Дон Хуан сказал, что под воздействием бенефактора его точка сборки начала смещаться — очень незаметно, однако глубоко. Однажды, например, дон Хуан ни с того, ни с сего вдруг осознал, в нем присутствует страх. И страх этот, с одной стороны, не имеет для него никакого смысла, а с другой — создает весь смысл на свете.
— Я боялся, что, из-за своей глупости я не смогу достичь свободы и повторю жизненный путь своего отца, — объяснил дон Хуан. — Нет, не думай, в жизни моего отца не было ничего особенно плохого. Он жил и умер не лучше и не хуже, чем живет и умирает большинство людей. Важно другое: моя точка сборки сдвинулась, и в один прекрасный день я вдруг понял, что жизнь моего отца и его смерть ничего ровным счетом не дали. Ни ему, ни кому бы то ни было другому.
— Мой бенефактор говорил мне, что мои родители жили и умерли только для того, чтобы родился я. Так же, как и их родители сделали для них то же самое. Воин относится к жизни иначе. За счет сдвига точки сборки он отдает себе отчет в том, какой невероятно огромной ценой оплачена его жизнь. Этот сдвиг рождает в осознании воина почтение и трепет, которого никогда не испытывали его родители ни перед жизнью вообще, ни перед собственной жизнью в частности.
Дон Хуан сказал, что нагуаль Хулиан не только добивался фантастических успехов в ведении учеников к смещению их точек сборки, но также получал от этого неслыханное удовольствие. И, конечно, работая со мной, он развлекался постоянно. Позже, когда через несколько лет на горизонте начали появляться другие видящие моей партии, я и сам каждый раз предвкушал занятные ситуации, которые он для каждого из них придумывал.
— Когда нагуаль Хулиан покинул мир, восторг ушел вместе с ним, чтобы никогда не вернуться. Иногда нас развлекает Хенаро и даже временами приводит в восторг, но это — не то. Никто не может занять место нагуаля Хулиана. Его драмы всегда превосходили все, что может встретиться в жизни. Уверяю тебя, мы все даже понятия не имели, что такое истинное наслаждение до тех пор, пока не увидели, что делает он сам, когда некоторые из его драм выходят ему боком.
Дон Хуан поднялся со своей любимой скамейки. Его глаза были сияющими и мирными. Он сказал:
— Если когда-нибудь ты обнаружишь, что ты настолько туп, что не можешь выполнить свою задачу, тебе должно хватить энергии хотя бы на то, чтобы сдвинуть свою точку сборки для того, чтобы попасть на эту скамейку. Присядь здесь ненадолго, свободный от мыслей и желаний. И тогда, где бы я ни был, я попытаюсь прийти сюда и взять тебя с собой. Обещаю тебе, что попытаюсь это сделать.
Затем он рассмеялся, словно обещал нечто практически невыполнимое и потому неправдоподобное.
— Мне следовало произнести эти слова вечером, — сказал он, все еще смеясь. — Но только не утром. Утро — время, полное оптимизма. И подобные слова теряют свое значение.
13Толчок земли
— Давай-ка прогуляемся в сторону Оахаки, — предложил дон Хуан. — Там где-то у дороги нас должен ожидать Хенаро.
Его предложение застало меня врасплох. Весь день я ждал, что он продолжит свои объяснения. Выйдя из дома, мы долго неспешно шли по городу в сторону немощеной дороги и молчали. Неожиданно дон Хуан заговорил:
— Все время я рассказывал тебе о великих открытиях, сделанных видящими древности. Так вот, подобно тому, как они обнаружили, что органическая жизнь — не единственная присутствующая на земле форма жизни, они выяснили и то, что сама по себе Земля тоже является живым существом.
Прежде, чем продолжить, он с улыбкой выждал немного, как бы предлагая мне высказаться по поводу его заявления. Я не нашел, что сказать. Тогда он продолжил:
— Древние видящие увидели, что у Земли есть кокон. Они увидели — существует шар, внутри которого находится Земля. Этот шар — светящийся кокон, заключающий в себе эманации Орла. Таким образом, Земля — гигантское живое существо, подверженное воздействию тех же самых сил, воздействию которых подвержены и мы.
— Как только древние толтеки об этом узнали, они сразу же принялись за поиски путей практического применения нового знания. В результате появилась самая развитая категория их магии, которая имела дело с Землей. Толтеки считали Землю первоначальным источником всего того, чем мы являемся.
— И в этом они не ошибались. Земля — действительно наш первичный источник.
Больше он не сказал ничего до тех пор, пока, пройдя вдоль дороги примерно милю, мы не встретили Хенаро. Он ждал нас, сидя на придорожном камне.
Очень тепло Хенаро приветствовал меня и сказал, что нам предстоит взобраться на вершину одного из скалистых холмов, покрытых чахлой растительностью.
— Мы — все втроем — сядем, прислонившись спиной к камню, — объяснил дон Хуан, — и будем смотреть на солнечный свет, отраженный от восточных гор. А когда солнце опустится за горы на западе, Земля, возможно, позволит тебе увидеть настройку.
