***
Я должна это сделать. Сейчас возьму себя в руки, войду в клуб, найду Соловьёва, всё выскажу и домой. За несколько часов я хорошо отрепетировала будущую речь в своих мыслях. Если бы Игорь пришёл за Серёжей в сад, мы поговорили бы там. Но он прислал няню. Поэтому я неуверенно топчусь у фитнес-клуба.
Шумно выдыхаю, дёргаю дверь за ручку. Замираю на пороге, восхищённо осматриваюсь. Как здесь здорово. Уютно. Звучит приятная музыка. Серые стены расписаны цветами. Мимо меня снуют подтянутые, спортивные женщины, мужчины.
А я вообще не такая. И чувствую себя неловко.
Из-за стойки ресепшен мне мило улыбается симпатичная девушка:
- Добрый вечер, чем я могу вам помочь?
Я порывисто спешу к ней. Протягиваю карту, которую дал Игорь утром.
- Мне назначили здесь встречу. Подскажите, пожалуйста, как найти Соловьёва?
- Игоря Алексеевича? - лицо девушки остаётся приветливым, но взгляд становится напряжённым и недовольным.
- Да.
- Присядьте, я позову его, - показывает она мне в сторону голубого дивана у окна.
Она недолго говорит по внутреннему телефону.
- Сейчас выйдет, - издалека произносит одними губами и отворачивается к шкафчику, висящему на стене, начинает сосредоточенно менять местами бутылочки с водой, протеиновые батончики.
Через несколько минут из узкого коридора появляется Игорь. Я встаю ему навстречу.
Отпусти
Я вижу Соловьёва таким впервые.
Наверное, он только что закончил тренироваться. Весь разгорячённый, учащённо дышит. Тонкая чёрная спортивная футболка почти обтягивает контуры его мышц. Хорошо, что махровое светло-салатовое полотенце свисает с его плеч, оно отвлекает и хотя бы немного загораживает развитые грудные мышцы, которые так и притягивают мой взгляд.
Игорь молча берёт меня горячей ладонью за кисть и тянет за собой в коридор.
Растерянно семеню за ним, отстранённо отмечая прищуренный недовольный взгляд девушки за стойкой. Мы останавливаемся возле приоткрытой двери с металлической табличкой, на которой написана его фамилия. Соловьёв подталкивает меня внутрь, вхожу первой, он идёт следом, защёлкивает замок. Неуверенно осматриваюсь.
Мы в кабинете. У окна стоит добротный стол, на нём компьютер и резной пластмассовый стакан с ручками и карандашами. За ним высокое офисное кресло .
- Почему не разделась-то? - Соловьёв снимает с моих плеч куртку и идёт с ней к напольной вешалке в виде дерева, стоящей в углу.
Провожаю его глазами и неожиданно вспоминаю, зачем пришла.
- Игорь, у меня к тебе серьёзный разговор, - начинаю я, понимая, что сразу завожусь и повышаю голос, - Первое. Твоя жена постоянно обзывает Серёжу, придумывает ему безобразные прозвища. Поговори с ней серьёзно, запрети. Она испортит жизнь мальчику. Он не чмо болотное, и не должен так о себе думать. Второе. Она обсуждает при нём неприемлемые вещи. Он слишком мал сейчас, чтобы понимать значение слова "тройничок", но когда-то он вырастет, вспомнит и узнает. И про ваши свободные отношения тоже. Про то, что ты жене разрешаешь трахаться с кем попало. Понимаю, вам кажется это нормальным. А я вот считаю, что это грязь, мерзость, распущенность, дно. Уверена, что большинство так думает.
Соловьёв возвращается, молча встаёт напротив. От него идёт горячая энергетика, воздух тёплый и густой. Специально не смотрю в глаза. Скольжу вниз по подтянутой атлетической фигуре: по широким плечам, рельефным кубикам пресса, проглядывающим сквозь чёрную матовую ткань, по длинным шортам с оранжевой полосой сбоку, по сильным ногам к белым кроссовкам. Хочу закончить, донести свои мысли, но для этого мне точно нельзя смотреть в его глаза.
Чуть сбавив тон, продолжаю:
- Зачем вы так с Серёжей? Самые близкие, родные люди, а поступаете с ним, как чужие. Просто поставь себя на его место. Легко тебе было бы жить, если бы ты узнал, что твои родители творят такую дичь?
Постепенно затихнув, замираю. Как в день знакомства, Соловьёв приподнимает моё лицо за подбородок, чуть дёргает, заставляя посмотреть на него. Медленно, внимательно ощупывает потемневшим взглядом мои скулы, лоб, нос, губы, а я ловлю его глаза своими, не в силах дышать больше.
Несколько вязких мгновений, и он хрипловато произносит:
- Красивая. Крышу рвёт от тебя...
И это звучит так неожиданно, так чувственно, что под колени бьёт слабостью, а пульс больно колотится в висках, будто у меня подскочило давление.
Соловьёв кладёт руки мне на спину, наклоняется, нежно касается моих губ своими. Какая-то другая я приоткрывает рот, впуская властный горячий язык. С тихим стоном закрываю глаза и уплываю в другую реальность, сладкую и тягучую, как кисель. Где сильные мужские руки гладят спину, забираются в волосы, а я тону в горячей истоме, откликаясь, с готовностью подставляя себя им.
На секунду вынырнув из нирваны, удивляюсь, неужели это происходит со мной. Боже... Зачем я ему позволяю это делать? Не хочу участвовать в их с Ариной разврате. Нет.
