, ехала на крупе лошади позади молодой Айз Седай, юбки у обеих задраны, выставляя напоказ ноги. Если Кадиру и требовалось какое-нибудь подтверждение, что эта айилка спит с ал'Тором, ему достаточно взглянуть, как она на него смотрит: женщина, которая затащила мужчину к себе в постель, потом всегда вот так глядит на него — в глазах загорается этакий собственнический огонек. Куда более важно, что с ними ехал Натаэль. Сейчас впервые после пересечения Хребта Мира Кадир оказался настолько близко к нему. Натаэль, который среди Приспешников Темного занимал высокое положение. Если б удалось пробраться к Натаэлю через заслон Дев…
Вдруг Кадир заморгал. А куда подевались Девы? Ал'Тора всегда окружал эскорт вооруженных копьями женщин. Нахмурившись, купец сообразил, что среди айильцев на набережной и на причалах не видно ни единой Девы.
— Что ж ты, Хаднан, старых друзей не признаешь?
От этого мелодичного голоса Кадир дернулся, обернулся. Его вытаращенным глазам предстали громадный нос и темные глаза, почти утонувшие в складках жира.
— Кейлли?!
Это невозможно! Никому еще не удавалось выжить в Пустыне! Только айильцам! Она должна была погибнуть. Но вот она стоит — на обширных телесах натянулся белый шелк, костяные гребни высоко воткнуты в темные кудри.
С намеком на улыбку на губах Кейлли повернулась с изяществом, которое по-прежнему изумляло Кадира в столь грузной женщине, и легко взобралась по ступенькам в фургон.
Купец ненадолго замешкался, потом заторопился за Кейлли. Он бы охотно признал, что Кейлли Шаоги погибла в Пустыне — она была несносна, любила командовать, и ни к чему ей полагать, будто она хоть пенни получит из той малости, что он сумел спасти. Но положение ее было не ниже, чем место Джасина Натаэля. Наверное, она ответит на несколько вопросов. Ладно, хоть появился кто-то, с кем можно будет работать. Или же, на худой конец, тот, на кого можно свалить вину. Чем выше стоишь, тем больше власти, но тем больше и возможности, что тебя обвинят в неудачах тех, кто стоит ниже тебя. Сколько раз сам Кадир, выгораживая себя, подставлял старших над собой тем, кто стоял еще выше них.
Тщательно затворив дверь, Кадир повернулся — и чуть не заорал, если б глотку его не стиснуло так, что он и пикнуть не мог.
Стоящая перед ним женщина была облачена в белый шелк, но оказалась вовсе не толстухой, а самой прекрасной женщиной, какую он когда-либо видел: глаза ее казались темными бездонными горными озерами, тонкую талию стягивал затканный серебром пояс, в блестящих черных волосах сверкали серебряные полумесяцы. Кадиру лицо этой женщины было знакомо по снам.
Колени Кадира глухо стукнулись об пол, и он наконец сумел вздохнуть.
— Великая Госпожа, — хрипло вымолвил он, — чем я могу служить?
Ланфир же будто глядела на насекомое, не зная, то ли раздавить его обутой в изящную туфельку ногой, то ли оставить ползать.
— Выкажи послушание и исполняй мои приказы. Я была слишком занята и не следила сама за Рандом ал'Тором. Расскажи мне, что он делал, оставляя в стороне завоевание Кайриэна. Расскажи, что он затевает.
— Это трудно, Великая Госпожа. Такому, как я, не под силу близко подобраться к такому, как он. — Насекомому, сказали холодные глаза, позволено жить, пока оно полезно. Кадир ломал голову, вспоминая, сопоставляя все, что увидел, услышал или домыслил. — В огромном числе, Великая Госпожа, он отправляет айильцев на юг, хотя я и не знаю зачем. Тайренцы и кайриэнцы этого, по-видимому, не замечают, но они, по-моему, вряд ли отличат одного айильца от другого. — Впрочем, на это и сам он не способен. Лгать Ланфир он не осмеливался, но если она решила, что Кадир был более полезен… — Он основал нечто вроде школы в городском дворце, принадлежавшем Дому, в котором никто не уцелел… — Впервые не было возможности сказать, нравится ли Избранной то, что она слышит, но по мере того, как Кадир продолжал говорить, лицо Ланфир начало темнеть.
— Морейн, ты хотела, чтобы я это увидел? — нетерпеливо промолвил Ранд, привязывая поводья Джиди'ина к колесу последнего в ряду фургона.