- Да.
- Что ещё... Сама мне не звони, могу работать. Напиши, если что-то важное. А я свяжусь, как только освобожусь.
- Хорошо.
Мы молчим. Мне кажется, что слишком долго. Кажется, я слышу, как в моих висках колотится пульс.
Первой нарушаю тишину:
- Ну, я пойду?
Соловьёв резко поворачивается ко мне. Легко проводит пальцами по лбу, скуле, берёт меня за подбородок, приподнимает.
Хрипловато просит:
- Лицо расслабь. Губы чуть приоткрой.
Ни один мужчина, кроме Никиты, не дотрагивался до меня так. И я теряюсь. Всё так ново, необычно для меня. От низкого голоса и лёгких касаний по шее и затылку разбегаются мурашки. Вместо того чтобы возмутиться и отпрянуть, я судорожно выдыхаю. Сквозь какой-то гул в ушах слышу короткое:
- Иди.
Да, мне точно пора. А то что-то неправильное и непонятное происходит сейчас между нами. Я дотрагиваюсь до ручки двери.
- Стой, - Соловьёв разворачивает меня и крепко стискивает в объятиях. Его ладонь обхватывает мой затылок, сжимает волосы в кулак.
Мамочки, что он творит? Кажется, я забыла, как дышать. Глаза сами прикрываются, теряюсь в пространстве. Что он собирается делать со мной? И почему не могу оттолкнуть? Плаваю в запахе его цитрусового парфюма, его кожи. Спасите...
Медленно с нажимом он проводит небритой щекой по моей, спускается по шее. Я чувствую его горячее дыхание на своей ключице.
Резко отстраняется.
- Теперь всё.
- Что это было? - растерянно с трудом поднимаю веки.
Перед глазами туман.
- Нужны чужие следы и запах.
Не понимаю, почему, но его слова меня обижают. Просто пометил меня, что ли...
Возмущённо нахмуриваюсь и выпаливаю:
- Больше никогда не прикасайся ко мне без разрешения.
Выскакиваю из машины и, временами скользя, несусь к подъезду. Вбегаю по лестнице вверх. Запыхавшаяся, взъерошенная, разгорячённая открываю дверь. И сразу же в тёмной прихожей влетаю лицом в Никиту.
Он хватает меня за плечи:
- Где ты была всю ночь? Я чуть с ума не сошёл. Всех знакомых обзвонил.
Стараюсь взять себя в руки. Вспоминаю, о чём договаривались с Соловьёвым. Сквозь сбитое дыхание объясняю:
- К маме ездила. Хотела побыть одна, обдумать всё.
Взгляд падает в зеркало, висящее на стене.
Да, Соловьёв добился того, что планировал. Вид у меня, и правда, шлюший. Возбуждённо блестящие усталые глаза кажутся виноватыми. Голубоватые круги под ними контрастируют с румянцем на щеках. Взлохмаченные волосы, на шее лёгкое раздражение от щетины. А в носу до сих пор стоит аромат цитрусового парфюма. Думаю, что Никита тоже ощущает его.
Одним движением скидываю руки мужа со своих плеч. Огибаю его и направляюсь в душ.
- Обдумала? Что-то решила?- слышу вслед растерянный голос, - дорогая, что ты решила?
Чувствую спиной, что он идёт за мной.
- Живём, как раньше, - равнодушно кидаю, не поворачиваясь, - последний шанс тебе даю. И только попробуй ещё раз...
Захлопываю перед его носом дверь и, снимая с себя одежду, с чувством удовлетворения слушаю, как Никита причитает:
- Спасибо, любимая. Клянусь, никогда больше даже не посмотрю ни на кого. Только одна женщина будет в моей жизни, ты.
Усмехаюсь. Кручу кран, настраивая температуру воды. Прикрываю глаза, с наслаждением погружаясь под тёплые струи. Всё идёт по плану.
Как тебе?
Весь следующий день я проспала. События, которые произошли в предыдущие дни, накрыли меня тяжёлым, неотвратимым, пыльным оползнем. Я ненадолго просыпалась, чтобы сходить в туалет или попить воды, потом ложилась опять и моментально отрубалась.
Под утро мне приснился сон.
Будто бы я брожу по огромному замку с холодными каменными стенами. Вокруг никого, только гулкое эхо передразнивало мои шаги. В сумраке одного из просторных залов магически проявилась женщина в шёлковом платье в пол, идеально подчёркивающем её стройную фигуру. Она стояла у окна. Роскошные, длинные светлые волосы струились по плечам и спине. Она обернулась ко мне, опалив потусторонним взглядом серебристых глаз, сверкнувших в лучах закатного солнца. Я замерла. Это была Арина. Она была настолько очаровательной, что меня охватило чувство неподдельного восхищения. Нежным голоском сначала тихо, потом громче, громче, громче она стала повторять одно и то же:
- Не отдам, не отдам, не отдам...
Её лицо стало искажаться на глазах. Кожа начала покрываться морщинами и пятнами, а глаза стали пустыми и жуткими. Великолепное платье превратилось в грязные лохмотья, из огромных дыр выглядывало тощее, костлявое тело, покрытое кровавыми язвами.
