— Ты был свободен. Стоит исчезнуть страху, как все узы, связывающие нас, тут же растворяются, — объяснил он. — Союзник цеплялся за твою ногу только потому, что его привлекал твой животный ужас.
Я сказал, что не смог воплотить в жизнь то, что понял и очень об этом сожалею.
— Это не должно тебя беспокоить, — засмеялся он. — Ты же знаешь: таких моментов понимания — хоть пруд пруди. Но в жизни воина они ничего не стоят, поскольку ликвидируются при сдвиге точки сборки.
Просто мы с Хенаро хотели заставить тебя сдвинуться очень глубоко. И Хенаро в этот раз был нужен лишь для того, чтобы выманить древних видящих. Он уже как-то проделал нечто подобное, и ты сдвинулся так глубоко влево, что вспомнить тебе это удастся не скоро. В тот раз ты испугался не меньше, чем сегодня, но твое упрямое первое внимание не дало тебе тогда осознать видящих и их союзников, которые следовали за тобой и вошли в эту комнату.
— Объясни мне, что произошло на месте погребения древних видящих?
— Союзники вышли, чтобы тебя увидеть, — ответил он. — Их энергетический уровень очень низок, поэтому они нуждаются в помощи людей. Те четверо видящих собрали вокруг себя двенадцать союзников.
— Сельская местность в Мексике, а также некоторые города опасны. То, что произошло с тобой, может случиться с любым мужчиной и любой женщиной. Наткнувшись на такой могильник, человек даже может увидеть видящих и их союзников. Если, конечно, он достаточно податлив для того, чтобы позволить своему страху сдвинуть точку сборки. Но одно можно сказать наверняка: человек может умереть от страха.
— Ты что, действительно веришь, что эти видящие-толтеки до сих пор остаются живыми? — спросил я.
Он засмеялся и с недоверием покачал головой:
— Настало время слегка подвинуть твою точку сборки. Я не могу с тобой беседовать, когда ты находишься в состоянии полного идиота.
И он трижды шлепнул меня ладонью — прямо по правому выступу таза, по серединной точке спины чуть ниже лопаток и по верхней части правой грудной мышцы.
В ушах незамедлительно послышался звон. Из правой ноздри выбежала струйка крови. Внутри меня что-то откупорилось. Как будто вновь потек некий заблокированный поток энергии.
— Чего от нас хотели те видящие и их союзники? — спросил я.
— Ничего, — ответил он. — Это мы от них чего-то хотели. Конечно, когда ты приходил и видел их в первый раз, они обратили внимание на твое поле энергии. Ну, а во второй раз, обнаружив, что ты вернулся, они решили ею поживиться.
— Эти видящие, как ты утверждаешь, — живые, — сказал я. — Но ты имеешь в виду, что они живые в том же смысле, в каком живыми являются союзники, так?
— Совершенно верно, — подтвердил он. — Они никак не могут быть живыми в том смысле, в каком живыми являемся мы с тобой. Это было бы уже слишком.
И он объяснил, что древние видящие были настолько озабочены проблемой смерти, что не пренебрегали даже самыми причудливыми возможностями. Те из них, кто взял за образец союзников, вне всякого сомнения жаждали обрести пристанище на небесах. И они нашли свое пристанище. Им стала фиксированная позиция точки сборки в одной из семи полос неорганического осознания. Там видящие почувствовали себя в относительной безопасности. Ведь от обычного мира их отделял практически непреодолимый барьер — барьер восприятия, установленный точкой сборки.
— Когда видящие увидели, что ты умеешь сдвигать точку сборки, они побежали от тебя, как черт от ладана, — сказал он и рассмеялся.
— Ты хочешь сказать, что я собрал один из семи неорганических миров? — спросил я.
— В этот раз — нет, — ответил он. — Но ты сделал это в прошлый раз, когда видящие и их союзники за тобой погнались. В тот день ты проделал весь путь, отделяющий нас от их мира. Но проблема в том, что ты любишь действовать глупо и поэтому ничего не можешь вспомнить.
— Я уверен, что именно присутствие нагуаля иногда заставляет людей действовать тупо. Пока нагуаль Хулиан находился здесь, я был гораздо тупее, чем сейчас. И я уверен — когда меня здесь не станет, тебе удастся вспомнить все.
Дон Хуан объяснил, что счел необходимым показать мне тех, кто бросил вызов смерти. Поэтому они с Хенаро вызвали их на грань нашего мира. Сдвиг, который я осуществил вначале, был очень глубоким, но боковым, что позволило мне воспринять бросивших вызов смерти в человеческом образе. Но, в конце концов, мне удалось добиться правильного сдвига, и я увидел их самих и их союзников такими, каковы они в действительности.
Ранним утром следующего дня дон Хуан позвал меня в большую комнату дома Сильвио Мануэля, чтобы поговорить о событиях предшествовавшей ночи. Я чувствовал себя страшно уставшим, хотелось отдохнуть и поспать, но дон Хуан сказал, что время поджимает. Он начал говорить, как только мы вошли в комнату. Он сказал, что древние видящие научились использовать накатывающуюся силу и перемещаться с ее помощью. Вместо того чтобы поддаться натиску опрокидывателя и позволить ему расколоть их коконы, они катились вместе с ним, позволив ему сдвигать их точки сборки до пределов человеческих возможностей.
