Сирпа снова невесело смеется и поднимает глаза к потолку.
У Ванессы сжимается сердце.
— Значит, у вас болит шея не потому, что вы просидели тридцать лет в «Ике» за кассой, а потому, что вы себе все это придумали?
— Перестань, Ванесса! — Сирпа оглядывается, будто боится, что их кто-то подслушает. — Она не так говорит!
— А как она говорит?
— Она говорит, что мы все — хозяева собственной жизни… И можем ее выстроить, как нам хочется…
— А на деле оказывается, что нам не все подвластно. Так?
Сирпа отводит глаза:
— Давай не будем об этом. Я пришла сюда за книгами, которые могут мне помочь. Я сейчас не хожу на занятия для тех, у кого есть физические недомогания. Временно, конечно. Группа считает, что я недостаточно быстро прогрессирую. И они, конечно, правы. Я тяну их назад. Поэтому я решила поработать над собой, а потом удивить их своими результатами. Я изменю себя, начну думать правильно.
Ванесса не знает, чего ей хочется больше — утешить Сирпу или обругать ее как следует. Одно она знает точно, продавать ей никакие книги она не будет.
— Думаю, у нас нет ничего подходящего для вас.
— Может, твоя хозяйка мне поможет?
— Она сейчас занята, — говорит Ванесса, указывая на табличку: «Совершается гадание».
— Понятно, — неуверенно говорит Сирпа. — Было приятно повидаться, Ванесса.
— Мне тоже.
У Ванессы столько вопросов к Сирпе. О «Позитивном Энгельсфорсе». О Хелене. О Вилле.
— Берегите себя, — только и говорит она.
Сирпа кивает и выходит из магазина.
Ванесса смотрит ей вслед, кипя от ярости. Как можно так бездумно доверять Хелене?
Ванесса почти готова признать, что члены «ПЭ» находятся под воздействием магии. Тогда, по крайней мере, их слабость можно понять и принять.
Ванесса пыталась узнать у Моны, не являются ли Хелена и Кристер ее «спецклиентами», но Мона отвечать отказалась. И не показала Ванессе, где находится ее тайный склад. А следить за человеком, обладающим даром ясновидения, — неблагодарное дело. Мона смогла перехитрить даже лиса Анны-Карин.
За спиной Ванессы раздалось шуршание драпировки, и в магазин вышел Свенссон, за ним — Мона. Счастливо улыбаясь, Свенссон протянул Моне пачку стокроновых купюр.
— Огромное спасибо, — сказал он. — Мне стало гораздо легче.
Глядя на него поверх очков, Мона улыбнулась ему своей самой обворожительной улыбкой. Зубы ее были слегка испачканы губной помадой.
— Берегите себя, выходя в большой мир, — сказала она Свенссону.
Когда дверь за ним закрылась, Мона сняла очки и вместе с купюрами сунула их в карман комбинезона.
— Он скоро умрет, — сказала она.
— Вы вроде говорили, что и я скоро умру, — безразлично отозвалась Ванесса.
— Нет, он умрет по-настоящему, — ответила Мона, доставая откуда-то из-под кассы пепельницу из красного мрамора.
До Ванессы не сразу дошел смысл сказанного.
— Но ведь вы… он был таким счастливым. Что вы ему сказали?
— Ничего такого я ему не сказала.
— Но ведь его надо предупредить!
Мона покачала головой и села на высокую табуретку за кассой.
Ванесса посмотрела в окно. Свенссона уже не было видно.
— Может, мне его догнать? — спросила она.
— И что ты ему скажешь? Извините, Мона забыла вас предупредить, что вы скоро умрете?
— Но он должен знать!
— Я вижу, что человек скоро умрет, но не знаю от чего. — Мона серьезно посмотрела на Ванессу. — Смерть нависла над ним, но я не вижу, это рак или топор преступника. И я не знаю, когда это произойдет. Обычно человек умирает в течение полугода. Это максимальное время, которое смерть дает человеку, которого выбрала своей целью.
Дым сигареты поднимался столбом к потолку.
— В молодости я совершила ошибку, сказав одному человеку, что его ждет смерть. И что вышло? Все последние месяцы жизни он провел в страхе. А потом все равно поскользнулся в душе и сломал себе шею.
— Но будущее можно изменить! — воскликнула Ванесса.
— Да, если знаешь, что менять, — возразила Мона. — Девочка моя, поверь, мне тоже все это не по душе.
— И что же вы говорите в таких случаях?
— Три вещи. Во-первых, что надо наслаждаться жизнью. Во-вторых, что надо следить за своим здоровьем и быть внимательным на дороге. Надеюсь, тогда человек лишний раз сходит на диспансеризацию и не станет переходить улицу перед мчащейся машиной.
Мона затушила сигарету.
— А что третье? — спросила Ванесса.
— Что они могут прийти сюда опять через полгода. Бесплатно.
В динамиках тихо переливались колокольчики.
— И они приходят? — снова спросила Ванесса.
Ответом ей было красноречивое молчание.
