Библиотекарша, однако, оказалась столь же несговорчивой. Кармен попросила было просмотреть регистрационные книги за те годы, которые Джефф должен был провести в Хаббарде, на предмет поисков Роберта Блекуэлла в одной из них.
На том конце провода последовало долгое молчание – библиотекарша явно старалась понять, что от нее хотят.
– Вы, наверное, шутите? – наконец сказала она – Вы полагаете, у меня нет более подходящего занятия? У нас летние классы занимаются, и эти сорванцы сведут меня с ума.
Кармен провела несколько неприятных минут в бесполезных уговорах. Наконец женщина согласилась дать ей имена классных старост за тот пятилетний промежуток, который Кармен назвала в качестве наиболее вероятного для пребывания Джеффа в высшей школе.
В изнеможении она повесила телефонную трубку. Теперь к списку школ прибавился список имен. Великолепно. Она вновь связалась с архивом, теперь в поисках телефонов классных старост и сама не веря в то, что через двадцать с лишним лет хоть кто-то из них живет по старому адресу.
Но все же одно имя Кармен нашла. Одну женщину, которая, по счастью, не изменила своего имени. Староста восьмого класса, Гейл Эвелин Видович. В телефонной книге значилось Гейл Э. Видович. Наверняка, не могло быть еще одной женщины с точно таким же именем.
Кармен взяла этот номер телефона домой, чтобы постараться дозвониться до Нью-Джерси, когда по тамошнему времени будет поздний вечер.
– Помню ли я Роберта Блекуэлла? – В трубке раздался низкий смех бывшей старосты. Она говорила с тем же едва уловимым мягким ньюджерсийским акцентом, который был у Сусанны Кабрио. – Да вы можете обратиться к любому, кто имел отношение к нашей школе в те годы, когда он учился у нас, – все как один непременно вспомнят Роберта. Он один из тех ребят, которых нелегко забыть.
Кармен прижала трубку плечом и суетливо принялась рыться в портфеле в поисках диктофона и переходного шнура, с помощью которого можно было вести запись с телефона. Она была захвачена врасплох. Ей и не снилась такая удача.
– Итак, – сказала она, вставляя в диктофон новую пленку и усаживаясь за кухонный столик, – я восстанавливаю его прошлое для истории, которая является темой моих репортажей в Южной Калифорнии, и...
– Правда? – Гейл явно была словоохотливой особой и быстро схватывала услышанное. – И о чем же эта история?
– Я не имею права пока рассказать об этом. Я делаю серию эксклюзивных репортажей, поэтому все подробности до поры до времени приходится держать в секрете, однако я все же надеюсь, что вас не затруднит рассказать мне хотя бы го немногое, что вы сегодня припомните о нем. – В ее памяти невольно всплыл утренний разговор с Джеффом: ей необходимо заботиться о безопасности интервьюируемых ею людей. – Ваше имя нигде не будет упомянуто, – добавила она вслух.
– Это так непредсказуемо, – отвечала Гейл. – Я думала о Робби не далее как позавчера, потому что...
– Простите, что перебиваю, – вмешалась Кармен. – Вы не возражаете, если я запишу наш разговор?
– Запишете наш разговор? Пожалуйста. Как вам угодно.
Кармен вставила штеккер переходника в маленькое гнездо на боковой панели телефонною аппарата.
– Все в порядке, – сказала она. – Пожалуйста, продолжайте.
– Я подумала о нем, потому что позавчера на работе – я работаю в салоне-парикмахерской – одна женщина рассказала про своего пятнадцатилетнего сына, который сотворил что-то этакое с телефоном у них дома, так что междугородные переговоры регистрировались и шли на счет соседского номера. Прошло несколько месяцев, пока эту шутку раскусили. Ему пришлось несладко. Кармен нахмурилась, соображая, какая возможная связь существует между этим шалуном-подростком и Джеффом. Похоже было на то, что дамочка слишком надышалась насыщенной химикалиями атмосферой салона.
– Почему же это напомнило вам Джеффа? – спросила Кармен.
– Кто это – Джефф?
– Я хотела сказать, Роберт. Робби. Вы только что сказали, что вам напомнили про него.
– Совершенно верно. Это именно в стиле тех шуток, которые любил выкидывать Робби, – и она снова засмеялась. – Знаете, что он однажды натворил?
– Что?
– Он что-то наколдовал со всеми стенными часами в школе – я не выдумываю, – и они стали спешить, так что наши уроки вместо обычных пятидесяти минут длились только сорок пять, а занятия кончались что-то около двух тридцати вместо трех часов.
– Вы шутите, – улыбнулась Кармен.
– Уверяю вас, нет. И прошло целых два дня, пока разобрались, в чем тут дело. Теперь вам ясно, что я имела в виду, когда говорила, что его нелегко забыть.
– Да, пожалуй. А что с ним стало, когда его поймали?
– Хм-м-м. – Гейл задумалась. – А вот об этом я помню плохо. Почти ничего. Я уверена, что администрация собралась было его наказать, однако ее так поразила способность Робби изобретать всякие хитрые штуки, что мысль о наказании отпала сама собой. То есть я хочу сказать, как бы они могли наказать тринадцатилетнего мальчишку за то, что не смог бы сделать ни один из взрослых образованных людей в нашей школе?
