А теперь Жози сняла с неё тяжёлое платье, соответствующее статусу герцогини Вьевилль, подала ночную сорочку, помогла переодеться и ушла, пожелав доброй ночи. Катрин сунулась в постель – сыро, холодно… и одиноко. До того вечер каждого дня принадлежал им двоим, никому больше. Катрин не могла сказать, что супружеская любовь вызывала у неё восторг, во всяком случае, никакого особого телесного восторга она не испытывала. Годфри говорил – пока, дальше будет лучше. Но вот душевный восторг от своего супруга Катрин ощущала вполне. Ей очень нравилось беседовать с ним, обнявшись, обо всём на свете – он только и рад был рассказывать ей о своей жизни, о военных походах, о королевском дворе, об учёбе в Фаро, о магии и волшебных существах… всего и не перечислишь, что он успел повидать, а всего-то на пять лет её старше! Ласки же супруга ей были приятны, конечно, но не приятней тихого разговора в ночи, когда вокруг полный дом народа или пара-тройка десятков палаток походного лагеря.
И вот теперь нет ни ласк, ни разговоров. Одна. И подумав, Катрин поняла, что супруг её, похоже, не оценит прелестей оседлой жизни, пока не переведутся на земле враги господа и короля. И что же, рыдать одной в сырой постели? Всегда? Жить воспоминаниями о том, что у них было? А у них было и не так-то много!
Катрин вздохнула, сделала себе мысленную пометку – узнать, много ли магов среди жителей дома, сосредоточилась, вызвала тепло на кончики пальцев – она умела, конечно же, но с огнём ей было намного сложнее, чем с водой, и подсушила сырые простыни. Забралась, немного похлюпала носом о своей невесёлой семейной жизни, и решила утром подумать, как сделать её веселее. И уснула, касаясь под подушкой драгоценной броши в виде водяной лилии.
Наутро она велела подать воды умыться – кстати, а воду-то здесь откуда берут? – и простое шерстяное платье, в котором ходила дома. Жози попробовала бунтовать – не по чину мол вам, принцесса, зачем только взяли – но Катрин быстро пресекла бунт. Попробовала бы Жози бегать по здешним лестницам в расшитом жемчугом бархате, Катрин бы на неё поглядела!
А дальше – дела, дела, дела.
Откуда берут воду? Откуда привозят припасы? Что из владений, что закупают в городе? Что там вообще на кухне? А в конюшне? Сколько прачек, где стирают бельё? Есть ли портные и белошвейки, и сколько? Есть ли сапожник? Есть ли купальня? Где отхожие места, куда вывозят их содержимое? Сколько магов среди челяди?
Ответы были… разными. О нет, далеко не все рвались отвечать Катрин, но она отлично помнила, какие слова, какой тон и какой взгляд использует отец, когда желает получить ответ на заданный вопрос. И матушка тоже, но – когда отец не видит, при нём она всегда смотрит в пол и голоса её не слышно. А без него и прикрикнуть может. Отец на памяти Катрин не повышал голоса никогда и ни на кого, она решила, что и ей не след. Тем более, что она вдруг обнаружила в себе силу убеждения.
Наставник господин Борго когда-то говорил ей, что у неё есть эта сила, и она должна пробудиться – когда-нибудь. Вот, значит, и пробудилась.
Впрочем, с огнём и ветром тоже стало проще, оказалось – она не только водница, она вообще стихийник. Хотя – вода, конечно, отзывалась быстрее и проще. И когда ей попытались доказать, что носить воду из колодца слишком долго и муторно, поэтому лестницу никто не мыл, не моет и не будет мыть, она сощурилась, собралась, потянулась к колодцу, и вылила на ту лестницу и на лентяев хорошее такое количество воды. И спросила ещё – достаточно ли?
Лентяи кланялись, просили прощения и говорили, что всё вымоют и потом просушат хорошенько – и паутину, и плесень. Стоявшая за спиной Катрин Анриетта смеялась и говорила, что посушить она поможет. И разбрасывала светящиеся шарики – под потолок, чтобы осветить самые тёмные углы.
Жози вечером рассказывала, что про новую хозяйку говорят, будто в неё бес вселился, потому что принцесса так командовать не может – будто она не принцесса, а полковник, вроде его милости. Правда, в ответ слышали, что его милость же не просто так нашёл супругу, а как раз по себе брал.
Дальше был поединок с господином Гийомом Мару, управляющим. Тот настолько привык, что в его дела никто не сует носа, что с ходу сказал – а нечего вашей милости в моих книгах смотреть. Можно подумать, ваша милость там что-то поймёт. Ворует, что ли, подумала Катрин, и надавила магической силой. В ответ получила расходную книгу за последние полтора года и злобное шипение в спину.
О, как она была благодарна отцу и отцовскому управляющему за то, что научили её читать такие вот книги! Конечно, в лимейских-то был порядок, а здесь?
Здесь выходило по-разному. Катрин разбирала по паре-тройке страниц в день, а потом приставала к господину Мару с расспросами – а это что? Куда дели три ковра заморских с длинным ворсом? Что они в кладовке делают? Плесенью покрываются? Написано – масло для люстры в большом зале. Когда ту люстру зажигали в последний раз? Что-то или магические огни, или факелы по стенам. Лён, сто локтей – какой выделки, насколько тонок? Сколько израсходовали, сколько осталось? И так со всем, решительно со всем!
