Хадит сдвинул брови и выдержал паузу, достаточно длинную, чтобы Тау забеспокоился о том, что случится, если Хадит не подчинится прямому приказу.
Но до этого не дошло, и Хадит сдержанно отдал честь.
– Будет исполнено, – ответил он и ушел отдавать приказ о наступлении.
– На что они вынудили нас пойти? – обратилась Циора к Тау, обнимая Чибуйе. – В кого они нас превратили?
– В тех, кем мы должны быть, – ответил Тау.
Его мать шагнула к нему, к королеве и стиснула кулаки.
– Завоюй нашу столицу, чемпион Соларин, – сказала королева. – Спаси нашу сестру и предай Одили воле Богини.
Теперь настал черед Тау поклониться. Он и сам хотел сделать то, чего желала его королева.
– Ваши слова – моя судьба, – сказал он, поворачиваясь, чтобы повести бойцов Айима в бой.
– Чемпион, ты… ты должен вернуться к нам, – сказала Циора, и он смутился, увидев ее настолько открытой. Она вытерла слезы. – Больше всего на свете, Тау, мы хотим, чтобы ты вернулся.
Он потерял так много, чтобы этот миг настал.
– В Умлабе нет ничего, что могло бы меня остановить, – сказал он и ушел.
Они переправились через Аманзи, воспользовавшись понтонными мостами, брошенными армией Одили. Враги поспешно отступили, когда дракониха Циоры осталась в небе одна. Они не встретили существенного сопротивления до тех пор, пока не оказались среди руин крепостной стены Пальма. До этого первого столкновения Хадит отдал приказ о медленном методичном наступлении. Он хотел, чтобы армия Циоры входила в город постепенно, расчищая пути, районы, участки. Он хотел, чтобы армия дала понять, что примет капитуляцию, и тем, кто сдастся, не причинят вреда. Хадит Бухари, гранд-генерал армии омехи, хотел многого, но никто не мог управлять Ревами, и армия Циоры затопила город, как цунами.
Тау шел во главе бойцов Айима. В руках у него были черные клинки, а в сердце – тяжесть потерь и обещание, которое следовало выполнить. Он нес с собой правосудие для Ихагу, Ихаше и Индлову, которые служили Одили. Он крался по полуночным тропам столицы, между высоких зданий из дорогого гладкого самана, и окрашивал стены кровью тех, кто преграждал ему путь. Он сражался на узких дорожках, под сводчатыми арками, перед лавками, в храме Богини и даже в доме, где старый Вельможа приставил нож к горлу мальчишки-Меньшего, чтобы не подпустить к себе воинов Айима.
Тау сказал Вельможе, что если тот навредит мальчику, он за это поплатится. Люди Одили, которых было намного больше, чем бойцов Айима, ворвались в дом, надеясь быстро расправиться с Тау и его соратниками. Старый Вельможа, думая, что битва выиграна, рассмеялся Тау в лицо и перерезал мальчику горло.
Тау оставил его напоследок. Бойцы Айима убили остальных, всех до единого. И когда Тау пришел, чтобы предать старика смерти, тот, обмочившись, молил о пощаде. А потом закричал.
Следующая значительная стычка произошла в одном из лучших районов города, в котором могла бы целиком поместиться Крепость Онаи. Сражаясь там, Тау вспомнил Королевскую Сечу. Вместе с шестью бойцами Айима он разбил Индлову, безвозвратно уничтожив тот мир, который эти Вельможи знали так долго.
Потом они подошли к мосту через узкий приток Аманзи, который был отведен так, чтобы протекать через город, обеспечивая Пальм водой и создавая прекрасные пейзажи. Мост был настоящим произведением искусства из резного камня. По бокам тянулся бордюр, на котором была изображена сцена сражения воинов омехи со значительно превосходящими силами противника. В центре композиции Одаренная, протянув руку, призывала Стража, чтобы обрушить огонь на врагов. Омехи выглядели бесстрашными. Сцена вполне отражала мировоззрение Вельмож.
– Ингоньяма, – заметил Удуак, когда они ступили на арку моста.
Впереди трех отрядов Индлову бежал разъяренный воин, который даже для разъяренных был довольно крупным.
Тау слизнул с губ брызги крови, и повернулся к Удуаку.
– Мой, – сказал он, взмахнув клинками и бросаясь навстречу разъяренному врагу.
У Ингоньямы не было щита, и свой огромный меч он держал обеими руками. Он замахнулся на Тау, но как бы он ни был быстр и силен, он был всего лишь человеком, а не рогатым демоном, порождением темного мира. У него была лишь одна жизнь, а Тау прожил тысячи.
Тау увернулся от удара, взмахнул двумя мечами, и колосс пошатнулся. Его спасли лишь бронзовые доспехи. Ингоньяма ударил кожаной перчаткой с металлическими пластинами, заставив Тау отступить, спасаясь от недюжинного натиска противника.
Двигаясь с Ингоньямой в одном ритме, просчитывая его удары и выпады, Тау отвечал на каждый промах ударами мечей. Он обтесывал Вельможу, как захваченный вдохновением скульптор, и когда тот закричал от боли, Тау лишь глубже вонзил клинки. Он не остановился даже когда Одаренная Ингоньямы перестала наполнять его силой. Не остановился и когда Ингоньяма рухнул. Тау продолжал крушить, пока не завершил свое дело.
