– Полагаем, сегодня у нас последняя из историй, – сказала Циора.
– Хорошо.
Сегодня они одержали победу. Но он не чувствовал себя победителем.
– Так на чем мы остановились? – Королева была растеряна. Возможно, она сама задавала себе те же вопросы, что и Тау.
– На принцессе Эси, – напомнил он.
– На нашей сестре.
Он молчал.
– Мы близнецы. Большинство людей не может нас различить. Наши тела, наши души были созданы одинаковыми по воле Богини, и наше рождение – это знак, потому что у Эси нет дара, – начала она ровным голосом. – Нас обеих испытывал Теневой Совет, и когда они поняли, что Эси лишена даров, ее стали испытывать снова и снова. – Теперь в ее голосе слышалось напряжение. – Им нужно было выяснить наверняка, Тау. Они сделали все, что требовалось, и Эси – предостережение Богини о том, что даже в роду Омехиа, дары могут истончаться, угасать, могут просто исчезнуть.
Тау не нравилось то, к чему она вела.
– Теневой Совет научил вас использовать свои дары в детстве, а значит, и испытывали вас, когда вы были еще детьми. Сколько раз они отправляли Эси в Исихого?
– Мы призваны действовать, – сказала Циора, словно не слыша его вопроса. – Мы должны вернуть Избранных на их законное место. Если мы этого не сделаем, будет поздно. Вот почему мы хотели добиться мира на Ксидде. Богиня посылала нас сюда не драться с ксиддинами. Она послала нас драться вместе с ними против Отсева. Тау, ксиддинов нужно убедить, что если Отсев не остановить, они выпустят в мир Укуфу, и когда они это сделают – мы все погибнем.
Тау пристально всмотрелся в ее лицо и увидел на нем лишь искренность. Для нее это было правдой. Если ей не удастся вернуть омехи на Озонте, Отсев победит, и расы людей перестанут существовать. Она верила в это так же твердо, как он верил в то, что солнце встает по утрам.
– Ясно, – сказал он, стремясь обрести хоть частичку ее веры, сам при этом гадая, какое место во всем этом отведено таким, как он.
Каким будет место Меньших в мире, где призывающие драконов, воины-колоссы и повелители иллюзий шли на войну против бессмертных? Он не мог этого представить. После той жизни, что он вел прежде, он не представлял себе такого мира.
Власть имущие, по опыту Тау, по-прежнему воспринимали отказ в удовлетворении своих желаний как конец света и даже не осознавали, что для людей вроде Тау этот конец света наступал каждый день. Брат Танди, Анья и семья Нкиру, Ойибо, старый Батрак, отец самого Тау – они могли бы это засвидетельствовать, не успей мир к этому времени увидеть, как они сгорели.
Он не мог воспринимать это так, как Циора, и осознав это, Тау опустил глаза.
– Прежде чем мы предпримем что-либо еще, нам нужно заняться Пальмом и Одили, нэ?
Она кивнула.
– Да, сначала это. – Она все еще выглядела рассеянной, встревоженной произошедшим, и, возможно, рассказом о сестре. – Твои бойцы готовы?
– Готовы, – ответил он.
– Тогда давай закончим пересказывать историю и начнем писать наше будущее.
Она встала и вышла из шатра. Тау вышел вслед за нею, и его тут же обдало жаром. Воздух знойных сумерек пах гарью пылающей крепости и потными телами женщин и мужчин, которых они лишили дома. От Тау с королевой толпу оттесняли солдаты, и он старался не смотреть на местных. Ведь глядя на них, он чувствовал себя виноватым.
На крепость он тоже старался не смотреть. Ее вид вынуждал его представлять смерть умбуси, а ему этого не хотелось. Но перед глазами все равно мелькали ужасные картины.
Он знал, что умбуси привязали к креслу – тому самому, что служил символом ее власти. Она наверняка кричала, пока дым заполнял ее легкие, а от жара пузырилась кожа. Пламя сначала поглотило тела ее сыновей и лишь потом добралось до нее.
Несмотря на жару, Тау поежился. За свою жизнь он вынес больше ужасов, чем представлялось возможным, но все еще мог представить себе такие, от которых хотелось вывернуться наизнанку.
– Вы уверены? – спросил он Циору, не зная, опасается он за королеву или за самого себя. – Уверены, что хотите сегодня войти в Исихого?
Циора остановилась и взглянула на остатки крепости. В этот момент одна из стен рухнула. Саман, из которого она была сложена, раскрошился в пыль.
– Да, – ответила она. Ее профиль подсвечивали отблески пожара. – Нам нужно увидеть, на что способны твои бойцы.
Не считая битвы за Дабу более двух циклов назад, Тау никогда не входил в Исихого с таким множеством душ. Шестеро его соратников окружили Танди, а в стороне за ними наблюдали Нья и королева. Но даже при таком количестве душ в темном мире ему было трудно отвести глаза от Циоры.
Не то чтобы бы он видел ее саму. Нет, он видел ее покров. Ее окутывал такой темный шар, что если бы Тау присмотрелся к своим мечам из драконьей чешуи и сравнил оттенки – те оказались бы одинаковыми. Покров королевы совершенно не отражал света, и, глядя на нее, Тау терялся. Он чувствовал себя так, словно падал в бездонную пропасть.
– Они нас нашли, – сказала она.
Тау не видел ее сквозь покров, но голос Циоры он узнал бы где угодно, и поверив ее предупреждению, вгляделся во тьму. Тварь, смутно различимая сквозь зыбкий туман, склонила голову с таким видом, будто ее желудок доверху наполнял гаум.