Кроме проверки расходных книг, Катрин занялась улучшением лично своей жизни. Она настолько привыкла к магической купальне в Лимее, что даже и не думала – как все люди живут без такой роскоши. Но Лимей стоит на озере, а здесь – колодец. Что делать? Рыть ещё один колодец, специально для устройства купальни?
Отец отозвался по магической связи мгновенно, выслушал нужду Катрин, покивал понимающе и пообещал отправить к ней мэтра Роше, мастера магических земляных работ. Вместе, сказал, справитесь. Катрин кивнула и поблагодарила.
Вообще с магами в хозяйстве было – не особо хорошо. Потому что всех магов-мужчин забирал на службу его милость, и это понятно – ему на войне нужнее, а в хозяйстве и так сойдёт. Но теперь не сойдёт, строго сказала Катрин. И потребовала предъявить ей всех, имеющих магические способности. Таковых нашлось шестеро – четверо малых детей, умеющих зажигать осветительные шарики, их она отправила к Анриетте и сказала – займитесь чем-нибудь полезным. Женщина средних лет по имени Марта владела бытовой магией, но не выпячивала свои умения – чтоб никто косо не посмотрел. И её дочка Анна тоже что-то умела из этой области. Катрин возблагодарила бога за помощь и поручила Марте с дочерью контроль за уборкой разных частей здания.
Ковры заморские с длинным ворсом нашли, один Катрин забрала в спальню, второй – в комнату, которую она захватила под кабинет, а третий придержала пока – устроим гостиную, туда положим. Маг от отца прибыл, и вместе с ним удалось пробить колодец прямо из подвала и наладить туда подачу воды. И он рассказал, как сделать вместилища для силы, чтоб та сила работала и без мага – просто питала то, что нужно, и всё. А как воду подвести, Катрин сама догадалась.
Местные обитатели смотрели – и дивились.
Уж конечно, они не знали, почему она на ногах от зари и до зари. Чтобы не задавать себе вопросы – кто она тут вообще и для чего. И не скучать. Да, не скучать. Потому что супруг, от которого, кстати, не было ни слуху, ни духу, как-то ухитрился за небольшое время их знакомства заполнить её мысли целиком. Поселиться в них, будто так и было. И это оказалось мучительно – думать о нём, но не видеть, не слышать, не ощущать, да, сейчас она бы с удовольствием коснулась его груди, или запустила пальцы в буйные рыжие кудри…
Но он никак не давал о себе знать. Уехал – и уехал. Вернётся.
И вот, спустя месяц молчания – гонец. С вестью, что его милость изволил заночевать в одном переходе от столицы, и назавтра непременно будет.
У Катрин просто всё валилось из рук – до того момента, пока не крикнули снаружи – едут, мол, встречайте. Она бросила на себя взгляд в зеркало, кивнула Анриетте, Жози, Марте, господину Мару и кому там ещё следовать за ней, и вышла на ступени, сдерживая отчаянно рвущееся из груди сердце.
Жив и здоров. Спрыгнул с седла, идет к ней – весь в грязи, но сияющий.
- Рада приветствовать вас, господин мой и супруг, - вежливо присела в реверансе Катрин, опасаясь поднять на него глаза.
Он как на стену натолкнулся, выдохнул, остановился, поклонился.
- И я рад видеть вас в добром здравии, госпожа моя и супруга, - скомандовал своим спешиваться и располагаться, а потом взял её за руку. – Пойдёмте, побеседуем.
10. Из дальних походов вернулся герой (с)
Рыжий ни черта не понял в представлении, устроенном для него Катрин на входе в дом. Что за дьявольщина, она что, его величество встречает, или супруга, которого месяц дома не было? Что за опущенные глаза? Что за едва слышные вежливые речи? Он, понимаешь ли, спешил к ней, а она?
Он тащил её в сторону спальни, но она вдруг упёрлась посреди коридора.
- Годфри, я думала, вы пожелаете помыться и переодеться с дороги.
- Ну да, сейчас скажем, пусть несут воды.
- Не нужно нести воды, пойдёмте. Вас ждёт купальня.
- Что? – он вытаращился на неё. – Какая, к чёрту, купальня?
- Обыкновенная, - дёрнула она плечиком, высвободила руку и пошла впереди.
Привела его в подвал – в подвал! – в котором было, на удивление, тепло и сухо. Сухие лавки, на стене – крючки для, надо полагать, одежды. Большой чан, в который струится вода из трубы, труба торчит из стены. Из чана вода уходила опять же по трубе куда-то в пол.
- Что это, Катрин? – воззрился он на дивное.
- Неужели не нравится? – нахмурилась она. – Я думаю, мы сделаем здесь бассейн. Я узнаю, где заказать мраморные плиты, и какого цвета нам их могу привезти. Вас же, наверное, вскоре обратно куда-нибудь унесёт? Вот, а я тем временем сделаю.
- Катрин, маленькая моя Росинка, ты делаешь мой дом пригодным для жизни? – изумился он.
- Во-первых, нужно же мне что-то делать, пока ваша милость изволит воевать с врагами господа и короля. А во-вторых, дом пригоден для жизни, но – простой, походной и очень непритязательной. Я думаю, вы достойны большего, - вздыхает, на него не смотрит. – Так вы будете мыться? Я распоряжусь, чтобы вам подали свежую одежду.