— Офицеры, ко мне! — скомандовал Хлебников.
Несколько английских офицеров, вынув пистолеты, стали рядом с машиной. Сапер Эрик Хэй с ручным пулеметом вскочил в кузов, срывающимся голосом закричал:
— Назад! Перестреляю всех, как шакалов!
Капрал в новозеландской шляпе, одурманенный жарой, с банкой в руках, спрыгнул в песок. Хэй выпустил в спину ему длинную очередь. Новозеландец упал, уронив банку. Сухой песок жадно впитывал льющуюся воду.
— Солдаты! — прохрипел Хлебников. — Я сам хочу пить и разделяю ваши муки. У нас есть немного воды, но мы не можем использовать ни одного стакана, даже для раненых. Мы зальем этой водой радиаторы машин, и только в этом наше спасение. Оазис недалеко… — В горле Хлебникова жгло, как огнем, каждое произнесенное слово причиняло боль.
Пока он говорил, Шепетов, Чередниченко, Агеев и несколько английских офицеров втащили в кузов пулеметы и установили их по бортам.
Радиаторы были залиты. На три машины не хватило воды, их разгрузили, перелили из них бензин и сожгли, чтобы не оставалось в пустыне следов, указывающих на движение отряда.
Под вечер солнце зашло, но окрашенная закатом однообразная пустыня была все такой же мертвой.
Утром на четвертые сутки похода с головной машины увидели льва, метнувшегося в сторону от каких-то темнеющих вдали пятен. Люди воспрянули духом: зверь в пустыне мог жить только невдалеке от воды.
Хлебников послал к пятнам «виллис» с английскими офицерами.
Офицеры вернулись веселые, пьяные от возбуждения, с вымытыми лицами.
— Вода! — радостно кричали они.
— Вода? Откуда? — усомнился Хлебников.
Услышав о воде, отряд смешался, все бросились к пятнам, оказавшимся воронками от бомб, до половины наполненными зеленоватой, солоноватой на вкус водой. Песок вокруг был изрыт следами зверей, приходивших на водопой.
Кто, когда и зачем бомбил здесь пустыню, никто не знал. Люди валились на песок и, мешая друг другу, черпали котелками воду; захлебываясь, жадно пили, наполняли ею накалившиеся металлические фляги, смачивали лица и головы.
Хлебников, лежа на животе, пил из воронки, черпая воду ладонью.
Шоферы, утолив жажду, заливали водой радиаторы своих грузовиков.
Вскоре вся влага была вычерпана, но продолжала медленно просачиваться из глубины.
Хлебников не решился оторвать отряд от воды и приказал сделать привал.
Разбили лагерь и простояли двое суток, отдыхая и приводя в порядок себя и машины. За это время воронки снова наполнились ключевой водой. Ночами какие-то дикие звери подходили из глубины пустыни, учуяв людей, останавливались, дико выли.
По компасу и карте выверили направление и, когда солнце, словно в океан, опустилось в золотой песок, снова двинулись в путь. Как и прежде, через несколько часов людей стала мучить жажда, и радиаторы грузовиков покрылись облачками пара.
Еще трое суток отряд испытывал нестерпимые мучения. Приходилось жечь испортившиеся машины и оставлять среди песков трупы.
Вся вода давно уже была выпита до последней капли. И когда казалось, что все уже потеряно, вдруг ночью увидели робкие, далекие огни. Вначале их приняли за звезды, но потом догадались: впереди долгожданный оазис Джарабуб. Почва сделалась тверже, и машины покатили быстрей. Пахнуло свежестью, запахом трав, ветерок донес собачий лай, от которого все давно отвыкли.
У самого оазиса голову колонны обстреляли пулеметным огнем. Навстречу машинам со свистом помчались разноцветные нити. Хлебников выругался.
— Почему-то всегда забываю, что за каждой трассирующей пулей летят две обыкновенные, невидимые.
Шепетов, вновь пересевший в головной танк, полагая, что в оазисе свои, побоялся открыть ответный огонь.
Хлебников выехал вперед, выслал разведку под командованием Эрика Хэя.
Англичанин с отделением гвардейцев вернулся быстро, доложил, что в оазисе немцы. На вопрос, сколько их там, ответить не мог. Офицеры Колдстримского полка предложили посоветоваться с подушкой, то есть ждать рассвета. Хлебников не согласился с ними и отдал приказ атаковать оазис.
Вперед вырвались танки, ожившие так же, как и люди, но напоролись на противотанковый артиллерийский заслон. Подожженный танк ярко пылал, будто костер, освещая паутину колючей проволоки и круглые глинобитные хижины, крытые камышовыми крышами.
Разгорался изнурительный ночной бой. Со всех сторон, будто пальмы на гибких стволах, вырастали зеленые ракеты, раскачиваясь, гнулись к земле.
Хлебников приказал вернуть Шепетова, разделил танки на две группы и послал их в обход на оба фланга, а сам, возглавив пехоту, атаковал оазис в лоб.
— Вперед! Там вода! — кричал он, размахивая пистолетом.
Напоминание это было лишним: солдаты чуяли воду и, не пригибаясь, не оглядываясь, неудержимо рвались вперед, чтобы утолить жажду. Стиснув до боли зубы, люди бросались на пулеметы. Никто не мог сказать, откуда у них появились силы.
