- Успеем, - кивнул Рыжий. – Спасибо, Касс. Остальное потом.
В принципе, Катрин вскоре поняла, что способна идти сама, и до машины дошла. И даже села. Но когда он выехал с парковки госпиталя и повернул не вполне в ту сторону, куда она рассчитывала, то нос тут же задрался.
- Куда это ты меня везёшь?
- К себе, - пожал он плечами. – У тебя там можно будет нормально лечь, как сказала Касс? И есть, кому помогать тебе ложиться и вставать? И ядом мазать?
- Я справлюсь, наверное.
- Тебе что сказано – никакой сегодня нагрузки.
Она вздохнула… и затихла.
- Спасибо тебе.
- Пожалуйста. Спагетти будешь есть? Я заказал, сейчас доедем, и привезут.
- Буду. Но… мне ж даже надеть нечего, кроме того, что на мне.
- Решим.
Из машины возле дома она выбралась, но потом пришлось подхватить. Почти что занести в лифт, и в квартиру тоже.
- Видишь, Серый, какое у нас дело? - спросил Рыжий сидящего на пороге кота. - Нужно лечить нашу Фиалочку. И тебя кормить, куда ж без этого, но она сейчас у нас самая слабая, ей нужна помощь и поддержка. Ты следующий.
В принципе, всё решилось – Фиалочка была уложена в постель в его чистой футболке и намазана змеиным ядом, кот накормлен. Еду привезли, сейчас яд щипать перестанет – и больную тоже будем кормить. А пока…
Рыжий вышел на балкон, достал из поясной сумки маленькое противоударное зеркало, и позвал кота. Наверное, кот поможет дотянуться до своей прежней хозяйки.
- Кто это? – сестрёнка Фиалочки была сильно удивлена.
- Рыжий, - ответил он. – Нужна твоя помощь. Катрин у меня, ей защемило спину, но мы её уже показали специалисту. Будь добра, привези ей, чего там девушке надо, чтоб спать спокойно и не переживать, чем утром напудрить нос.
- Сейчас? Хорошо, привезу. Говори, куда.
Понятливая девушка, отлично.
Пока Анриетта добиралась, Рыжий помог Катрин сесть и поесть, и поел сам. Тут же вертелся кот, он всё хотел как-то пристроиться к Фиалочке, и в конце концов привалился к спине. Приехавшая Анриетта шумно восторгалась его жилищем, держала руку сестры и говорила, чтоб та выздоравливала и говорила, что ей нужно, тискала кота и утверждала, что коту очень повезло. И отбыла к себе восвояси.
А Рыжий понял, что смертельно хочет спать, а нужно ещё раз намазать Фиалочке спину. Минут через сорок. Эти сорок минут он мылся, чесал кота, укладывал его обратно ей под бок, тупил в телефон, и вот, наконец, можно тоже забраться под простыню, обнять её аккуратно, чтоб не повредить ничего, и тоже спать.
А, да, сменить звонок будильника на вибрацию. Иногда прокатывает, пусть завтра тоже прокатит.
И всё. Хватит на сегодня.
Глава двенадцатая. Интермедия
1. Погода была ужасная
- Ваше высочество, ступайте к батюшке, пожалуйста. Он велел вас немедленно позвать.
Камеристка Жози поклонилась и исчезла.
Всё по правилам. В Лимее все знают своё место – и камеристки, и конюхи, и дети его высочества принца Людовика. Батюшка позвал – нужно идти.
Принцесса Катрин переглянулась с младшей сестрой, принцессой Анриеттой, пожала плечами в ответ на её недоумевающий взгляд, отложила книгу, поднялась и пошла в отцовские покои. Обычно его высочеству Людовику было мало дела до дочерей, дочерьми занималась его супруга, Анна-Изабелла, принцесса Лирсийская. Его высочество кивал в ответ на почтительные поклоны, дозволял поцеловать руку, и время от времени сообщал о своих решениях и касающихся детей новостях – да и всё. Так две недели тому Катрин узнала, что скончался её жених, имперский принц Максимилиан – от какой-то неведомой хвори. И по этому поводу её вскорости представят ко двору, а там поглядим – возможно, в качестве супруга подойдёт какой-нибудь кузен, девице в семнадцать лет уже нужен жених, а в перспективе – супруг и свой дом. Катрин была не очень хорошо знакома с кузенами, потому что почти не покидала Лимея, но с покойным женихом не была знакома вообще никак. Разве что видела портрет, но портрет и живой человек – это ведь совсем не одно и то же! Она знала, что свадьба состоится по договорённости, принц пришлёт за ней посланника, и она уедет в имперскую столицу Видонию – осенью. И что жених старше её на пятнадцать лет. Это страшило, но – было привычным, у Катрин было целых пять лет, чтобы свыкнуться с этими мыслями.
А теперь отец поглядывал на неё хмуро, будто она виновата в том, что принц Максимилиан не уберёгся от болезни! Наверное, сейчас скажет ей, что пришло время собираться ко двору. А она будет просить, чтобы и сестрице Анриетте разрешили поехать в столицу. Анриетта тоже просватана – за наследника герцога Сеголена. Ей всего тринадцать, до свадьбы ещё года три-четыре, можно не беспокоиться. Да и жених её приезжал в Лимей, когда заключали помолвку – молодой человек на год старше Катрин, воспитанный и образованный, с ним было интересно разговаривать.
Пусть господь тоже даст Катрин поскорее какого-нибудь жениха, не самого плохого. Чтоб отец не хмурился.
