— Запиши, и исполнить немедля, — бросил царь секретарю.
— Остров Ильва после таких приготовлений забрали мы легко, гарнизон там стоял слабый. Я повелел на нем крепость малую построить, но так, чтобы взять ее затруднительно было. Туски из Популонии на нас нападать вздумали, но мы их натиск отбили, а потом дромонами вдоль побережья прошли и все корабли более рыбацкой лодки огнем спалили. Туски — морские разбойники известные, нам их корабли опасны. Мастеров и рабов, что руду на Ильве добывали, я трогать не велел, а мастерам еще и награду выдал, и содержание их удвоил. Они теперь великому государю со всем удовольствием служить будут. А еще мы поручение Пророка исполнили. Вдоль реки Тибр я пятитысячный отряд повел с требушетами и огнеметами. В пяти фарсангах от устья городишко малый обнаружили, что его жители Рома называли. Это и не город оказался, а несколько деревень на высоких холмах, что власть общую имеют. Укреплений каменных тут и вовсе не было. В городке этом всякий сброд собирается, разбойники бывшие, беглые рабы, и даже этрусский воинский отряд пришел и поселился лет пятьдесят назад. Жителей этих мест соседи до того презирали, что даже дочерей своих отказались за них отдавать, ибо бродяги нищие и безродные. Так они себе жен украли, обманом на священный праздник соседнее племя сабинян пригласив. Сначала они с сабинянами теми воевали, а потом замирились, и стало два царя у них — Ромул от латинов, и Тит Таций от сабинян. Тит Таций умер вскорости, и Ромул один правил. Человек он был отважный, воевал все время, но потом взял и пропал. Думается мне, что его свои же прибили, и в Тибр бросили, не любила его местная знать. Но народу он угоден был, а потому им сказали, что царь их живым к богам на небо отправился. Эта деревенщина и поверила, и по сей день верит, и жертвы тому Ромулу, как богу, приносит. Мы тут с дядей Хумбаном чуть животы не надорвали, пока слушали. Этот Ромул брата родного убил, чтобы в одиночку править, и со смертью Тита Тация тоже не все чисто. Так что бог из него никудышный, потому что разбойник он был отъявленный с ранней юности. А потом править стал зять того Тита Тация, по имени Нума Помпилий. Человек он мирный и неглупый, но воевать не любит и не умеет, и Рома при нем под властью тусков находится. Тут большой город Вейи недалеко, и Тарквинии, так Нума этот им покорен во всём. У него нет сил тускам сопротивляться, слаб очень. В общем, великий государь, мы деревни те пожгли, а жителей всех по слову Пророка, убили. Нуму этого и близких его казнили тоже. Я к соседнему племени эквов послал и повелел им земли эти заселить, а ежели из прежних жителей увидят кого, то убить на месте. Правители их, устрашенные, мне клятву в том принесли. Только мы тут все в сомнениях. Неужто, голодранцы, которые в домах, плетеных из веток, и глиной обмазанных, живут, для нас угрозу представляли? Очень нас это с дядей Хумбаном удивило. За сим кланяюсь покорно, ваш преданный сын, Тейисп.
— Брат, от Ардашира гонец, — зашел в покои царя Пророк.
— Читай, — нетерпеливо сказал царь.
— Великому государю и повелителю мира, его племянник Ардашир шлет поклон и уверения в преданности. Войско ваше отважное повел я в бывшие земли царства Хеттов, что потом фригийцы захватили и царство там свое устроили. Армию вражескую мы разбили в двух сражениях, рассеяв воинов их. Часть из них в столицу Гордион ушла и там в осаду села, а другая часть пошла на зов царя Мидаса, который новое войско собирать начал. Гордион тот весьма крепок был, и богат людьми и ремеслами. Рушить его камнями и огнем посчитал я неразумным, а потому потребовал испытания по древнему обычаю.
— Что за обычай такой? — заинтересовался царь.
— Основатель столицы Гордий в ту местность на телеге приехал, — продолжил Пророк, — и ярмо к ней кизиловым лыком привязал. Телегу потом храму посвятили. Так вот, у фригийцев поверье есть, что кто этот узел развяжет, тот всей Азией править будет (их Азия — это наша Малая Азия). Но лыко то за долгие годы задубело и развязать его не было никакой возможности. Жрецы, чтобы бродяги всякие священный предмет не портили, объявили, что если кто развязать Гордиев узел попытается и не сможет, того смертью казнить. — Пророк ненадолго замолчал, а потом заявил: — Ну, засранец, высеку, как приедет. Так рисковать!
— Да ладно, он же воин у тебя! — успокоил царь.
— Слушай, у тебя двенадцать сыновей, а у меня один! Продолжаю:
— Я в одиночку в город вошел и ту телегу спалил из малого армейского огнемета, узел развязав. Жреца Кибелы я спалил тоже, потому что это мне разумным показалось. С новым жрецом мы довольно быстро договорились, и гарнизон мне присягу принес. Жреца того я пожаловал тридцатью годами невмешательства в его дела, как в Египте великий государь сделал, и десятью талантами..
— Золотом? — нахмурился царь.
— Серебром, — продолжил Пророк.
— А, ну тогда ладно! — успокоился Ахемен.
— За деньги те он воинов и знать карами богов устрашил, и от царя Мидаса отвратил. Мидас тот яд принял, после чего Фригийское царство под руку великого царя перешло.