Тонкий голос превратился в оглушительный рык. Теперь она выкрикивала что-то непонятное, похожее на заклинания, протянула ко мне когтистые лапы, которые, удлиняясь, стали приближаться ко мне. Я закрыла уши ладонями, чтобы не слышать отвратительных криков, которые отдавались в моём затылке металлическим звоном. И пыталась бежать. Отвернулась, сделала шаг вперёд и провалилась в чёрную пропасть. Я ощущала необычное: страх и дикий восторг. Странно, но мне нравилось падать в никуда. Внезапно я почувствовала, что меня поймали сильные руки. Последнее, что я запомнила, перед тем, как проснулась: цитрусовый аромат и вкрадчивый низкий голос:
- Стой.
Я просыпаюсь в холодном поту, не сразу сообразив, что это был сон. Тяжело дыша, прислушиваюсь к бешено колотящемуся сердце в груди.
Я сажусь на кровати. На улице ещё не до конца рассвело. С удивлением замечаю тёмную фигуру мужа, застывшего у окна. Ничего себе, он редко просыпался так рано. Никита , почувствовав то, что я смотрю, оборачивается и серьёзно спрашивает:
- Проснулась, наконец? Вчера отлично ночь провела, похоже? С кем? Что ты натворила вообще?
Держу паузу. Так, неужели по сумке уже полазил? Странное у него выражение лица какое-то. Недовольное и напряжённое. Муж тоже молчит, рассматривает меня, будто увидел впервые в жизни.
- Если ты про то, о чём вчера говорила твоя маман, то я тут ни при чём.
- Знаю, что не ты, она перегнула, конечно. Не в этом дело. Иди полюбуйся, какой сюрприз тебя ждёт. Целый день работали парни.
- Что ты несёшь?
Стряхнув с себя остатки сна, встаю, решительно подхожу к окну и ахаю от восхищения. Прямо перед нами под фонарём установлена огромная ледяная скульптура. Композиция из нескольких крупных аккуратных зефирок, соединённых между собой. На них в центре поблёскивает огромное ледяное сердце, заполненное изнутри настоящими живыми цветами.
- Вау, это потрясающе... - не могу оторвать взгляда от этой красоты.
- С кем ты провела ночь, Зир? - в голосе Никиты слышу искреннюю обиду и ревность.
Теряюсь на мгновенье. Я никогда не давала мужу повода не доверять мне. И мне кажется очень необычной эта ситуация, и его настроение тоже. Хочется сказать что-то в оправдание, но... Вспоминаю, чему учил меня Соловьёв.
Надменно беру с тумбочки свой телефон, грубо рявкаю:
- Сказала тебе вчера, с мамой. С чего ты вообще взял, что это мне?
И ухожу в туалет. Запираюсь изнутри.
- Не надо дурочкой прикидываться. Ты думаешь, я не знаю, как тебя дети в саду называют, Зир? - топчется под дверью муж.
Удивляюсь своим интонациям:
- И что? Совпадение. Тебе, смотрю, без работы делать нечего стало? Иди кофе свари тогда, мне скоро уходить.
Слышу, как Никита топает в сторону кухни.
Дрожащими пальцами лазаю в телефоне. Я очень волнуюсь, ужасно. Да у меня внутренняя истерика сейчас! Кажется, экран скоро запотеет от учащённого горячего дыхания. Я тяну время, рассматриваю картинки, лайкаю фотки знакомых, читаю новости в соцсетях и ничегошеньки не понимаю. Только бы не сломаться, только бы не сломаться.
Выхожу, быстро одеваюсь, иду в сторону кухни. Никита сидит за столом. Нарезал бутербродов, налил кофе. Глаза, как у побитой собачонки. Блин, на душе тухло как-то. Вроде должна радоваться, но... Из последних сил сохраняю непроницаемое выражение лица. Стоя, беру кружку, делаю глоток, морщусь, выплёвываю кофе обратно в чашку.
- Ты вчерашний мне предлагаешь, что ли? Сам пей.
Разворачиваюсь, иду в прихожую, быстро одеваюсь и, громко хлопнув дверью, покидаю квартиру.
На улице не могу удержаться, подхожу ближе к ледяной фигуре. Какая же необыкновенная красота. Очень тонкая работа. Розовые, бордовые, оранжевые лепестки сложены формой буквы "З". Краем глаза кошусь на окно кухни, замечаю тень мужа. Ну, почему мне его так жалко?
***
В садике пахнет геркулесовой кашей (опять дети будут воротить свои носики) и куриным бульоном, который уже поставила варить Любаша к обеду. Коридор возле группы постепенно пустеет. Родители расходятся по своим делам. Дети с румяными от мороза щёчками, переодетые в лёгкую одежду, живо убегают в группу. Собираюсь идти за ними, но слышу, что на первом этаже опять хлопает дверь. Через минуту ко мне подлетает Серёжка, подпрыгивает, виснет на моей талии и радостно сообщает:
- Зефирка Зелёная, я пришёл. Дома скучно было, и мама сказала, что можно в сад.
- Так быстро? - удивляюсь я.
С трудом перевожу взгляд с его радостного лица на дорогие кожаные ботинки, а потом по строгим брюкам и короткому шерстяному пальто вверх.
- Зачем так рано привёл ребёнка? Не поверю, что он за три дня смог выздороветь.
И умолкаю, зависнув на пристальном взгляде голубых глаз.
Серёжа спешит к своему шкафчику, снимает куртку, утеплённые штаны и радостно тараторит:
- Представляешь, а мне ни одного укольчика не сделали даже. Повезло, да?
Соловьёв смотрит, не отрываясь. И я тоже. Понимаю, что совсем потерялась. Хочу отвлечься, но не могу вспомнить, как это делается.