Сегодня всю ночь шёл дождь, и стучал по подоконникам и по окнам покоев Катрин особенно громко и настойчиво. Будучи неплохим для своих лет водным магом, Катрин дружила с водой, и всегда внимательно прислушивалась – не желает ли её стихия ей что-нибудь сказать. Её так научил наставник, господин Борго, которого отец приглашал заниматься с ней аж из Фаро, это где-то на Юге, на берегу тёплого бескрайнего моря, очень далеко. Господин Борго показывал, как слушать, на что – обращать внимание, а на что – не следует.
Ночью Катрин просыпалась, прислушивалась, но не услышала ничего – кроме шума дождя. Впрочем, к утру дождь нисколечко не утих, и продолжал лить до сих пор.
Дверь отцовского кабинета была приотворена, и оттуда доносился громкий хохот, а потом ещё – забористое проклятье в адрес мокрой погоды. Кто это осмеливается так смеяться и так ругаться? Отец был суров, сам улыбался редко, а матушка говорила, что это – от большой ответственности за всех, кто живёт на землях Роганов. И от отца всегда доставалось самому младшему, Жилю – потому что ему всё смех и проказы. Но Жиль мал, ему только лишь девять лет, и все его проказы были не злыми, а милыми – и если он вдруг видел, что обидел кого-то, то всегда подходил, брал за руку, смотрел ласково и просил прощения.
И кто же позволяет себе так хохотать в отцовском кабинете?
Катрин слышала от прислуги, что к отцу накануне вечером прибыли гости. Но дети могли не увидеть их вовсе, потому что к общему столу дозволяли выходить только Катрин и Франсуа, старшим, и то не всегда, а по особым поводам. Она и не думала, что увидит тех гостей, разве что случайно. Да и зачем они ей!
Но батюшка позвал – нужно пошевеливаться. Катрин постучалась, открыла дверь и вошла.
- Добрый день, ваше высочество, - приветствовала она отца вежливым поклоном.
- Добрый день, Катрин. Вот, извольте видеть, Вьевилль, это моя старшая дочь. Катрин, это герцог Вьевилль, он попросил вашей руки. Я счёл эту партию хорошей, и дал ему согласие.
Что? Кто?
Из кресла напротив отцовского поднялось крупное тело. Катрин сделала заученный поклон, но исхитрилась и украдкой глянула в ту сторону.
Высок. Нет, просто огромен! Рыж и лохмат, в Лимее никто не ходил таким лохматым, даже конюхи. Смотрит так, что – только бежать и прятаться от такого взгляда. Будто съесть готов. Маг! И кажется, огненный, боевой маг. Подобный жар исходил от сестрички Анриетты, в её магических способностях тоже преобладает огонь, но она – совсем юная девушка, и у неё нет столько силы. А здесь… да это просто страшно!
Огромный рыжий маг поклонился – как будто нерешительно.
- Ваше высочество, - произнёс он почему-то хриплым голосом.
Катрин переводила взгляд с гостя на отца, но принц Людовик был совершенно спокоен и его серые глаза смотрели на дочь с укоризной. А Катрин не понимала, что ей делать, очень уж внезапным оказалось известие.
И очень уж страшным выглядел новый жених!
- Могу я… идти, батюшка? – пролепетала она.
- Ступайте, - кивнул отец. – И будьте любезны выйти к обеду.
Катрин поклонилась, глядя в пол, и выскользнула наружу.
Анриетта ждала в комнате. Она прикрыла стены и дверь от подслушивания – это умели все дети принца Рогана – и зашептала.
- На тебе лица нет! Что случилось, Катрин?
- Отец выдаёт меня замуж. За людоеда. За страшного рыжего людоеда.
2. Принцесса была прекрасная
Его милость герцог Годфруа де Вьевилль жениться не собирался вовсе.
Честно сказать, он и герцогом-то быть не хотел, да кто б его спрашивал! Родился единственным сыном герцога – и всё, деваться-то и некуда. Но если бы его спросили, то он бы честно ответил – да лучше быть бастардом дядюшки, генерала Шарля де Треньяка, можно только воевать и больше ничего не делать.
Воевать Рыжий Годфри за свои двадцать два года научился лучше всего. Он отлично понимал, как окружить врага, заманить в ловушку, воспользоваться своими преимуществами против численно превосходящей армии, и добить – магией или оружием, а лучше – тем и другим вместе. Он уродился сильным боевым магом, и дядюшка-опекун положил немало сил на то, чтобы выучить его. Господин Шарль кое-что умел, но не слишком много, и поэтому три года Годфри провёл в Фаро, в тамошней школе боевых магов. И место, что надо, и люди там неплохие, и учили хорошо. Во всяком случае, он теперь знал и умел многое, даже побольше и получше дядюшки Шарля.
Но дядюшка Шарль только усмехнулся и сказал – и тебе, мол, встретятся люди, умеющие больше и лучше. А твоя задача – использовать их так, чтобы всем было хорошо. И чтобы у твоих врагов только пятки сверкали.
Чтобы у врагов пятки сверкали – это правильно. Особенно когда начали много о себе полагать и наглеть сторонники реформированной религии, а попросту – еретики.
Наверное, Годфри дал бы им жить спокойно, этим еретикам. Но они ж сами не желали жить спокойно, лезли везде, и брали всё, что лежало плохо, и дрались за то, что лежало хорошо. И куда это годится? Правильно, никуда. Поэтому – бить.