— Слушай, брат, мы с тобой купцов каких-то вырастили, — со смешком сказал царь. — Больше подкупают, чем воюют. — Он повернулся к секретарю. — Указ пиши, на землях Азии сатрапию основать и князя Ардашира начальником назначить.
— Брат, ты не спешишь? — удивился Пророк. — Он же мальчишка совсем.
— Так боги свою волю народу явили, — удивился царь. — Там другого кого и не примут правителем, бунт будет.
— После этого — продолжил Пророк, — мы в Лидийское царство направили коней своих. Дали большое сражение и разбили наголову армию их. Гигес, их царь, в столицу Сардис удалился. Тут, государь, надо несколько слов сказать про этого Гигеса. Он ближним человеком у прежнего царя Кандавла был. Тот имел жену красоты необыкновенной, и будучи пьян, красой жены похвалялся. Он того Гигеса заставил на свою жену обнаженной смотреть, а та позора не вынесла и подговорила того царя убить. Убил Гигес царя, а вдову его за себя взял. Чтобы благословение богов получить, он к Дельфийскому оракулу отправился и тридцать талантов золота в виде даров отвез. Тут мы и не удивились, когда оракул ему благоприятные знамения дал, за такие-то деньги. Думаюя, великий государь, к оракулу этому наведаться. Предсказания его мне и даром не нужны, но Гигес не один туда золото даровал, много его там без дела лежит.
— Вот молодец! — стукнул царь ладонью по подлокотнику кресла. — Война, она же денег стоит.
— Сардис тот — город неприступный, крепость его на высокой скале стоит. Да только мы его камнями и горшками с горючей смесью забросали, а потом тридцать бойцов из Первой сотни по тропке малой на скалу поднялись, и стену удержали, пока войско подтянулось. Взяли мы тот город, повелитель, а Гигес и жена его тоже яд приняли. После Лидии мы на юг пошли и забрали княжества мелкие в Ликии, Писидии, Карии и Киликии. Правители их великому царю клятву «земли и воды» принесли. Очень просят, государь, сыновей своих в Первую сотню на воспитание взять. Весьма им наши парни понравились, от невест отбиваемся. Я сказал, что без благословения государя брак никак невозможен.
— Да чтоб мне провалиться, — Ахемен схватился за голову, — да когда же это кончится? Да за что мне это? Разогнать, что ли эту Первую сотню… Жеребцы…
— После этого, великий государь, мы вдоль побережья моря Эгейского прошли и города Милет, Эфес, Смирна, Колофон, Троя и иные взяли, или мирным путем под руку великого царя привели. Города на побережье греками и ионийцами заселены. Люди они лживые, но отважные и упорные. Я только теперь понял, почему мой отец смирить их велел. Беспокойный народ, много от них в царстве неустройства может быть. Мы вскорости на Афины переход готовим. Как великий государь повелел, золотые и серебряные копи под нашу руку забирать будем. А потом я флот пущу по портам их, и корабли торговые и военные огнем все сожгу. Народ тот в своих землях навечно заперт будет.
С тем, кланяюсь низко великому царю, племянник его любящий и покорный, Ардашир.
Многое произошло за прошедшие годы. Империя заглатывала земли вокруг, как уж лягушку, медленно и неотвратимо. Тейсп завоевал все острова к западу от Италии, а потом двинулся на соединение с братом Ардаширом, который к тому времени перешел Босфор и громил Фракию. Встретились они где-то в районе современного Белграда, оставив Италию и Грецию на потом. В Греции Ардашир лишь разграбил храм Аполлона в Дельфах, полностью окупив эту войну и еще пару-тройку войн последующих. Потом, как и обещал, запер проливы и уничтожил весь флот. Ахейцы, отрезанные от внешней торговли и драгоценных металлов, стремительно нищали, и резня за пастбища и пашни там шла нешуточная. В результате отсутствия прибавочного продукта науки и высокая культура там так и не развились, не на что было философов кормить. Та земля была поглощена много позже, город за городом, почти без сопротивления. Повозиться пришлось лишь на крайнем юге, где жили парни, которые по качеству подготовки не уступали бойцам Первой сотни, только на конях воевать не умели. Но их было всего восемь тысяч, а потому с ними разобрались довольно быстро. Остатки гордых спартанцев забили мотыгами люто ненавидящие их государственные рабы-илоты. Тейисп стал завоевывать Италию с юга, попросту предложив хорошие контракты на пшеницу для армии Сибарису и Кумам. Те, захлебываясь от зерна, которое некому было продать, сами попросились под руку великого царя. Ведь самниты, которых оттеснили с этих земель греческие гоплиты, которых наняли за серебро, что было получено от продажи того самого зерна, уже вовсю восстанавливали историческую справедливость. Греков попросту резали. С самнитами, как с племенем отважным и честным, Тейисп заключил сделку, дав им некоторую автономию, и взяв в жены дочь одного из вождей. После этого армия самнитов и персов подошла к землям Этрурии, которая в ужасе взирала на то, что происходит вокруг. Двенадцатиградье этрусков, и в этот раз, не стало договариваться, и каждый город планировал отбиваться сам по себе. Вейи, как самый южный форпост этой древней земли, попробовал сопротивляться, и был показательно стерт с лица земли, как и в нашей реальности. Не повезло этому городу