— У тебя есть ключ от его квартиры? — спрашивает Анна-Карин.
— Да, если до вечера не объявится, пойдем к нему.
— Ага, просто проверим, все ли у него в порядке.
— Ну да.
Первый урок — химия. Учительница еще не пришла, и весь класс стоит в коридоре возле закрытого кабинета. Пробормотав что-то про туалет, Анна-Карин исчезает.
Мину ставит рюкзак на пол.
Уголком глаза она смотрит на новенького. Виктор стоит в стороне и читает, не замечая влюбленных взглядов, которые на него бросают Ханна А. и Ханна Х. Да и не только они. Почти все девочки, проходящие по коридору, поглядывают на юношу с интересом.
Новый ученик в Энгельсфорской гимназии — редкость, а такой, как Виктор, — вообще чудо природы. Он кажется пришельцем из другого мира. Как если бы кто-то посадил экзотическую орхидею в еловом лесу. Мину смотрит туда, где толкаются и ржут Эрик, Кевин и Робин, и думает, как долго продержится здесь эта орхидея.
Она снова переводит взгляд на Виктора и с удивлением видит, что он ей улыбается.
— В тот день возле усадьбы я вел себя глупо, — говорит он. — В качестве оправдания я мог бы сказать, что вы с другом подошли в неудачный момент. Но я лучше не буду оправдываться, а просто попрошу прощения.
Мину в растерянности думает только о том, куда бы спрятать свои огромные ноги. И роскошные новые прыщи на лбу.
— Все в порядке, — бормочет она.
— Не хочу ругать Энгельсфорс, это наверняка замечательный город, но решение было принято так скоропалительно. Я имею в виду, решение о переезде, и в тот момент, когда вы подошли, я как раз понял, какой это для меня будет… — он замялся, подыскивая слова, — какими это мне грозит изменениями.
— Конечно, ты оставил в Стокгольме друзей. И вообще, Энгельсфорс — не Стокгольм. Не подумай, будто я плохо отношусь к Стокгольму, нет, — затараторила Мину, чувствуя, что опять начинает болтать без умолку, как сумасшедшая. — Я всегда хотела жить в Стокгольме. У меня там родственники. Если бы я переехала в Стокгольм, мне тоже было бы трудно, но, наверно, более приятно. Если ты понимаешь, что я имею в виду.
Мину не знает, куда девать глаза, и тут ее взгляд падает на книгу, которую держит Виктор. Потрепанное карманное издание ее любимой книжки — «Тайная история»[7], только по-английски.
— Нравится? — кивает она, указывая на книгу.
— Я очень люблю это произведение.
Когда-то Мину думала, что человек, читающий хорошие книги, не может быть плохим. Эту иллюзию развеял Макс, который, несмотря на свой прекрасный вкус в отношении книг, был психопатом и оружием в руках демонов. И все-таки Мину не могла не оценить выбор Виктора.
— Я тоже, — сказала она. — Но я не читала его по-английски.
— Я всегда читаю романы на языке оригинала, — произнес Виктор, и на долю секунды вид у него стал такой же высокомерный, как тогда возле усадьбы. — Иначе многое теряется. Перевод создает ненужные преграды между тобой и текстом.
— Ясно, — сказала Мину. — А ты много читаешь?
Виктор хотел было ответить, но тут что-то пролетело в воздухе и стукнуло его по спине. Учебник химии.
Виктор не обернулся. И только еще ближе наклонился к Мину.
— Это один из трех неандертальцев? — спросил он.
Мину кивнула. Кевин ржал, глядя на них. Робин и Эрик не обратили внимания на происшедшее.
— Добро пожаловать в Энгельсфорс, — сказала Мину.
Виктор кивнул. Открыл книгу и прочитал на первой странице имя Кевина.
— Слышь, ты, голубой! — заорал Кевин.
Виктор обернулся к нему.
— Ты что-то хочешь мне сказать, Кевин? — спросил он и улыбнулся.
Обе Ханны прыснули. Виктор подошел к Кевину и отдал ему книгу:
— Ты, наверно, забыл, что мы на втором курсе гимназии. А бросаться книжками — это…
— Слышь, ты, стокгольмец, ты чё из себя корчишь? — опять заорал Кевин и обернулся к Эрику и Робину за поддержкой. Но те уже ушли в другой конец коридора. Вид у Кевина стал неуверенный. И Мину на какое-то мгновение стало его жаль. Первую скрипку в этой тройке всегда играли Эрик и Робин, Кевин был только орудием, которое они направляли по своему усмотрению. Если бы он не был им полезен, они наверняка бы над ним издевались.
Кевин заметил взгляд Мину:
— А ты чё на меня пялишься?!
Жалость Мину как рукой сдуло. Виктор посмотрел на Кевина с неудовольствием.
— Чё, не понравилось, что я твою бабу обидел? — спросил Кевин Виктора.
— Либо я голубой, либо Мину моя девушка, — ты уж как-нибудь разберись в том, что говоришь.
Кевин облизал передние зубы и выплюнул на Виктора кусок снюса[8]. Коричневый ошметок упал на пол, оставив на светлых брюках Виктора грязный след.
Склонив голову набок, Виктор посмотрел на Кевина, но тут появилась учительница химии Инесса. Быстрыми шагами она подошла к классу, отперла дверь и впустила учеников в кабинет.
Инесса — одна из лучших учителей гимназии. Ростом от горшка два вершка, но ребята уважают ее за энергичность. Вот и сейчас, едва войдя в класс, она начала раздавать листочки с описанием лабораторной работы.