– Он мертв, – сказал Удуак.
– Что? – выдохнул Тау, стоя над грудой изувеченной плоти, которая только что была человеком.
– Посмотри.
Тау уставился на содеянное и отпрянул. Лицо мертвеца менялось, искажая черты, превращая их в демонические. Не без труда прогнав видение, Тау отвел глаза.
Дворец был близко, и им следовало торопиться. Различать чудовищ и людей становилось все сложнее.
Указав мечом на дворцовый купол, Тау обратился к бойцам Айима:
Сестра королевы будет там, и Абаси Одили с нею.
Глава четырнадцатая
Эси Омехиа стояла на балконе главного зала дворца и слушала, как гибнут королевские стражники. Они заперли ее здесь с несколькими Индлову на засов, а сами ушли сражаться за нее.
Она знала, с кем они дрались внизу, и это ее пугало. Она знала, что там был чемпион Циоры и негодяи-Меньшие, которые липли к нему, словно мухи. Она пыталась найти утешение в звуках голоса Абаси Одили, который стоял рядом. Но время от времени дверь сотрясалась от ударов, и она всякий раз вздрагивала, не в силах успокоиться.
Она волновалась так сильно, что у нее потели ладони. Она бы вытерла их, но под рукой не было ничего, кроме платья цвета чистейшего алебастра, и пот оставил бы на нем пятна.
Поэтому вместо того, чтобы использовать свои одежды, Эси потерла руки одну о другую, хотя и прекрасно осознавала, что это едва ли поможет. Однако пачкаться она не собиралась. Если ее поведут к сестре, ей следовало выглядеть по-королевски.
Не приносило успокоения и то, что солдаты раз за разом прибегали, чтобы передать Абаси донесения, которые она старалась пропускать мимо ушей. Ей не хотелось слышать, что город захвачен. Ей не хотелось знать, что такой-то инколели или генерал убит. Не хотелось даже представлять, что творится в городе, наводненном армией Циоры, состоящей из дикарей-Меньших.
Тихий голосок нашептывал ей страшные вещи, предрекая, что Циора отдаст ее Меньшим, что Циора отдаст ее дикарю, которого назначила своим чемпионом, и ни одна из привычных уловок Эси не помогала ей этот голосок заглушить.
Желая предпринять хоть что-нибудь, что угодно, Эси стала напевать себе под нос последнюю песню, сочиненную для нее королевским бардом. Ей нравились слова, и их повторение помогало справиться с назойливым голоском.
– Эси, – обратился к ней Абаси, беря ее за руку, – как ты?
Она улыбнулась ему.
– Я в порядке, Бас. Просто устала.
– Я думаю, они собираются взять зал штурмом, Эси.
Новость была ужасной, но голос по-прежнему завораживал. Слова словно танцевали друг с дружкой, будто были частью мелодии, которую никто больше не слышал.
– Мы могли бы заманить их. Здесь они окажутся между стражей и двумя дюжинами Индлову. Думаю, мы сможем их остановить.
Эси заблокировала смысл слов, слушая только их звучание. Она обожала то, как он говорил, и задолго до объятий, упивалась его голосом. Она хотела быть сильной ради него, но слова сорвались с ее губ, прежде чем ей удалось их сдержать.
– Неужели правда нет надежды?
Он протянул к ней вторую руку и, поднеся ее пальцы к губам, поцеловал их.
– Она не навредит никому из вас, и эта правда стоит много больше, чем надежда.
Тихий голосок хихикнул.
Эси приложила руку к животу.
– Она навредит мне, Бас. Она навредит мне, отняв любимого мужчину.
Он опустил голову, пристыженный ее тревогой.
– Я подвел вас, моя королева.
Она приложила палец к его подбородку, приподняв его и заглянув ему в глаза.
– Ты меня не подвел, и сейчас я не хочу быть твоей королевой, – возразила она, наклоняясь и целуя его, прижимаясь губами к его губам, ощущая его тепло и не в первый раз задаваясь вопросом, могло ли все сложиться иначе.
Тихий голосок зашептал ей на ухо, что она потеряет все – и только потому, что ее сестра пыталась сдать омехи варварам.
– Это не твоя вина, – сказала Эси. – Мы пытались спасти наш народ от трусости и фанатизма Циоры. Честно пытались.
– Даже зная, чем это закончится, я бы снова сделал это, если бы ты меня попросила, – ответил он.
Подбежал очередной гонец, прервав их, и Абаси отступил, выпустив руки Эси.
Тихий голосок шепнул ей, что Абаси сейчас уйдет, бросив ее на произвол судьбы, но он зашел слишком далеко, и Эси заставила его умолкнуть.
– Чемпион Одили, – сказал гонец, отдавая честь. – Королева Эси.
– Докладывай, – велел Абаси.
– Мы потеряли контроль над городом, – сказал солдат.
Эси ахнула. И хотя она не одобряла проявлений любви на людях, ее сердце наполнилось радостью, когда Абаси, знавший ее достаточно хорошо, вновь взял ее за руку. Вместе они были сильнее. Так было всегда.
– А коридор за этой дверью? Мы сможем его удержать? – спросил Абаси гонца.
Солдат покачал головой.
Абаси кивнул.
– Я не получал доклада о потерях уже целый промежуток.
– Я… я прикажу кому-нибудь обновить расчеты и сообщить…
– У нас нет на это времени. Скажи мне, что знаешь.