В море жарко заполыхали три болиндера с танками, подожженные немецким заградительным огнем. На берегу разрасталась ружейно-пулеметная перестрелка: высаживался батальон 255-й морской бригады под командованием капитана Кузьмина.
Подполковник Красников со своим штабом с тральщика перебрался на малый охотник. У берега катер попал под луч прожектора, и его обстреляли из крупнокалиберного пулемета.
Связные доложили Красникову: батальон Кузьмина дерется за населенный пункт в пяти километрах от моря. В это время по радио передали приказ — всем на берегу быстро грузиться на суда, и эскадре уходить обратно.
Корабли, не успев забрать всех людей, легли на обратный курс и, оборвав на минах параваны, весь день отбиваясь от самолетов, к вечеру вновь вернулись на туапсинский рейд. Личный состав бригады, за исключением 16-го батальона, сошел на изгрызанный бомбами берег.
На другой день вновь погрузились на корабли и 6 февраля прибыли к пирсам Геленджика и в Голубую бухту. В это время пришли первые радостные вести о том, что отвлекающий десант под командованием майора Цезаря Куникова, высаживавшийся одновременно с десантом в Южную Озерейку, у самого Новороссийска в районе Станички и Рыбачьей пристани зацепился за берег и ведет упорный бой за свою Малую землю. Творчески одаренный человек, Куников полностью проявил себя в этом десанте.
По приказу командующего направление наступления батальона Куникова из второстепенного стало главным.
8 февраля автоматчики капитана Чернокнижникова и разведрота вновь погрузились на малые охотники, стрелковые батальоны — на транспорт «Тракторист» и, отшвартовавшись, направились в сторону Новороссийска. Погода благоприятствовала десантникам — дул сильный попутный ветер, подгонял корабли.
Первыми сошли на берег начальник оперативного отдела бригады капитан Георгий Шульгин, начальник разведки капитан-лейтенант Денисов, инструктор политотдела старший политрук Громов, начальник связи майор Борис Прокофьев — народ обстрелянный и боевой. Они руководили высадкой бригады, встреченной плотным вражеским артиллерийско-минометным и ружейно-пулеметным огнем. К утру на заснеженный клочок земли, отвоеванной батальоном Куникова, сошло четыре с половиной тысячи бойцов. Костры нельзя было разводить, и бойцы поели черных сухарей, запивая их холодной водой.
Вместе с бригадой, не потеряв ни одного орудия, высадился 272-й гвардейский армейский зенитный полк резерва Главного командования. Он к тому времени имел на своем счету шестьдесят пять сбитых фашистских самолетов. Командовал полком подполковник Петр Иванович Пасько, человек исключительной отваги, великолепно знающий математику. Его батареи подвергались не только ежедневным налетам пикирующих бомбардировщиков, но и обстреливались артиллерией. Прятать зенитки было негде, и Пасько кочевал с ними по «Малой земле». Любимая поговорка его была:
— Умелый и долотом рыбу ловит.
В воздушном сражении на Кубани — от Новороссийска и по всей вражеской обороне, названной Голубой линией, — с обеих сторон участвовало несколько тысяч самолетов. Обломки вражеских машин валялись по всей «Малой земле», а матросы носили табак в портсигарах, сделанных из дюраля.
Батальоны рассредоточились в районе поселка Станичка и разрушенной радиостанции. Вся территория, занятая десантом, простреливалась ружейным огнем. Следовало расширить плацдарм. Отправившийся на рекогносцировку командир 305-го батальона интендант 2 ранга Михаил Янчук был смертельно ранен осколком разорвавшейся мины. Командование батальона принял старший лейтенант Яков Борисенко.
Метельным утром 9 февраля бригада получила задачу: с исходного рубежа — водокачка, радиостанция, Суджукская коса — наступать на высоту 307,2, обходя Новороссийск с запада; при овладении высотой наступать на северо-западную окраину Новороссийска, а также захватить господствующую на местности высоту Мысхако.
Получив боевой приказ, подполковник Красников решил двумя батальонами — 16-м и 144-м — наступать на высоту 307,2 и одним, 305-м батальоном, в направлении — лагерь, совхоз Мысхако, гора Мысхако.
В шесть утра началось движение батальонов. Моряки без поддержки артиллерии, еще не доставленной с Большой земли, под воющим артиллерийским и минометным огнем врага густыми цепями пошли вперед. Фашисты забрасывали их минами из шестиствольных минометов. Эскадрилья бомбардировщиков беспрерывно бомбила боевые порядки советских войск.
Батарея зенитчиков из 272-го полка под командованием молодого капитана Семена Васильевича Боцманова в единоборстве сбила три бомбардировщика «Ю-87». Два упали в море, один грохнулся о камни, весь день обволакивая землю смрадным дымом.
К девяти утра взяли лагерь, безымянное селение и Алексино. В Алексино захватили две трехорудийные батареи и повели из них огонь по отходящим оккупантам. Семьдесят морских пехотинцев врага сдались на милость победителей. У многих алели прикрепленные к поясам советские ордена, которые они снимали, как трофеи, с убитых. Пленных увели к радиостанции, намереваясь ночью переправить на Большую землю, но налетели «мессершмитты» и перебили своих.
