Огонь изнутри — страница 36 из 56

— Говоря о том, что сталкингу не учат в нормальном состоянии осознания, я имел в виду обучение нагуаля, — объяснил он. — Сталкинг преследует двоякую цель. Во-первых, добиться максимально устойчивого и безопасного сдвига точки сборки, а это наилучшим образом достигается именно посредством сталкинга. А во-вторых, внедрить принципы сталкинга на очень глубокий уровень, что позволяет обойти человеческую инвентаризацию, как естественную реакцию отрицания, либо осуждения того, что может быть оскорбительным или отвратительным для здравого смысла.

Я сказал дону Хуану, что весьма сомневаюсь в своей способности выносить суждения по поводу подобных вещей или отрицать их. Он рассмеялся и заметил, что вряд ли я стану исключением и отреагирую иначе, чем все остальные, когда услышу о деяниях великого мастера сталкинга, каковым являлся бенефактор дона Хуана нагуаль Хулиан.

— Я вовсе не преувеличиваю, говоря, что нагуаль Хулиан был самым выдающимся из всех известных мне мастеров сталкинга, — продолжал дон Хуан. — Ты уже слышал о его мастерстве сталкинга от многих, но я еще ни разу тебе не рассказывал о том, что он сделал со мной.

Я хотел было сказать, что никогда ни от кого ничего не слышал о мастерстве нагуаля Хулиана, но, прежде чем я успел это сделать, меня охватило странное чувство неуверенности. Дон Хуан, казалось, мгновенно узнал, что я испытываю. Он удовлетворенно усмехнулся.

— Ты не можешь вспомнить, потому что воля пока что не находится в твоем распоряжении, — сказал он. — Тебе нужна безупречная жизнь и много добавочной энергии. Тогда воля сможет освободить эти воспоминания. Я же собираюсь рассказать тебе о том, как нагуаль Хулиан поступил со мной, когда мы с ним встретились. Если ты осудишь его и найдешь его поведение предосудительным сейчас, когда находишься в состоянии повышенного осознания, то можешь себе представить, насколько отвратительным типом он бы тебе показался в твоем нормальном состоянии.

Я возразил, заявив, что он, вероятно, готовит какой-нибудь розыгрыш. Он заверил меня, что не собирается никого разыгрывать, а лишь намерен своим рассказом проиллюстрировать образ действия сталкеров, а также причины, побуждающие их вести себя так, а не иначе.

— Нагуаль Хулиан был последним из сталкеров старого времени, — продолжал дон Хуан. — Он был сталкером не по необходимости, а по призванию.

Дон Хуан объяснил, что новые видящие увидели: человеческие существа делятся на две группы. Одну составляют те, кому есть дело до других, а вторую — те, кому нет дела ни до кого. Разумеется, речь идет о крайних проявлениях, между которыми имеется бесконечное множество промежуточных состояний. Нагуаль Хулиан принадлежал к категории тех, кому другие безразличны. Себя же дон Хуан отнес к противоположной категории.

— Но разве не ты рассказывал мне о великодушии нагуаля Хулиана, о том, что он готов был снять с себя рубашку и отдать ее тебе? — спросил я.

— А он и был готов, — ответил дон Хуан. — Более того, он был не только великодушен, но и бесконечно очарователен и обаятелен. Он всегда глубоко и искренне интересовался делами всех, кто его окружал. Его всегда отличали доброта и открытость, и все, что имел, он был готов в любой момент отдать всякому, кто в этом нуждался или просто ему нравился. И его любили все, кто имел с ним дело, поскольку, будучи мастером сталкинга, он умел дать людям почувствовать его действительное к ним отношение: что он не даст и ломаного гроша ни за одного из них.

Я промолчал, но дон Хуан знал, что я ощущаю недоверие и даже некоторое раздражение по поводу того, что он рассказал. Он усмехнулся и покачал головой:

— Таков сталкинг. Видишь, рассказ о нагуале Хулиане еще даже не начался, а ты уже раздражен.

Я попытался объяснить свои ощущения. Он расхохотался.

— Нагуалю Хулиану было наплевать на всех без исключения, — продолжил он. — И именно поэтому он мог оказывать людям помощь. И он ее оказывал; он отдавал им то, что у него было. Потому что ему было на них наплевать.

— Уж не хочешь ли ты сказать, дон Хуан, что своим ближним помогают только те, кому на них в высшей степени начхать? — спросил я раздраженно.

— Так говорят сталкеры, — ответил он с лучезарной улыбкой. — Нагуаль Хулиан, например, был фантастической силы целителем. Он помог многим тысячам своих ближних, но никогда не говорил, что делает это. Все считали целителем одну из женщин-видящих его команды.

— А если бы его ближние не были ему безразличны, он потребовал бы признания. Те, кому есть дело до других, заботятся и о себе, и требуют признания везде, где можно.

Дон Хуан сказал, что, принадлежа к категории тех, кому ближние не безразличны, сам он никогда никому не помогал. Он чувствовал неловкость от великодушия. Он даже представить себе не мог, что его могут любить так, как любили нагуаля Хулиана. И уж наверняка ему показалось бы глупостью отдать кому-нибудь последнюю рубашку.

— Меня настолько сильно беспокоит судьба моих ближних, — продолжал дон Хуан, — что я и пальцем не пошевелю ради любого из них. Я просто не буду знать, что делать. И меня всегда будет грызть мысль, что своими подарками я навязываю им свою волю.

— Конечно, путь воина помог мне преодолеть все эти чувства. Любой воин может с успехом обращаться с людьми таким же образом, как это делал нагуаль Хулиан. Но для этого сначала нужно сдвинуть точку сборки в положение, в котором не имеет значения — нравится он людям, не нравится или им нет до него дела. Но это — совсем другое.

Дон Хуан сказал, что, впервые познакомившись с принципами сталкинга, он пришел в крайнее недоумение. Нагуаль Элиас, который был очень похож на дона Хуана, объяснил ему, что сталкеры, подобные нагуалю Хулиану — естественные лидеры среди людей. Они могут помочь людям в чем угодно.

— Нагуаль Элиас говорил, что такой воин может помочь человеку исцелиться, — продолжал дон Хуан, — а может помочь ему заболеть. Может помочь найти счастье и может помочь найти горе. Я предложил нагуалю Элиасу вместо слов «помочь человеку» употреблять выражение «повлиять на человека». Он сказал, что такой воин не просто влияет на людей, но очень активно их подталкивает.

Дон Хуан усмехнулся и пристально на меня взглянул. В его глазах светились лукавые искорки.

— Странно, не правда ли? — сказал он. — Интересно как сталкеры толкуют то, что видят в людях, а?

И дон Хуан начал свой рассказ о нагуале Хулиане. Он сказал, что тот много лет провел в ожидании ученика-нагуаля. На дона Хуана он наткнулся, когда однажды возвращался домой после короткого визита к знакомым, жившим в соседней деревне. Идя по дороге, он как раз размышлял об ученике-нагуале. Вдруг раздался громкий выстрел, и нагуаль Хулиан увидел, как люди разбегаются во все стороны. Вместе со всеми он забежал в придорожные кусты и вышел оттуда только тогда, когда увидел группу людей, собравшихся на дороге вокруг раненого человека, который лежал на земле.

Раненым, разумеется, оказался дон Хуан, в которого выстрелил управляющий-тиран. Нагуаль Хулиан мгновенно увидел, что дон Хуан — тот особый человек, чей кокон разделен на четыре части, а не на две, и понял, что ранен тот очень тяжело. Нельзя было терять ни минуты: желание нагуаля Хулиана исполнилось, и он должен был действовать, пока никто не сообразил что происходит. Он схватился за голову и запричитал:

— О-о-о! Они убили моего сына!

Обычно он путешествовал вместе с одной из женщин-видящих своей команды, крепко сбитой индианкой. На людях она, как правило, играла роль его злой и вредной жены. Они были великолепной командой сталкеров. Нагуаль Хулиан подал ей знак, и она тоже принялась с подвыванием рыдать о их бедном сыне, в беспамятстве истекавшем кровью. Нагуаль Хулиан попросил собравшихся зевак не вызывать полицию, а вместо этого помочь ему перенести сына домой в городок, который находился на некотором расстоянии от того места. Он пообещал четырем сильным парням, что заплатит им, если они отнесут туда его сына.

Парни принесли дона Хуана в дом нагуаля Хулиана. Нагуаль расплатился с ними очень щедро. Те были настолько тронуты горем этих людей, плакавших всю дорогу до дома, что даже отказались принять деньги. Однако нагуаль Хулиан настоял на своем, сказав, что, если они возьмут деньги, это принесет удачу его сыну.

В течение нескольких дней дон Хуан не знал, что и думать об этих добрых людях, которые взяли его в свой дом. Нагуаль Хулиан разыгрывал перед ним почти выжившего из ума старика. Старик не был индейцем, но был женат на молодой раздражительной толстой индианке, которая физически была настолько же сильна, насколько по характеру — сварлива. Дон Хуан подумал, что она, очевидно, — целитель, судя по тому, как умело она пользовала его рану, а также по огромному количеству лекарственных растений, сложенных в комнате, где он лежал.

Старик во всем подчинялся женщине. Она заставляла его ежедневно обрабатывать рану дона Хуана. Они постелили дону Хуану на толстой циновке, и старику приходилось туго каждый раз, когда он вынужден был опускаться на колени возле раненого. Дон Хуан с трудом сдерживал смех, наблюдая за тем, как немощный старец прикладывает все усилия, на какие способен, для того, чтобы согнуть ноги в коленях. Промывая рану, старик все время что-то бормотал, глядя прямо перед собой совершенно отсутствующим взглядом, руки его при этом дрожали, а все тело тряслось от макушки до пят.

Опустившись на колени, он уже не мог подняться самостоятельно. Хриплыми воплями он звал жену, едва сдерживая гнев. Та входила в комнату, и начиналась жуткая свара. Зачастую женщина уходила, так и оставив старика стоять на коленях, и ему приходилось подниматься самостоятельно.

Дон Хуан заверил меня, что никогда и ни к кому он не чувствовал такого сострадания, как к бедному старику. Много раз он пытался подняться и помочь ему, но едва мог шевелиться сам. Однажды старик потратил почти полчаса на то, чтобы доползти до двери и там, цепляясь за нее, с трудом встать. При этом он не переставая кричал и ругался.