Поднявшись на вершину горы, мы сели, прислонившись спинами к камню. Дон Хуан велел мне занять место между ним и Хенаро.
Я спросил у дона Хуана, что он собирается делать. Его загадочные фразы, перемежавшиеся длительным молчанием, производили зловещее впечатление. Я чувствовал себя ужасно обеспокоенным.
Дон Хуан не ответил. Он продолжал, словно я не произнес ни слова:
— Древние видящие были теми, кто, открыв, что восприятие есть настройка, наткнулись на нечто монументальное. Очень досадно, что их заблуждения опять не дали им возможности понять, что они совершили.
Он указал на горный хребет к востоку от городка.
— На этих горах достаточно блеска, чтобы подтолкнуть твою точку сборки. Прямо перед тем, как солнце зайдет за западные пики, у тебя будет несколько мгновений, чтобы поймать все нужное тебе сверкание. Магический ключ, который открывает двери Земли, — это внутренняя тишина и любая сверкающая вещь.
— Что я должен делать? — спросил я.
Оба они изучали меня. Я думал, что вижу в их глазах смесь любопытства и отвращения.
— Просто отсеки внутренний диалог, — ответил дон Хуан.
Меня охватили чувства тревоги и сомнения, смогу ли я сделать это, но потом я просто расслабился. Я осмотрелся. Мы находились достаточно высоко. Вся длинная узкая долина лежала перед нами как на ладони. Солнце еще освещало косыми лучами подножия гор на востоке, по другую сторону долины. Выветренные склоны казались охряно-оранжевыми, а голубоватые пики вдали приобрели пурпурный оттенок.
— Ты ведь отдаешь себе отчет в том, что уже делал это раньше? — шепотом спросил у меня дон Хуан.
Я ответил, что не отдаю себе отчета ни в чем.
— Мы уже сидели здесь не один раз, — настаивал он, — но это не важно. В счет идет только этот раз. Сегодня Хенаро поможет тебе найти ключ, которым отпирается все. Пока что ты не сможешь им воспользоваться. Но ты будешь знать, что он такое и где он находится. За то, чтобы это узнать, видящие платят непомерную цену. И сам ты все эти годы выплачивал свой долг.
Он объяснил, что ключом ко всему называет непосредственное знание того, что Земля — живое существо, и, будучи таковым, способна дать воину мощнейший толчок. Этот толчок суть импульс, исходящий из осознания самой Земли в тот момент, когда эманации внутри кокона воина настраиваются на соответствующие им эманации внутри кокона Земли. Поскольку и Земля, и человек являются живыми существами, их эманации совпадают, вернее, у Земли есть все эманации, присутствующие в человеке и все эманации, присутствующие во всех живых существах, как органических, так и неорганических. Когда имеет место момент настройки, чувствующие существа используют эту настройку в ограниченной мере и воспринимают свой мир. Воин может использовать настройку либо для того, чтобы воспринимать подобно всем другим существам, либо как толчок (поддержку), позволяющий ему проникнуть в невообразимые миры.
— Я долго ждал от тебя вопроса — одного-единственного имеющего смысл вопроса, который ты в принципе можешь сейчас задать, — продолжал дон Хуан. — Однако ты так его и не задал. Вместо этого ты зацепился за выяснение того, находится ли тайна всего этого внутри нас. Впрочем, это уже не очень далеко от того, что я имею в виду.
— В действительности неизвестное не лежит внутри кокона человека — в эманациях, не задействованных осознанием — и в то же время, образно говоря, оно там. Это тот момент, который остался тебе непонятен. Когда я рассказывал тебе о семи мирах, которые ты можешь собрать помимо известного мира обычной жизни, ты думал, что речь идет о вещах сугубо внутреннего характера, поскольку в целом ты склоняешься к вере в то, что лишь воображаешь все, что делаешь с нами. Поэтому ты никогда не спрашивал меня, где действительно находится неизвестное. Годами я множество раз, указывая рукой на окружающий мир, говорил тебе: там — неизвестное. Но ты никогда не улавливал связи.
Хенаро засмеялся, потом закашлялся, встал на ноги и произнес, обращаясь к дону Хуану:
— Он ее так и не уловил.
Я признался в том, что, если какая-то связь и существует, то я ее не вижу.
Дон Хуан снова и снова твердил, что та часть эманаций, которая заключена внутри человеческого кокона, находится там только для осознания. Само же осознание суть соответствие некоторой части внутренних эманаций какой-то части эманации внешних, то есть больших. Большими они называются, потому что они бесконечны, и сказать: непознаваемое находится вне кокона человека — то же самое, что сказать: непознаваемое — внутри кокона Земли. Однако внутри ее кокона присутствует также и неизвестное. Неизвестное же внутри человеческого кокона суть эманации, не тронутые осознанием. Когда свечение осознания их затрагивает, они становятся активными и могут быть настроены на соответствующие им большие эманации. Как только это происходит, неизвестное делается объектом восприятия и превращается в известное.
— Я слишком туп, дон Хуан. Ты бы разбил свое объяснение на части. Может, по кусочкам тебе удалось бы получше мне его разжевать.