Никита мнётся рядом, что-то обиженно бубнит, но я не хочу его слушать. Его слова для меня теперь, как белый шум. Я умываюсь холодной водой, чищу зубы.
- С дороги, - командую ему.
Он удивлённо отступает в сторону, а я направляюсь в прихожую, одеваюсь и, не оборачиваясь, завершаю общение:
- Ключ оставь у соседки. На развод сама подам.
***
Вечер. Сижу в полутёмной группе, на коленях у меня посапывает Серёжка. Задумчиво пялимся с ним в окно, за которым кружатся крупные пушистые снежинки. В блеске фонаря они похожи на тысячи мерцающих светлячков, переливаются, тихонько опускаясь на землю. Хочется смотреть и смотреть на эту красоту, почти медитирую. Ну, и пусть я опять задерживаюсь на работе. Мне хорошо и спокойно, хочется, чтобы это не заканчивалось. Я перебираю маленькие пальчики Серёжи, тихонько поглаживая их, вдыхаю сладкий запах детской кожи, наслаждаюсь тишиной.
Сегодня Серёжку привела в сад няня. Он целый день был грустным, не носился, не дрался, не кричал. Сидя на ковре, в одиночестве строил что-то из кубиков. Я даже подумала, что он снова заболел, щупала его лоб. Но он был прохладным, никаких других признаков простуды я тоже не обнаружила. Успокоилась, решив, что бывает. У Серёжи, как у любого другого человека, настроение может меняться.
И только сейчас, когда всех ребят разобрали родители, и мы остались наедине, он решился поделиться со мной.
- А знаешь чего? - тихо роняет Соловьёв-младший.
- Чего, - эхом повторяю за ним, легонько целуя в затылок и заглядывая в лицо.
Его губки задрожали, а на глаза навернулись слёзы.
- У меня больше нет мамы. Утром папа выгнал её из дома.
Короче
Соловьёв
Пять утра. Встречаю Арину в гостиной.
Явилась. Пьяная в лохмотья. Не может даже разуться нормально. Опирается спиной на стену и сползает по ней вниз при любой попытке расстегнуть сапоги. Подхожу, дёргаю одну молнию, вторую. Арина поднимает на меня мутные стеклянные глаза, криво улыбается. Скидывает с плеч прямо на пол короткую голубую шубку и чуть не падает, опирается рукой о стену. Выглядит она просто пи*дец. Колготки в огромных дырах. Мятая юбка надета задом наперёд. Бежевая полупрозрачная блузка, вся в бордовых пятнах от вина, заправлена в неё только наполовину. Застёгнута на верхнюю пуговицу и всё, да и то, неровно. Лифчик съехал куда-то набок, одна грудь торчит. Косметика размазана, волосы в засохшей сперме. Перегаром несёт от неё, как от бомжа.
- Где была?- тихо осведомляюсь я, наблюдая, как она, покачиваясь, бредёт к дивану и падает на него.
Возится, стараясь присесть. Наконец, получается.
- В сауне, а что? - пьяно рыгнув, сообщает она.
Презрительно цежу:
- А почему не помылась там? Вся в сперме.
С трудом фокусирует на мне взгляд и возмущается заплетающимся языком:
- Не пойму, а чё ты мужа строгого включаешь, Соловьёв? Мы же насчёт секса друг к другу не придираемся, так? Сам меня не трахаешь, и другим нельзя? Может, прикажешь меня зашить?
Она оглядывается, ищет что-то. Потом слабо взмахивает рукой в сторону стола и, громко икнув, просит:
- Подай сигаретку, не встану я.
Фу, еб*чая мусорка, а не девка. Мутит от брезгливости. Но надо закончить то, что много раз хотел сделать.
- Разъясни-ка мне, Арина, одну вещь, о которой совершенно случайно узнал вчера. Ты обзываешь Сергея, унижаешь, не считаешься с ним. У тебя есть адекватное объяснение, почему ты так обращаешься с моим, - выделяю голосом, - сыном? Мне нужно понять, как давно и по какой причине у нас возникла эта проблема.
Она презрительно фыркает в ответ:
- Пошёл ты. Будет спрашивать он с меня. Да потому что на тебя он похож, такое же чмо.
Сжимаю руки в кулаки, играю желваками. Как бы сдержаться и не всечь ей сейчас.
- Чё смотришь, фэбс упоротый? Ударить хочешь? Только попробуй. Я мать твоего сына, имею право говорить, что думаю. И делать тоже. Сейчас вот не хочу рожу твою видеть мусорскую. Танцевать хочу.
Она поднимается с дивана, но ноги не слушаются, танцев не получилось. Арина падает обратно.
- Игорёк, я спаать буду, - сменив тон, жалобно тянет она, - не бзди мне на ухо, иди на хрен отсюда лучше.
И укладывается головой на подушку, прикрывает глаза.
- Поспи, Арина. Последний раз здесь. Ты переезжаешь в свою квартиру. Распоряжусь, чтоб собрали твои вещи.
- Да, да, да, - насмешливо тянет она с закрытыми глазами, - куда ты денешься, Соловьёв. Ничего ты мне не сделаешь, я мать.
Попыталась что-то ещё сказать, но получилось только бессвязное бормотание. Захрапела.
Тьфу, бл*ть. Всё, хорош. Мать она. Обойдётся мой сын без такой матери, справимся без неё. Меня же отец как-то вырастил.
Вызываю помощницу, прошу собрать вещи Арины. Заказываю такси на время. Пусть уезжает. Сегодня узнаю, как развестись поскорее.