Взвод моряков выбил фашистов из железобетонных капониров береговых батарей. Противник, бросая оружие, панически бежал вдоль обрывистого берега по песчаной кромке, окантованной пеной прибоя. Впереди, покрытая горящим лесом, дымилась, как вулкан, гора Мысхако.
Первая рота 305-го батальона старшего лейтенанта Бутвина за артиллерийскими капонирами вышла к морю и отрезала врагам пути отхода.
К исходу дня батальон подошел к горящему селению Мысхако и с боем овладел им. Были захвачены разбросанные вокруг отдельно стоящие каменные постройки, склады винодельческого совхоза. Там оказалось много бочонков вина. Пришлось выставить караул.
В бригаде рядом с мужчинами воевали не только девушки, но и подростки. Подполковник Красников охотно принимал их. Как-то он полушутя, полусерьезно сказал:
— Если бы моя бригада состояла из мальчишек, она была бы непобедимой.
Подростки не признавали касок, презрительно называли их горшками, носили тельняшки и бескозырки, каждый обязательно таскал за поясом трофейный парабеллум. Их часто посылали в разведку. Юные следопыты ползком пробирались через изломанную линию обороны, перерезали разноцветные телефонные провода, подкладывали на тропинках минные сюрпризы и всегда приносили ценные сведения. Подчас во время атаки, на виду у товарищей, они пренебрегали мерами предосторожности, не пригибались, не плюхались по каждому пустяку на землю.
Любимцем всей бригады был юнга Витя Чаленко. Чуть ли не каждую ночь мальчик отправлялся в поиск, участвовал почти во всех сражениях. Орден Красной Звезды на груди его искорежила пуля. Он много читал и писал стихи.
Как-то я присутствовал на беглом допросе пленного офицера, захваченного группой разведчиков Вити Чаленко. То был первый допрос, когда человек еще не опомнился от встряски, еще не обдумал ответов, когда предложенная ему папироса и кружка воды развязали язык больше, чем бы ему стали угрожать и пугать стенкой.
Пленный рассказал, что в первых числах марта в Крым приезжал Гитлер, провел совещание командного состава 17-й армии и возложил на нее задачу обороны Кубанского плацдарма. Гитлер приказал построить мост через Керченский пролив, но выполнить приказ мешает советская авиация. Фюрер все еще не теряет надежды прорваться в Закавказье в обход Главного Кавказского хребта, вдоль моря. Пленный показал, что длина «Голубой линии» — главной немецкой оборонительной полосы — свыше двухсот километров. Извилистая дуга ее левым флангом упирается в Азовское море восточнее города Темрюк, а правым — в Черное море у Новороссийска.
Высокий, худой баварец с двумя шрамами на лице, отпивая глотками воду из кружки, сказал, что существование «Малой земли» за все время оккупации города не позволило ни одному немецкому кораблю проникнуть в Новороссийский порт, а ведь Новороссийск — узел стратегически важных дорог, где смыкаются сухопутные магистрали с морскими коммуникациями.
В бою за совхоз Мысхако Витя подполз к немецкому пулемету «МГ», мешавшему продвижению морской пехоты, и двумя метко брошенными гранатами уничтожил расчет.
Матросы видели, как по каменистому грунту полз вперед их любимец, видели, как сшибла его пуля и мальчик в агонии перевернулся на спину, взмахнул руками, словно призывая товарищей следовать за ним — вперед.
Смерть Вити Чаленко послужила сигналом к общей атаке, матросы без команды оторвались от спасительной земли и бегом ринулись к каменным заборам совхоза.
В офицерском планшете комсомольца Чаленко (у подростков считалось шиком носить офицерские планшеты), нашли истрепанную записную книжку, а в ней написанное чернильным карандашом посмертное завещание:
«Прошу политрука Вершинина и командира роты старшего лейтенанта Куницына при случае зайти к моей старушке-матери и рассказать о том, что ее сын погиб за рабочее дело, что ее сын Витя славно сражался против гитлеровских мерзавцев и свой долг перед Родиной выполнил с честью. Прошу эту записную книжку, мой орден, комсомольский билет передать матери, а также прошу передать мою бескозырку. Пусть помнит шестнадцатилетнего сына, матроса. Адрес моей мамы: город Ейск, Свановская улица, Раисе Ивановне Чаленко».
Хоронили Витю в братской могиле, вырытой штыками среди камней, и старые моряки, комкая бескозырки, глотали слезы. Мальчишка писал стихи. Может, пуля убила в нем Пушкина или Блока. Ужасно даже подумать.
Штаб бригады все еще находился на Рыбачьей пристани в кирпичном здании. В этот день в здание угодило с полсотни тяжелых снарядов. Разорвавшийся в комнате снаряд убил несколько связистов и главстаршину Сусленко, стоявшего часовым у знамени.
Майор Куников, назначенный старшим морским начальником, находился при штабе бригады. Куников отвечал за прибывающие суда, за безопасную выгрузку людей, боеприпасов, пушек и танков, он спал два-три часа в сутки.
Завечерело. Посыпал густой мокрый снег. Преследование противника прекратилось, ибо голодные люди находились в крайней степени переутомления. Подполковник Красников отдал приказ отдыхать. Бойцы доставали сухой паек, ужинали и, подложив под головы вещевые мешки, наполненные автоматными дисками и взрывчаткой, тут же засыпали.