– Все бы хотели так. Говорят, – понизил голос воздушник, – Авердан Второй так и погиб. Вроде бы ему удалось заполучить третью стихию от невинной девы, а на следующий день он умер. Его просто разорвало на куски.
– Не может быть, чтобы не нашелся способ! – воскликнул Киран полунасмешливо, полуотчаянно. – Иначе я умру холостым! Подумать только – вокруг столько восхитительных трофеев, а ты можешь выбрать только один. Это же пытка! Как вы решились на женитьбу, господа?
Мерзкий саган, тошнит от него. Я с трудом сдержала рвотный позыв, глотнула вина, отставила бокал на протянутый големом поднос. Перед глазами все как-то плыло, свет и звуки стали резкими, неприятными…
Похоже, отравилась.
Ела то, что принес лакей. Белые ломтики очень вкусной рыбы, прозрачные горько-сладкие нити каких-то водорослей…
– Мам, ты себя хорошо чувствуешь? Тебя не тошнит?
– Нет, с чего ты взяла?
Странно для обычного отравления. Дыхания не хватает, в глазах темнеет, будто я вот-вот упаду в обморок.
– А меня тошнит. Я в дамскую комнату. – Не хочу пугать маму, изо всех сил стараюсь не показать, насколько мне плохо. Даже разговаривать неприятно, трудно. – Нет, не надо со мной идти, вдруг кто меня будет спрашивать, позаботься об этом. И не ешь ничего! – Перед тем как убежать, смахиваю все с подноса ее голема, а потом у своего. Найти бы еще те дамские комнаты. И в обморок не упасть бы. Как много саган вокруг, тошнит от них. Совсем чуть-чуть до дверцы из сада.
– Л’лэарди Верана!
Впервые в жизни совсем не рада Вашему Величеству. Нет, изображать довольную жизнью подданную и ждать, пока вам угодно будет меня отпустить, – не выдержу. Боюсь, стошнит прямо на монаршие туфли.
– Л’лэарди Верана, стоять!
Ненавижу эту жизнь.
Хлопаю дверцей. Надо бежать, а то еще догнать прикажет. На ходу сдираю с запястья браслет, вдыхаю ветер. Становиться чуть легче. Слуга навстречу, испугалась до ужаса, думала – саган. Оказалось, человек.
– Где выход из дворца? Как выйти на улицу?
Начал длинно и путанно объяснять, я не смогла дослушать, бросилась бежать дальше. Ноги плохо слушаются, перед глазами все расплывается, споткнулась, упала, вскакиваю, бегу дальше. На лестнице меня все-таки стошнило. Прямо на мрамор. Я сейчас умру. Стихия не лечит! Она всегда меня защищала! Сняв браслет, я забывала о недомогании в течение десяти минут, а сейчас мне только хуже! Я не могу сделать вдох! Это так мучительно, оказывается, когда тебя лишают воздуха.
– Л’лэарди Верана! Что с вами?!
Все плывет в каком-то нереальном мареве. Моя смерть в кольце огненных протуберанцев приближается, и свет его настолько ярок, что я даже не могу рассмотреть его лицо. Поднимаюсь с колен, вытирая губы. Даже в таком состоянии меня окатывает волна жгучего стыда – предстать в подобном виде! Перед императором!
– Простите, Ваше Величество. Мне нездоровится. Разрешите мне удалиться.
Его пальцы капканом на моей руке. Которая сжимает в кулаке снятый эскринас.
Пытаясь выжить, похоже, я себя убила.
– Л’лэарди Верана, почему ваш эскринас снят? Кто его снял?
Зачем так громко. Звуки и цвета такие яркие, что моя голова вот-вот взорвется.
– Говорите немедленно!
– Мне кажется, я умираю. Я хоте, чтобы ветер мня спа… – говорю невнятно, потому что не хватает воздуха.
– Что с вами случилось? – Трясет за плечи.
– Яд. Наврн, отрвили… Не наю…
Он хватает меня на руки и тащит куда-то. Возможно, в тюрьму. Пытаюсь вырваться:
– Вше Величество. Мне очн нездровится. Рзр-шите пбыть в одиночестве. Пжлуйста.
– Чем вас отравили?
– Не знаю, – сглатываю слюну. Боюсь, чтобы не стошнило прямо на императора.
Он что-то рявкает слугам. Лестницы, коридоры, тяжелые бархатные портьеры задевают лицо.
Опускает меня на кровать. Немедленно сворачиваюсь в клубочек, стараясь зарыть голову поглубже в перину или вовсе ее потерять где-нибудь. Кажется, суда и казни все же не будет. Умру раньше.
– Пей!
Даже не могу удержать стакан ровно, вода выплескивается на простыню, император поддерживает мою руку. Что лучше – умереть сейчас или быть казненной?
Или, если Его Величество будет невероятно милостив, навеки запереть стихию настоящим, надежным эскринасом.
– Не надо меня лечить! Я не хочу!
Огонь растекается по венам вместе с кровью. Мокрый платок вытирает лицо. Под голову кладут подушку.
– Я не хочу жить! Отстаньте!
– Пей, я сказал! Наклоняйся над тазиком. Там должно оказаться все, что осталось в желудке.
Ненавижу эту жизнь.
Так нельзя, Сибрэйль. Вставай. Прояви хоть немного достоинства. В таком виде лежать перед императором.
Он не дал мне подняться. Сел рядом, обнял, обдал дыханием огня.
– Все будет хорошо. Владеющих стихией непросто отравить. Где болит?
Барахтаюсь в его руках, тону в раскаленной лаве. Солнце – это жизнь. Солнце лечит все. Зной летнего полудня, колышутся стебли по краям узкой полевой тропинки, подсолнухи выше меня.