К рассвету оазис был взят. Небольшой гарнизон его перебит. Двадцать два солдата взяты в плен. В тени пальм шумел светлый прозрачный ручей, под соломенными навесами стояли три автоцистерны с бензином. За оградой топтался скот, в хижинах нашлись небольшие запасы муки и консервов.
Солдаты, разгоряченные боем и освеженные водой, обнимались. Ни зверь, ни птица не вынесли бы того, что вынесли эти люди.
От пленных радистов Хлебников узнал, что Роммель, заняв Тобрук, немедленно устремился за ускользнувшей от него 8-й армией. Если бы он захватил в Тобруке запасы бензина, крайне ему необходимые, то это в какой-то мере оправдало бы его пребывание в крепости, но все горючее было сожжено. Стараясь наверстать упущенное, взбешенный немецкий фельдмаршал ринулся на восток и днем 30 июня подошел к Эль-Аламейну. Его 90-я легкая дивизия при поддержке итальянской дивизии Тренто, батальона танков и пикирующих бомбардировщиков три раза бросалась в атаку на оборонительный участок, занятый южноафриканцами и 18-й индийской пехотной бригадой, но к вечеру все атаки фашистов были отбиты.
Против своего обыкновения Роммель возобновил наступление ночью и ценою больших потерь прорвал оборонительную полосу. Три дня силами трех танковых дивизий он пытался расширить прорыв, но это ему не удалось. Позиция оказалась невыгодной для атакующих.
Англичане предприняли ряд смелых контратак. На юге 13-й корпус, поддержанный 5-й новозеландской бригадой и крупными соединениями авиации, навалился на правый фланг гитлеровцев и после кровопролитного сражения смял его. Битва развернулась на протяжении шестидесяти километров от Каттара до моря.
Хлебников вынул карту. Сражение шло в тех местах, которые он недавно показывал Охинлеку.
Весь день измученный отряд Хлебникова отдыхал. Некоторые, выпив слишком много воды, как пьяные, лежали в тени пальм. Многие стонали во сне.
На пятый день в оазис прилетел немецкий самолет, опустился на плотный песок у ручья. Двух летчиков взяли в плен. Они были очень удивлены, что их допрашивают русские, и показали: «На севере разгорается колоссальная битва».
На десятый день отдыха радисты передали Хлебникову перехваченную немецкую радиограмму: 9-я австралийская и 1-я южноафриканская дивизии перешли в наступление. В сражение с той и другой стороны втягиваются крупные силы.
Ждать дольше Хлебников не мог. Надо было идти к Эль-Аламейну, вступать в бой. Помогая англичанам, он тем самым помогал Красной Армии. Он решил: пока ремонтируют танки, дать отдохнуть отряду еще двое суток, а потом двинуться на север и нанести удар с тыла по правому флангу фашистов.
Все эти дни Хлебников так же, как и солдаты, пил много воды, валялся на траве, спал. Перед сражением полагалось хорошо отдохнуть.
На тринадцатый день отряд построился в колонну, в голову которой встали танки Шепетова, и, подымая тучи пыли, двинулся по пескам на северо-восток.
Хлебников понимал, какую ответственность взял на себя. До Эль-Аламейна предстояло пройти около 600 километров через великое песчаное море, и в бой после этого надо было вступить с ходу. Он решил не торопиться и двигаться ночами, с потушенными фарами, со скоростью не больше 150 километров в сутки.
Первая половина пути прошла благополучно: только один раз появился английский самолет-разведчик, угрожающе снизился, но, видимо, по флагам и системам машин разобрав, что движутся свои, приветственно покачал крыльями и улетел на запад.
Пустыня имела свои преимущества: никаких препятствий не встречалось в пути — ни рек, ни взорванных мостов, ни гор. Единственные преграды — шеренги дюн да откосы высоких плоскогорий, среди которых умело пробирались водители танков и шоферы грузовиков. По еле уловимым переменам окраски, по изгибам гряд, по строению песчаной зыби они научились находить узкие извилистые полосы затвердевшего песка, по которому можно было двигаться быстро, почти не буксуя.
На пятую ночь после того, как покинули оазис Джарабуб, Хлебников со своим отрядом налетел на тылы итальянской дивизии «Арьете», не ожидавшей удара в спину, сжег колонну цистерн с бензином и, потеряв около пятидесяти человек убитыми, на рассвете вышел в расположение 4-й индийской дивизии.
Индийцы встретили Хлебникова восторженно и полушутя-полусерьезно сообщили ему приятную новость: по пути в Москву на самолете в Каир прибыл премьер- министр Британии Черчилль. В сопровождении маршалов Уэйвелла и Смэтса он инспектирует 8-ю армию.
Хлебников на «виллисе» отправился к Охинлеку.
В палатке английского генерала, у которой не было даже часового, царил беспорядок. На походной койке поверх одеяла лежал и храпел ординарец в ботинках, на полу стояли раскрытые чемоданы, в них кучей было навалено обмундирование, грязное белье, книги, письма и фотографии. Расстроенный Охинлек обрадовался русскому полковнику.
— Я оказался не у дел… Вместо меня премьер-министр назначил командующим моего подчиненного командира 13-го корпуса генерала Готта, — сказал Охинлек, как и тогда, в их первую встречу, машинально выбивая пальцами вечернюю зорю. — Вот послушайте, что по такому поводу писал старик. — Генерал взял из чемодана томик сонетов Шекспира, прочитал вслух: