— Внутренние эманации человеческого кокона успокаиваются не для того, чтобы прийти в соответствие с внешними, — последовал ответ. — Это становится очевидным после того, как увидишь, что делают другие существа. Успокоившись, они практически сливаются с большими эманациями и движутся вместе с ними. Вот, например, скарабей — жук-навозник. Свет его эманаций распространяется, захватывая огромные пространства.
А человеческие существа успокаивают свои эманации и затем отражаются в них. Эманации фокусируются на самих себе.
Дон Хуан сказал, что, осуществляя инвентаризацию, люди доводят выполнение соответствующей команды до логического завершения. Все же остальное ими игнорируется. А когда человек достаточно глубоко увяз в инвентаризации, ситуация может развиваться по двум направлениям. В первом случае человек игнорирует импульсы больших эманаций, а во втором — использует их весьма специфически.
Игнорируя эти импульсы, человек после проведения инвентаризации приходит к уникальному состоянию, которое называется разумностью[16]. А использование всех импульсов специфическим образом — это самопоглощенность.
Для видящего человеческая разумность имеет вид необыкновенно однородного тусклого свечения, которое если и реагирует на постоянное давление больших эманаций, то делает это крайне редко. Это свечение делает оболочку яйцеобразного кокона более плотной, но в то же время и более ломкой.
Дон Хуан отметил, что по идее человеческая разумность должна была бы встречаться в изобилии, однако на самом деле это — чрезвычайно редкое явление. Подавляющее большинство человеческих существ склоняется к самопоглощенности.
Разумеется, осознание всех живых существ в известной степени замкнуто на себя для обеспечения взаимодействия между ними. Ho такой глубочайшей степени самопоглощенности первого внимания, которая присутствует у человека, не достигает ни одно другое существо. В противоположность человеку разума, напрочь игнорирующему импульсы больших эманаций, индивид самопоглощенный использует каждый импульс и преобразует его в усилие, взбалтывающее эманации внутри кокона.
Наблюдая все это, видящие пришли к одному весьма практическому выводу. Они увидели, что рассудочные люди должны жить дольше, чем самопоглощенные. Игнорируя импульсы больших эманаций, первые успокаивают естественное возбуждение внутренних эманации. А самопоглощенные индивиды, наоборот, сокращают свою жизнь, используя импульсы внешних эманаций для создания дополнительного возбуждения внутри.
— Что видит видящий, созерцая самопоглощенного человека? — поинтересовался я.
— Прерывистые вспышки белого света, сопровождающиеся длинными периодами потускнения, — ответил дон Хуан.
Потом он замолчал. У меня больше не было вопросов. А может, я слишком устал, чтобы спрашивать о чем бы то ни было. Громкий удар, похожий на взрыв, заставил меня подскочить от неожиданности. Входная дверь распахнулась. Вошел Хенаро и, тяжело дыша, рухнул на циновку. Он весь был мокрым от пота.
— Я рассказывал о первом внимании, — сообщил ему дон Хуан.
— Первое внимание работает только с известным, — сказал Хенаро. — Когда имеешь дело с неизвестным, оно не стоит и ломаного гроша.
— Ну, это не совсем верно, — возразил дон Хуан. — Первое внимание очень хорошо работает и с неизвестным. Оно блокирует неизвестное, оно отрицает его настолько яростно, что неизвестное для первого внимания попросту перестает существовать. Осуществление инвентаризации делает нас неуязвимыми. Именно это и было первой причиной ее возникновения.
— О чем это вы? — обратился я к дону Хуану.
Тот не ответил. Он смотрел на Хенаро, словно ждал ответа.
— Но если я открою дверь? — спросил Хенаро. — Сможет ли первое внимание работать с тем, что войдет?
— Твое и мое — не сможет, — сказал дон Хуан. — А его, — он указал на меня, — сможет. Давай попробуем.
— Но он же в состоянии повышенного осознания. Как насчет этого? — спросил Хенаро.
— Это ничего не меняет, — сказал дон Хуан.
Хенаро поднялся, подошел к входной двери и настежь распахнул ее, мгновенно отскочив в сторону. Порыв холодного ветра ворвался в дом. Дон Хуан подошел ко мне и встал рядом. Хенаро сделал то же самое. Они пристально меня разглядывали.
Я хотел закрыть дверь. Я чувствовал некоторое неудобство от холода. Но едва я двинулся к двери, как дон Хуан и Хенаро прыгнули вперед и загородили меня от нее.
— Ты что-нибудь замечаешь в комнате? — спросил Хенаро, обращаясь ко мне.
— Ничего, — совершенно искренне ответил я.
Кроме холодного ветра, который врывался сквозь дверной проем, замечать было нечего.
— Странные существа вошли, когда я открыл дверь, — сказал он. — Неужели ты ничего не заметил?
По его голосу я понял, что на этот раз он не шутит.