– Я вас понимаю, – отвечала Кармен. Про себя она думала, как могла отнестись Бетти Кабрио к чудачествам своего сына. – Вам когда-нибудь приходилось встречаться с его матерью?
– С его матерью? Нет. Я не думаю, что была знакома с кем-то из членов его семьи.
– Что еще вы могли бы рассказать мне о нем?
– Ну, он был сорванцом. И при этом очаровательным. Такой худенький и хрупкий – он был немного моложе своих одноклассников; насколько я помню, он проскочил один класс, но все девочки находили его привлекательным. Безусловно, он был талантлив – пожалуй, самый талантливый ученик в нашей школе, – однако он никогда не заботился о хороших отметках – да ему это и не было нужно. – Гейл перевела дыхание. – Они и так были уверены в его способностях и без конца таскали на всякие там специальные тесты, прямо набрасывались на него всей командой. А когда всплывала наружу его очередная проделка – вроде той, с часами, – они лишь делали вид, что сердятся, а на самом деле лишь смеялись.
– Итак, он не был отличным учеником. Гейл ошарашенно замолкла.
– Ну, пожалуй, мой рассказ представляет его как трудного ребенка, но это было не так. Он был чудесным малым, и несмотря на всю свою ученость, не превратился в этакого головастика.
Естественно, подумала Кармен. Он был святым.
– Он умел очаровывать, – сказала она. – Был ли он одним из тех, кто пользовался своими чарами ради своей выгоды?
– Хм-м-м. Нет, с девочками – никогда, если вы это имели в виду. Однако он умел пользоваться своими способностями, чтобы привлечь на свою сторону взрослых. Он учился в моем английском классе и не испытывал никакого интереса к разбору построения предложений, вы знаете? Это была не его стихия. Но он всегда был готов выполнить какое-то особенное задание учителя, что-то специально рассчитанное на него, вместо занятий со всем классом. И мне кажется, что не только Робби, но и все дети должны обучаться только по индивидуальному курсу.
– Не испытывали ли к нему неприязни остальные ученики за это?
– О нет. Он был просто не таким, как все, и мы просто мирились с этим.
– Какие предметы нравились ему в школе?
– Кажется, он не продолжал обучения в ПВШ – Плейнфилдской высшей школе, – как большинство учеников. Теперь, когда я снова вспоминаю обо всем этом, мне пришло в голову, что в тот год умерла его мать, и его забрали из школы.
– Его мать умерла? – Кармен приросла ухом к телефону. Ее охватило чувство почти личной потери. Перед ее внутренним взором ярко, как в жизни, стоял образ юной бездомной Бетти Кабрио, борющейся за обретение пристанища для себя и своего сына. Она поежилась, вспомнив свои вопросы, заданные ею сегодня утром Джеффу Кабрио о его матери. – Вы уверены? – спросила она у Гейл. – Вы знаете подробности ее смерти?
– Я не сказала бы, что уверена на все сто процентов, но мне кажется, что это правда, хотя я ничего не могу сказать о том, как и от чего она умерла. Все, что я знаю, – это то, что Робби переехал из Плейнфилда.
– Куда он направился?
– Это мне тоже неизвестно, но знаете, кто вам нужен? Дэнни Грейс.
– Кто он? – спросила Кармен, вынимая из портфеля блокнот и записывая в нем имя.
– Дэнни и Робби были близкими друзьями.
– Так, значит, он должен знать и подробности его семейной жизни?
– О, наверняка. Они вечно пропадали друг у друга.
– Дэнни по-прежнему живет в Плейнфилде?
– Нет, – засмеялась Гейл. – Он уехал давным-давно и никогда не возвращался. Он теперь юрист, где-то в Мериленде. И зовут его, наверное, Дэниел. Хотя в школе его считали идиотом. Просто тупицей.
Староста восьмого класса работает парикмахершей, известный на всю школу идиот – правовед. Просто диву даешься, как предопределяет высшая школа для юношества будущее своих выпускников.
Кармен хотела, чтобы Дэн Грейс был кем угодно, только не юристом. До сих пор все, с кем ей приходилось беседовать, с легкостью давали ей необходимую информацию. С одной стороны, от юриста можно было ожидать более связного рассказа, но ведь он, скорее всего, начнет приставать к ней с вопросами, осторожничать.
– А есть кто-нибудь еще, кто мог бы что-то знать о семье Робби?
– Хм-м-м. Нет, больше никто не идет на ум. А вы позвоните Дэнни. Передайте ему, что я сказала: «Салют, Дэнни, как у тебя дела?»
Кармен повесила трубку и отключила диктофон. Она уставилась на страницу в блокноте, на котором было написано: «Дэниел Грейс, юрист, Мериленд» Возможно, ей удастся связаться с ним через Ассоциацию правоведов. Она может позвонить ему утром. А может, и не станет звонить ему вовсе. Она не должна забывать, что ей нельзя торопиться.
Она снова полезла в портфель, отпихнув поглубже пачку пришедших сегодня счетов, действовавших ей на нервы, и достала выписку из бюллетеня, которую перед самым уходом со студии подсунул ей сегодня Крейг. Она в этот момент была занята телефонным разговором, и Крейг подмигнул и показал ей большой палец, пока не скрылся в коридоре, так что она не сомневалась, что выписка содержит приятные ново