Возмущённо мыча, толкаю Соловьёва в грудь, вырываюсь, выплёвывая:
- Отпусти.
Мы слепляемся взглядами, тяжело дышим. В его расширенных зрачках утонуть можно. Но я не поддамся, всё.
Он переводит дух и примирительно выставляет перед собой ладони.
Низким голосом пытается успокоить:
- Понял. Не трогаю.
- Никогда, - шиплю я, - больше не подходи ко мне вообще. Я в ваших дурацких играх не собираюсь участвовать. И мстить больше никому не буду. Исчезни из моей жизни. Пошли вы все...
Делаю несколько широких шагов к вешалке, сдёргиваю с неё куртку. Соловьёв обхватывает меня за пояс, держит. Горячо шепчет на ухо:
- Никаких игр. Ты ничего не знаешь обо мне. Останься. Расскажу о нас с Ариной.
О нас с Ариной... Неожиданно чувствую укол ревности. Что за ерунда, почему?! Кошмар. Я увлеклась Соловьёвым, что ли? Совсем дура неадекватная, этого только не хватало. Бежать скорее отсюда, от него.
Отрицательно качаю головой, скидываю его руки и, щёлкнув замком, быстро ухожу прочь.
А знаешь чего?
Открываю дверь в квартиру своим ключом. Дома пахнет жареной картошкой. Никита выглядывает из кухни. Весь такой уютный, семейный, почти ручной. Только глаза настороженно бегают. На нём одет мой фартук, в руках он держит деревянную лопатку.
- Зира, а почему ты так поздно? Опять к открытому занятию готовилась? Совсем себя не жалеешь. И почему у тебя телефон отключён?
А он разрядился ещё на работе. Но тебе, Никита, об этом знать необязательно. Неопределённо пожимаю плечами.
Он подмигивает мне с глупой улыбкой:
- Зачем так убиваться, Зир? Получаешь копейки, а вкалываешь, как за евро. Раздевайся, любимая, и за стол, картошечка готова.
Любимая... Что ты врёшь-то... Хочется ответить что-то едкое, оскорбить, унизить, наорать. Но сил не осталось. Так устала. Отрицательно качаю головой, отмахиваюсь. Молча иду в ванную, закрываюсь изнутри на щеколду. Включаю воду. Снимаю свою одежду и встаю под тёплые струи. Зажмуриваюсь и замираю. Так хочется потушить пылающий внутри огонь, отмыться от грязи, в которой меня почти утопили, растворить все волнения, тревоги, обиды и боль. И стереть воспоминания. О неудачной семейной жизни, о своей доверчивости, о чужой подлости. И поцелуй забыть этот наркотический, который взорвал меня, вывернул наизнанку. И о котором я не могу не думать и почему-то хочу почувствовать опять. Обиженно хнычу, тру губы изо всех сил. Как не вспоминать его, и нереальный взгляд льдисто-голубых глаз, и притяжение, которому мне так трудно сопротивляться...
Всё, всё, всё, я решила. Мне больше вообще не нужны мужчины. Не подпущу к себе никого из них. Попрошу заведующую перевести меня в другую группу, чтобы избежать контактов с Соловьёвыми. А муж... Жестоко выгонять Никиту в ночь, в мороз. Но завтра пусть исчезнет отсюда навсегда. Только развод.
Закончив с водными процедурами, выхожу из ванной. Достаю из шкафа плед, хватаю за уголок одну из подушек. Несу на кухню, кидаю на диванчик перед озадаченным Никитой.
Возвращаюсь в комнату, запираюсь, укутываюсь в одеяло и засыпаю.
Просыпаюсь, на удивление, свежей и спокойной. Одеваюсь, в мыслях представляя будущий разговор с Никитой. Выхожу из комнаты и застываю. Пол в коридоре завален цветами. Дверь приоткрыта. На пороге, держась за ручку, стоит ошарашенный Никита, а какие-то мужчины заносят букеты, ещё и ещё.
- Земфира, что это значит? - нахмурившись, строго спрашивает муж.
Шок длится всего миг. Вот Соловьёв! Я же сказала ему, что не буду больше участвовать в его играх.
- Так, - рявкаю я, - забирайте всё и увозите отсюда обратно. Мне ничего не нужно!
Доставщики возмущённо гудят:
- Девушка, не положено. Всё оплачено. Никогда такого не было, чтоб заказы возвращали.
Молча хватаю цветы и начинаю выносить их. Складываю на лестничной клетке букеты один за другим. Мужчины растерянно мнутся какое-то время и неохотно начинают мне помогать.
- Земфира, от кого эти цветы? - топчется за моей спиной Никита.
Его губы дрожат, а в глазах странное. Не раздражение, не ревность, а страх.
- Не твоё дело, - цежу я.
Он кидается к цветам, берёт один из букетов, судорожно крутит его в руках:
- Где пишется, кто заказчик, мужики?
Они молча пожимают плечами. Никита с рычанием отбрасывает букет. Его лицо краснеет, он сильно сдавливает мою кисть, дёргает, чтобы я повернулась к нему:
- Земфира?
- Отстань ты от меня, - раздражённо выворачиваю и извлекаю руку, - даю тебе время до вечера. Вещи свои собирай и вали из моего дома!
- Куда? - оторопело таращится он.
- К маме своей, - выкрикиваю я, выкидываю на лестницу последний букет, захлопываю входную дверь и направляюсь в ванную.