Втроем, они — по бокам, я — посредине, мы вышли из дома. Дон Хуан прихватил с собой керосиновую лампу, а Хенаро запер дверь. Через дверцу для пассажира мы сели в машину, причем меня они втолкнули первым. А потом мы отправились в соседний городок, где находился дом дона Хуана.
6Неорганические существа
На следующий день я неоднократно просил дона Хуана объяснить, почему мы так внезапно покинули дом Хенаро. Но он наотрез отказался даже упоминать о том, что произошло. От Хенаро я тоже ничего не добился. В ответ на все мои вопросы он лишь подмигивал с дурацкой ухмылкой.
Во второй половине дня дон Хуан появился во внутреннем дворике своего дома. Я в это время находился там, беседуя с его учениками. Как по команде, все они поднялись и вышли.
Дон Хуан взял меня под руку, и мы двинулись вдоль галереи. Он молчал, и некоторое время мы просто прохаживались вокруг дворика, как будто гуляли по городской площади.
Дон Хуан остановился и повернулся ко мне. Потом он обошел меня, рассматривая с головы до ног. Я знал, что он видит меня. Меня охватила странная усталость, какое-то чувство лени. Я не испытывал его до тех пор, пока глаза дона Хуана не пробежали вдоль моего тела. Неожиданно он заговорил:
— Ни я, ни Хенаро не хотели говорить о том, что случилось ночью, вот по какой причине: когда ты был в неизвестном, ты очень сильно испугался. Хенаро втолкнул тебя туда, и там с тобой что-то происходило.
— Что именно, дон Хуан?
— Объяснить тебе это сейчас по-прежнему сложно, если вообще возможно, — сказал он. — Для того чтобы идти в неизвестное и отдавать себе отчет в том, что там происходит, тебе не хватает свободной энергии. Выстраивая истины об осознании в определенном порядке, видящие увидели, что первое внимание потребляет все свечение осознания, которым обладает человеческое существо. Свободной энергии при этом не остается. Вот в чем твоя нынешняя проблема. Рано или поздно каждому воину предстоит проникнуть в неизвестное. Поэтому новые видящие рекомендуют сохранять энергию. Но откуда ее взять, если вся она задействована?
Новые видящие говорят: свободною энергию можно добыть искореняя привычки, которые не являются необходимостью.
Дон Хуан остановился и спросил, есть ли у меня вопросы. Я поинтересовался, что происходит со светимостью осознания при искоренении ненужных привычек.
Он ответил, что осознание в этом случае выходит из состояния замкнутости на себе, обретая свободу для концентрации на чем-нибудь другом.
— Неизвестное неизменно присутствует здесь и сейчас, — продолжал дон Хуан. — Однако оно находится за пределами возможностей нашего нормального осознания. Для обычного человека неизвестное является как бы ненужной, лишней частью его осознания. А является оно таковым потому, что для того, чтобы ухватить эту часть себя, обычный человек не обладает достаточным количеством свободной энергии.
Ты идешь по пути воина уже достаточно долго. И способен ухватить неизвестное. На это у тебя свободной энергии хватает. Но для того, чтобы понять неизвестное или хотя бы запомнить его, ее у тебя явно недостаточно.
Затем дон Хуан объяснил, что там, на плоском камне, я погрузился в неизвестное на очень большую глубину. Но пошел на поводу у свойственной моему характеру склонности все преувеличивать и поддался чувству неописуемого страха. А это был наихудший из всех возможных вариантов поведения в данной ситуации. Когда же, совершенно ошалев, я выскочил из левостороннего сознания, за мной, к сожалению, тянулся хвост из превеликого множества странных вещей.
Я сказал дону Хуану, что он увиливает, и что ему следует прямо сказать мне, какие именно странные вещи я оттуда выволок.
Дон Хуан снова взял меня под руку, и мы двинулись дальше. Он сказал:
— Рассказывая об осознании, я хочу, чтобы все с самого начала было расставлено по своим местам. Поэтому давай-ка немного поговорим о древних видящих. Как я уже отмечал, Хенаро очень похож на них.
И дон Хуан повел меня в большую комнату. Там мы сели, и он продолжил:
— Знания, накопленные за многие века древними видящими, привели новых видящих в ужас. Это и понятно: ведь новые видящие понимали, что это знание ведет только к разрушению. И в то же время они были буквально очарованы им, в особенности — его практической стороной.
— Откуда новым видящим известны практики древних? — поинтересовался я.
— Эти практики — наследство древних толтеков. Новые видящие учатся им по мере своего продвижения. Они редко, если вообще используют их, но как составная часть их знания эти практики все равно существуют.
— Что это за практики, дон Хуан?
— Очень странные непонятные формулы, заклинания, длинные процедуры, посредством которых можно управлять некой исключительно таинственной силой. Таковой, по крайней мере, эта сила была для древних толтеков. Причем они старались всячески замаскировать ее, сделав еще более ужасающей, чем она есть на самом деле.
Я спросил:
— И что же это за таинственная сила?
— Это — сила, присутствующая во всем сущем, — ответил он.