Дон Хуан выразил искреннее восхищение таким достижением. Он признал, что толчка, подобного толчку опрокидывателя, точке сборки не может дать ничто.
Я спросил о различии между толчком Земли и толчком опрокидывателя. Он объяснил, что толчок Земли — суть сила настройки исключительно янтарных эманаций. Такой толчок повышает осознание до немыслимой степени. Для новых видящих это взрыв неограниченного осознания, который они называют полной свободой.
Он сказал, что толчок опрокидывателя, в отличие от толчка Земли, — сила смерти. Под воздействием опрокидывателя точка сборки перемещается в новые непредсказуемые позиции. Таким образом, древние видящие в своих странствиях всегда были одинокими путниками, хотя все их предприятия всегда были совместными. Если же случалось так, что в одном и том же путешествии принимали участие несколько видящих, то это означало только борьбу за главенство и считалось нежелательным поворотом событий.
Я признался дону Хуану, что, чем бы древние видящие ни занимались, это производят на меня гораздо более жуткое впечатление, чем самые мрачные сказки. Он раскатисто захохотал. Было похоже, что происходящее доставляет ему массу удовольствия.
— Тебе все же придется согласиться с тем, что, как бы это ни было противно, эти черти обладали огромной смелостью, — продолжал он. — Мне и самому они никогда не нравились, как ты знаешь, но не восхищаться ими я, тем не менее, не могу. Их любовь к жизни для меня поистине непостижима.
— Но разве это можно назвать любовью к жизни, дон Хуан? — спросил я. Это же что-то тошнотворное.
— Но что, кроме любви к жизни, способно толкнуть человека на такие крайности? — ответил он вопросом на вопрос. — Они до такой степени были влюблены в жизнь, что ни за что не желали с ней расставаться. Так я это вижу. Мой бенефактор видел иначе. Он считал, что они боялись умереть, что не то же самое, что любить жизнь. Я говорю, что они боялись умереть, потому что любили жизнь и потому что видели чудеса, а вовсе не из-за того, что были мелкими алчными чудовищами. Нет. Они заблудились. Никто никогда не бросал им вызов, и они испортились, как маленькие избалованные дети. Но отвага их была безупречна, и таким же безупречным было их мужество.
— Вот ты, например, отправился бы в неизвестное, побуждаемый только алчностью? Да ни за что. Алчность работает только в мире обычных дел. Но, чтобы в леденящем душу одиночестве пуститься в странствие по немыслимым пространствам иных миров, требуется нечто повнушительнее алчности. Любовь. Нужна любовь к жизни, к авантюре, к тайне. Нужно обладать неиссякаемой любознательностью и огромной смелостью. Поэтому не говори, что тебе противно, ибо это — чушь. Это попросту неприлично!
В глазах дона Хуана мерцали искорки сдерживаемого смеха. Он ставил меня на место, но сам смеялся над этим.
Примерно на час дон Хуан оставил меня в комнате одного. Мне хотелось разобраться в мыслях и чувствах. Но я не знал, как это сделать. Я знал наверняка, что моя точка сборки находится в положении, в котором роль рассудка не является доминирующей. И в то же время интересовали меня вопросы вполне рассудочные. Дон Хуан сказал, что, формально, как только сдвигается точка сборки, мы засыпаем. Меня интересовал, например, вопрос, выглядел ли я спящим для стороннего наблюдателя, так как Хенаро выглядел для меня.
Как только вернулся дон Хуан, я спросил его об этом.
— Ты спишь самым натуральным образом, хотя и не ложился, — ответил он. — Если бы сейчас тебя увидел человек, находящийся в нормальном состоянии осознания, он решил бы, что ты слегка не в себе, а может быть даже — что ты пьян.
И он объяснил, что во время обычного сна точка сборки сдвигается вдоль одного из краев человеческой полосы. Такие сдвиги всегда сопряжены с дремотным состоянием. А в процессе практики точка сборки сдвигается вдоль среднего сечения человеческой полосы. Поэтому дремотного состояния не возникает, хотя сновидящий по-настоящему спит.
— Как раз на этой развилке и разошлись новые и древние видящие в своем походе за силой, — продолжал он. — Древних видящих интересовала копия тела, физически более сильная, чем само тело. Поэтому они использовали сдвиг вдоль правого края человеческой полосы. Чем глубже они уходили в этом направлении, тем более причудливым становилось их тело сновидения. Вчера ты сам имел возможность увидеть чудовищный результат глубокого сдвига вдоль правого края.
— Новые видящие поступили совсем иначе. Они старались удержать точку сборки посередине человеческой полосы. При неглубоком сдвиге такого рода — например, при сдвиге в состояние повышенного осознания — сновидящий практически ничем не отличается от любого другого человека на улице, разве что несколько в большей степени подвержен воздействию эмоций, таких как, скажем сомнение и страх. Но на определенном уровне глубины,