Достоинства во мне совсем не осталось. Я скулила в его объятиях, как подобранная помойная кошка. Такие ласковые руки. Такие теплые губы. Его огонь по моим венам. «Все будет хорошо».
Ты подпишешь мне приговор? Ты?! Все, в обморок больше не уплываю, сердце не пытается остановиться, дышу шумно и жадно, но свободно. Даже не верится, что десять минут назад было так плохо, что хотелось в забытье, даже в смертельное.
Могла бы потерпеть. Проявить выдержку. Каких-то пять минут потерпеть – ради всей последующей жизни. Остановиться на оклик Его Величества, а через пять минут тихонечко скрыться. Нет, бежала сломя голову, будто и впрямь умирала. Как стыдно. Какая я безвольная. Так бездарно выдать свою тайну.
Мы, наверное, много времени так просидели, я у него на коленях, осыпанная монаршими ласками и насмерть перепуганная. Узнала, что я «его девочка» и «ветерочек». Мой император, я бы вечность так сидела, но вы же меня сейчас убьете.
– Л’лэарди Верана, вам уже лучше?
Сползти с его коленей, выпрямиться, одернуть платье, пригладить волосы. Плечи распрямить, не втягивать в них шею, как провинившаяся в краже служанка в ожидании хозяйской оплеухи. Я же верю в свою правоту? Надо смотреть прямо, держаться гордо.
– Да, благодарю вас, Ваше Величество.
– Л’лэарди Верана, вы ведь не в первый раз снимаете браслет?
Хочет взять эскринас из моей руки. Ни за что не разожму пальцы. Пытаюсь объяснить:
– Л’лэард директор больницы сказал, не все отравления лечатся. Даже девы-ллэарди умирали.
Только своя стихия лучше всего помогает. Я думала, что умру.
– Кто. Снял. Ваш. Браслет.
– Я сама. Простите, Ваше Величество.
– Не смейте мне лгать! – разъяренный рык. Его Величество – огромная гневная скала с потемневшими глазами. Не обойдешь. Не спасешься.
– Мой отец. Он создал для меня такой эскринас, который я могу расстегивать.
Вот и все. Как глупо. Император с усталым вздохом рухнул на кровать, потер лицо.
– Я знал это, – пробормотал он. – С вами было что-то не так. Я не мог понять. «Может, она даже больна, сумасшедшая», – брат так говорил. Но столько свежего воздуха не могло быть у сумасшедшей. Я дышал.
– Мама ничего не знала, – сказала я самую важную ложь. – Отец сказал никому не говорить. А я, ребенок, не могла устоять перед искушением говорить с ветром, а потом это вошло в привычку. Я ото всех скрывала, даже от родных.
– Плохо скрывали, – усмехнулся император. – Вы ведь ничуть не раскаиваетесь в содеянном, не так ли, л’лэарди Верана?
– Если Богиня создала птицу крылатой, значит, Она хотела, чтобы птица летала. И странно, подрезая птице крылья, говорить, что Ее воля в этом.
Он молча смотрел на меня. Надо было говорить что-то дальше. В слезах и на коленях умолять о помиловании? Все равно стихию не сохранит ведь. Наденет настоящий, страшный эскринас.
Я уже бывала в этой спальне. Ночью, во сне. Здесь два высоких окна. Хотела бы я сейчас оказаться во сне. Ночью так легко летаю, просачиваюсь в любую щель.
– Я не раскаиваюсь, Ваше Величество. Я знаю, что наказание за мой поступок – смерть. Но не хочу казни на площади. Если мне суждено умереть, я хочу умереть, как настоящая стихийница. В драке. Ваше Величество, можно вызвать вас на дуэль?
Изумленно приподымает брови.
– Смотрите, я владею оружием.
Ветра нет в этой спальне, слабые вздохи. Щекочут неумелые пальцы. Настоящего вихревого кнута из них не сплести. Могу опрокинуть столик за спиной. Швырнуть в стену. Его Величество дернулся от грохота. Показываю ему слабые вихрики в ладонях:
– Оружие. Я сама научилась плести. Меня никто ничему не учил. Но чтобы сплести большой и опасный кнут, надо много ветра. В закрытой комнате не смогу. А еще я умею летать во сне. Иногда я прилетаю сюда, к вам. Провожу с вами ночи, а вы ничего не замечаете. Давайте драться. Это должно быть красиво. Глупая птица, пытающаяся потушить пожар крыльями.
Будь что будет. Попытаюсь бежать. Не получится – драться до последнего. Главное, в клетку не попасть. А смерть – что страшного? В пылу боя и не заметишь. Ветром, пахнущим дымом, поднимешься к небесам, там – спокойно, свободно.
Маму только жаль.
– Маленькая эгоистичная дрянь, – сказал Его Величество.
Поднялся. Стоял так близко, что я слышала жар его тела.
– Холодное сердце. Без любви, без верности, без раскаяния. Я только выгодная партия, не так ли? Сияние власти манит, как ворону блестящий фантик. Я даже это в тебе люблю.
Думала, ослышалась.
– Джинка, – сказал император. – Ты ведь все потерпишь, чтобы только сохранить жизнь?
И толкнул меня на кровать.
– Тихо. Хочу на тебя посмотреть.
Он приспустил лиф моего платья, обнажив грудь. Прижался губами.
– Сколько мужчин делали это до меня?
– Мерзавец. Я бы хотела иметь достаточно магии, чтобы победить вас на дуэли.
– Шутиха! Весь мир к ногам грязной циркачки – это будет смешно.