— Сегодня вы работаете с жидким кислородом. Не забудьте правило КВВ, которое означает, что вы льете Кислород В Воду, а не наоборот.
Все надели халаты, защитные очки и взяли приборы. Мину оказалась в одной группе с Анной-Карин и Леваном.
Только Мину взяла пробирку с жидким кислородом, как раздался крик.
Все обернулись.
Обе Ханны бились в истерике, но громче всех вопил третий член их группы. Кевин.
— Оно брызнуло! — кричала Ханна А. — Прямо на Кевина!
— КВВ долбаное! Я все делал правильно! — орал Кевин.
— Я видела! Он сделал правильно! — кричала Ханна А.
Ханна Х. ничего не говорила и только ойкала.
Инесса подбежала к Кевину, схватила его и подтащила к водопроводу. Она включила душ так сильно, что Кевин в одно мгновение вымок до нитки.
Мину оглядела класс. Вид у всех был ошарашенный. Нет, пожалуй, не у всех. Виктор стоял в углу класса и, как ни в чем не бывало, продолжал делать лабораторную. На губах его играла довольная усмешка.
— Бедный Кевин! — вздохнула Фелисия, ставя свой поднос напротив Иды, рядом с Робином. — Кошмар какой!
Ида насадила на вилку несколько зерен кукурузы. Фелисия ужасно ее раздражала. Сегодня она намалевала глаза тенями, накрасила ресницы и еще напялила одну из своих «симпатичных маечек».
— Я думаю, это не опасно, — сказал Эрик, поглаживая под столом колено Иды. Ида сделала вид, будто ничего не заметила.
— Все равно, — настаивала Фелисия, беря хлебец с подноса Юлии. — А вдруг ему ампутируют руку и придется всю жизнь ходить с жуткой пластмассовой конечностью. Может, этот кислород будет ему разъедать руку все больше и больше. Такое бывает, я слышала.
— У тебя, похоже, пятерка по химии, — хмыкнула Ида, остальные засмеялись.
Фелисия замолчала и принялась крошить хлебец.
— Хорошо хоть у Кевина есть настоящие друзья, — снова заговорила она, улыбаясь Робину.
— Чем можем — поможем, — сказал тот, отвечая на ее улыбку.
— Иногда я жалею, что я не парень, — сказала Юлия. — Девчонки так дружить не умеют.
Ида хотела ответить, но тут во рту у нее стало сухо, отчаянно заболела голова, запахло горелым.
Она вдруг почувствовала, как чужая сила пытается проникнуть в нее, овладеть ею. Теперь Ида знала, кто это.
Матильда.
Нет, нет! Только не здесь! Не сейчас!
Зажмурившись, Ида напрягалась изо всех сил, стараясь защититься. С большим трудом на этот раз ей удалось не подпустить к себе Матильду. Борьба продолжалась всего несколько секунд.
За столом воцарилась тишина. Все смотрели на Иду.
— Что с тобой? — спросила Юлия, стараясь говорить участливо, но в голосе ее слышался страх. — У тебя что-то болит?
— Немножко голова заболела, — ответила Ида и сбросила руку Эрика со своего колена.
Линнея с трудом протиснулась мимо первокурсников, куривших возле школьной калитки. Какие же они еще маленькие. Хотя, глядя на себя в зеркало, Линнея тоже удивляется: выглядит совсем молодо, а ощущает себя уже столетней старухой.
Сегодня на улице чуть прохладнее. Приятно еще не стало, но стало хотя бы менее неприятно. Линнея пошла в сторону центра.
Она шла, прячась от солнца в тени домов. Достала из пачки последнюю сигарету, закурила. Возле «Галереи» остановилась.
Скамья, на которой часто сидел ее отец, пустовала. Рядом тоже никого не было видно. Только две вороны дрались за кусок колбасы.
Линнея вошла в «Галерею» и поискала отца в кафешке «Sture & Co». Тоже нет. Возвращаясь к выходу, девушка прошла мимо «Хрустального грота». На витрине висело объявление про инвентаризацию, но из-за двери тянулся душный запах благовоний.
На улице Линнею ослепило солнце. Впереди в ряд шли три мамаши с колясками, и Линнее пришлось прибавить шагу, чтобы их обогнать. Она спиной чувствовала взгляды, которыми они оценивали ее одежду, косметику, ботинки, прическу. Наверно, думали, не дай бог, их детки, когда вырастут, станут такими, как она.
В другой раз Линнея бы остановилась и тоже на них посмотрела, чтобы не выпендривались, но не сегодня. Сегодня у нее другие дела.
Вчера, после рассказа Оливии, Линнея уже ходила по этому маршруту. «Галерея», магазин винно-водочных напитков, парк. Бермудский треугольник алкоголиков Энгельсфорса.
Если она найдет здесь отца, значит, Оливия обозналась. Линнея почти хотела этого.
Слишком много раз она видела отца «трезвым». Слишком много раз надеялась и обманывалась в своих надеждах. Когда в восьмом классе он стал пить не просыхая и ее принудительно отправили в детский дом, она решила больше никогда не надеяться. Не верить, если он будет говорить, что «завязал».
С тех пор как социальные службы выделили ей квартиру, она стала строить собственную жизнь. Без него. Боясь только одного: как бы он опять не заявился к ней с неловко завернутым подарком и обещанием, которое сдержать не сможет. Но уж если этого не миновать, она хочет, по крайней мере, подготовиться.