Вот уж вправду Богиней благословленная, подумал он о Циоре и поморгал, чтобы отвести взгляд от ее покрова.
– Там! – Удуак, стоявший справа от Тау, указал мечом на огромное чудовище, бредущее к ним на двух ногах.
– Он мой, – предупредил Тау, по привычке разминая мышцы правого бедра, словно его тело находилось в Умлабе, а не в темном мире.
– Да пожалуйста, – пробурчал Темба, стоявший за Удуаком.
– Тише, – велела Асет, крепче сжимая рукояти своих кинжалов.
Темба сказал еще что-то, но Тау его не расслышал из-за шума ветра. Зато услышал, как шикнул Джабари. Горло его друга, как и все тело, в Исихого было невредимым, и здесь Джабари мог разговаривать, но делал это все реже.
Проследив за взглядом Джабари, Тау уловил очертания мелкого, но плотного демона, который перемещался вдоль границы тумана параллельно их кругу. Он скакал на четвереньках, а рот его занимал большую часть выпуклой головы и был полон зубов, похожих на осколки стекла.
– Я омехи. Я Избранный, – услышал Тау слова молитвы. Яу молился перед боем. – Я принадлежу Богине и сражаюсь за Богиню. Ее воля – моя судьба. Ее милость – мое спасение.
– Ее милость – мое спасение, – вторила за ним Рамия.
– Держать круг, – сказал Тау достаточно громко, чтобы слышали все. – Не расступаться. Помните, женщины и мужчины слева и справа от вас – это ваши сестры и братья по оружию. Прикрывайте их, и они сделают то же ради вас.
Удуак хмыкнул и расправил плечи.
– Я сделаю это ради всех, кроме Асет, – заявил Темба, ухмыльнувшись.
– Может, я сама убью тебя раньше, чем демоны, – ответила Асет.
– Они идут, – сказал Тау, и огромное чудовище вырвалось из мглы одновременно с тварью, чьи зубы напоминали стекло.
Сжав рукояти мечей, Тау покрутил ими, чтобы размять запястья. Он был готов. Его бойцы тоже.
– Ее милость – мое спасение! – воскликнул Яу, перекрикивая ветер, и всадил мечи в шкуру огромного демона. Тау мысленно пожелал ему удачи.
Другой демон ринулся на Тау со скоростью брошенного копья. Он был быстрым и длинноногим, с когтями и кулаками, с открытым ртом, готовым рвать и кусать, с толстыми черными крючковатыми когтями на ногах. И пылал яростью неугасимого пожара.
Тау вихрем бросился на него, нанося точные удары мечами. Он изрубил демона своими клинками, словно дровосек, и тот рухнул на землю Исихого, которая теперь выглядела совершенно иначе.
– Держать круг! – крикнул Тау, тяжело дыша и яростно сверкая глазами. Пока никто из них не погиб, но новые демоны не заставили себя ждать.
Первой пала Рамия, погибнув от удара, рассекшего ее от паха до груди. Следующим стал Яу, правда, Тау не видел, как это случилось. Третьим темный мир покинул Темба. Он погиб, сражаясь спина к спине с Асет, которую убили вскоре после него. Удуак, бившийся, словно сам был одержим демоном, остался единственным, кого не оттеснили, и достигнув почти невозможного, здоровяк оттолкнул демонов назад во мглу, проредив их, будто косой. Но он зашел слишком далеко, его окружили и повалили с ног.
Джабари пал последним – поверженный тремя или четырьмя чудовищами, напавшими одновременно. Во главе этой стаи стоял четырехлапый демон, который и отнял у него жизнь. Твари загрызли его своими острыми зубами, но Джабари до самого конца не издал ни звука.
В итоге остались только Тау, Танди, Нья и королева. Покров Танди истончился, и она исчезла. За ней последовала Нья: ее покров испарялся, словно роса на солнце, и визирь ушла.
Демоны окружили Тау. Израненный и измученный, он нашел глазами королеву. Ее покров был таким же черным, как и прежде. Он не видел ее лица, но знал, что и она смотрит на него.
Тау вновь сосредоточился на битве, и демоны, окружившие его со всех сторон, неохотно отступили. Они не были людьми, но понимали универсальный язык насилия, которому пришлось подчиниться.
Тау знал, что будет непросто. Их было слишком много, но они на него не бросались. Это значило, что они хотели, чтобы он умирал медленно…
В последний раз взглянув на королеву, чемпион Тау Соларин вскинул мечи и бросился в гущу тварей.
Люди и демоны могут говорить на одном языке, думал Тау, собираясь провести с ними обстоятельную беседу.
Очнувшись, Тау увидел, что его бойцы медленно приходят в себя. Игнорируя боль в отравленном бедре и дрожь в коленях, он поднялся на ноги.
– Это сработает, – сказала Нья. – Хвала Богине, это сработает!
– Да, сработает, – кивнул он, постепенно возвращая контроль над лицевыми мышцами.
– Твои слова да Богине в уши, – сказала королева. – С такими бравыми воинами, как у тебя, нет ничего невозможного.
Королева стояла позади Тау, и он повернулся к ней. Казалось, она беспокоилась за него, но когда он робко ей улыбнулся, Циора ответила ему улыбкой – такой искренней, что все ее лицо просияло. От этого ее тепла, от выражения приязни Тау почувствовал себя более значительным, чем когда-либо. Это была всего лишь улыбка, но она помогла ему прогнать остатки воспоминаний о темном мире и напомнила, что им было что праздновать.