Стою у окна, нервно улыбаюсь. Доигрался в семью, Соловьёв. Наивный такой. Думал, что если шлюхе нормальную жизнь организовать, денег достаточно дать, работу нормальную, то она исправится. Нет, это всё-таки призвание. Не хотел, чтобы сын рос, как я, без матери. Смотрел сквозь пальцы на её бл*дство. И вот до чего мы докатились.
Надо было дома чаще появляться. И с сыном разговаривать. Правильно, Зефирка мне вваливает, исключительно по делу. И у неё есть причина плохо думать обо мне, шарахаться даже. Веду себя, как урод. И давлю слишком, похоже. Невольно улыбаюсь, вспомнив её широко распахнутые глаза с длинными ресницами. Губы тёплые. В груди ощущения такие. Странные очень. Тянет к ней, и что делать с этим не знаю. Волнуюсь, что лоханусь, отпугну. Хожу вокруг, как на охоте, а как подступиться, не знаю. Как вообще с такими девочками волшебными обращаться? Реально, ума не приложу.
С Аринкой всё просто было.
Почти шесть лет назад
Бухаем с Саньком после парилки. Друг практически в коме, любимая за другого вышла. Предлагаю "баттерфляй" вызвать, клин клином повыбивать.
Через час врываются девочки. Громкие, весёлые, ржут, тарахтят чего-то. К Саньку лезут. Ко мне нет. Знают, что брезгливый, не могу с разными. Романы с моей загруженностью не покрутишь особо. Поэтому выбрал одну из них, только её пользую когда мне надо. Понимаю, что для неё просто работа, и она со всеми подряд. Требую справки с неё регулярно. Зато обязательств нет, ревности, выноса мозга и заморочек любовных. Да и хоть какая-то иллюзия отношений.
Аринка встаёт напротив, руки в бока. Смотрит требовательно.
Киваю ей на свои колени:
- Падай.
Но она качает головой, взмахом руки отзывает меня в сторону. Поднимаюсь, иду за ней, попутно вспоминая, за что должен ей.
Она поворачивается ко мне и сразу в лоб заявляет:
- Соловьёв, мне деньги срочно нужны. Помнишь, презик порвался? Короче, на аборт давай.
Ждёшь
Ты вернёшься домой.
В пустоту и озноб.
Темнотой замерев у окна,
За гирляндой прямой
Магистрали нон-стоп
Наблюдать в ожидании сна.
Вспоминать и сжигать
Возмутительность слов
Разрываться на сто мегатонн.
Самому себе лгать,
Что спокоен, здоров,
Подавлять измытаренный стон.
И часы ни при чём,
От надежды тошнит.
За окном начинается дождь.
Ты английским ключом
Закрываешь свой скит.
Одиноко болеешь и ждёшь.
Соловьёв
- Соловей, да ты пьяный же, - Орлов, возмущённый и злой, сильно встряхивает меня за плечи, - Успокойся, остынь. Просто дай ей денег. Она не хочет детей, а ты вместо неё родить не сможешь.
Аринка недовольно поддакивает из-за его плеча:
- Не хочу! С чего это я должна уродовать свою фигуру? - и строит глазки Саньку, - жалко, что я не от тебя залетела, да?
Он отмахивается. Ненавидит сейчас всех женщин из-за Кошки, что за другого вышла. Понимаю его боль. Но у меня другое.
Орлов продолжает меня убеждать:
- Соловей, ты запутался реально, - понижает голос, - тебе зачем это, брат? Если бы у них, - многозначительно окидывает взглядом притихших девчонок, - рейтинг был, она б в топе была, понимаешь, о чём я?
Понимаю. И не сомневаюсь даже. Только вот не знаю, как им всем объяснить. После смерти отца я пи*дец как одинок. Вообще никого рядом. А так хочется, чтоб у меня тоже был близкий человек. Тот, кто волнуется за меня, любит и ждёт. Кому я нужен не для чего-то, а просто так. Упорешься на работе, возвращаешься домой, а там мрак и тишина. Выть охота от тоски. Может, кто-то на небе услышал меня и послал этого ребёнка. Он должен родиться, и всё тут.
Размышляю об этом, заторможенно наблюдая за, возмущённо хватающейся за лоб, Ариной, за нахмуренным Саньком, за девочками, которые с интересом толпятся около нас. Все ждут от меня чего-то... Нет, не дождутся. Ни слова о личном. Никому и никогда нельзя показывать слабость, открывать душу.
Просто упрямо твержу:
- Не дам убить собственного ребёнка, - обращаюсь к Орлову, - Сань, это не по-пацански. Надо отвечать за свои действия. Мой батя же не убил меня, не сдал в детдом, когда мать свалила.
Поворачиваюсь к Аринке:
- Не хочешь воспитывать, роди и отдай мне его. Как суррогатная мать. Воспитаю сам.
- Да ты представляешь, сколько я денег потеряю за этот год, Соловьёв?! Кто мне это компенсирует? А потом как работать? Растяжки, обвисший живот, на пластику тоже денег надо. Ты дашь мне столько?
Так, кажется, торгуется. Отлично.
- Молчи, - одними губами умоляет Орлов.
Знает меня. Но в моём танке сейчас плохо видно.
- Дам денег, сколько скажешь. А хочешь, массажный салон куплю? Будешь хозяйкой, работать на себя.
В её взгляде появляются корыстные огоньки, а я продолжаю:
- До родов будешь жить, как королева. Ребёнка мне принесёшь, и иди на все четыре стороны. Пластику оплачу, денег с собой дам.
У Орлова больше нет слов, он обречённо крутит пальцем у виска.
- Нет, - категорично заявляет Арина, но по выражению лица заметно, что она почти согласна. Просто хочет выжать максимум. Идёт ва-банк.