— Может, они переезжают в другой город? Или забывают прийти?
— Может, и так, — сказала Мона, зажигая новую сигарету. — Ты протерла пыль? Я хочу сегодня закрыться пораньше.
— Я только «за».
Мона снова скрылась за драпировкой. А Ванесса, подойдя к двери, повернула табличку стороной, на которой было написано «закрыто».
Она думала о своем будущем, о будущем Избранниц, о будущем всего мира.
Сколько в этом будущем уже определено.
И что еще можно изменить.
45
Александр долго сидит молча и смотрит на Анну-Карин.
Вдоль позвоночника Анны-Карин ползет капелька пота и стекает вниз, к трусам. Девушка плотнее прижимается спиной к мягкому креслу.
Сзади нее сидит Виктор и быстро и уверенно пишет что-то в записную книжку. Неужели он истолковывает даже молчание и жесты Анны-Карин?
Линнея права. У него действительно есть какая-то сила. Анна-Карин чувствует присутствие магии и не знает, насколько долго сможет против нее защищаться. Наверно, они специально так сильно затягивают допросы.
Нервы Анны-Карин на пределе. Она почти готова сдаться, признать свою вину, лишь бы только закончилось это томительное молчание.
Неизвестно, что было бы, если бы ожидание продлилось еще секунду, но тут Александр наклонился вперед и налил себе воды из красивого графина.
Он отпил глоток и поставил стакан на стол.
— Для протокола я должен спросить, являешься ли ты Анной-Карин Ниеминен?
— Да.
— Это допрос, но одновременно и тест на лояльность по отношению к Совету. Понятно?
— Да.
— Очень важно, чтобы ты говорила правду. Ты будешь говорить правду?
— Да.
Первая и самая серьезная ложь.
— Когда ты открыла в себе магические силы?
— Накануне ночи кровавой луны.
— И что случилось тогда?
— Я сделала так, что мама потеряла голос. Но это было не нарочно.
— Каким образом это произошло?
— Я захотела, чтобы она замолчала… Но захотела очень сильно… Я подумала, что не хочу больше ее слышать. И она… замолчала.
— Понятно, — сказал Александр, и ручка Виктора зашуршала по бумаге. — А когда ты впервые использовала свои силы осознанно?
— В тот день в школе было собрание в память об Элиасе. Я разозлилась на одного человека… И заставила его кое-что сделать.
— Что именно?
Анна-Карин колебалась. Это произошло раньше, чем Адриана рассказала им о законах Совета. Анне-Карин не нужно было лгать, но и вспоминать об этом ей не хотелось.
— Я заставила Эрика Форслунда описаться при всех. Я не думала… То есть я не знала, что он и правда сделает это. А может, знала… Это было странное ощущение.
Лицо Александра остается неподвижным, но за спиной Анны-Карин раздается сдавленный смех Виктора.
— Понимаю, — снова говорит Александр, бросая на Виктора строгий взгляд.
— Нет, не понимаете, — выпаливает Анна-Карин, неожиданно для самой себя. — Вам не понять, что я тогда чувствовала.
Александр поднимает руку. Этого оказывается достаточно. Анна-Карин замолкает и нервно сглатывает слюну.
— Ты права, — говорит Александр. — Я не все понимаю. Именно поэтому мы проводим этот допрос. Я спрашиваю, ты отвечаешь. И прошу меня не прерывать. Меня интересуют только факты. Ясно?
Анна-Карин кивает.
Александр продолжает задавать вопросы.
Он хочет, чтобы она поименно назвала всех, на ком использовала магию в школе. Но это невозможно не только потому, что этих людей было много, но и потому, что она не знает, где проходит граница. Она не всегда действовала осознанно, и многие подпадали под действие магии, так сказать, за компанию, увидев популярность Анны-Карин.
Каждый ответ влечет за собой новые вопросы. Впечатление такое, будто все, что она говорит, только усугубляет ее вину.
Медленно подползает усталость. В какой-то момент перед глазами девушки мелькает вспышка, и она видит усадьбу снаружи. Анна-Карин понимает, что лис ждет на улице и предлагает ей свою помощь. Расслабиться, на мгновение уйти в глубины сознания. Но Анна-Карин не осмеливается это сделать.
— Продолжала ли ты использовать магию после того, как Адриана Лопес предупредила тебя о законах Совета?
Анна-Карин мотает головой.
— Да или нет?
— Нет.
— Насколько я понял, другие Избранницы тоже побуждали тебя остановиться?
Анна-Карин поднимает на него глаза:
— Это было до того, как мы узнали правила.
Впервые за время допроса на губах Александра мелькает усмешка. Как будто Анна-Карин выдала себя. Продемонстрировала не только свою виновность, но и глупость.
Анна-Карин не сомневалась, что Ида могла на допросе признаться в чем угодно, лишь бы себя выгородить. Но остальные? Они-то ее не выдали? Или все же выдали?
— Идем дальше, — произнес Александр. — Что случилось в ту ночь, когда горела ваша ферма?
Анна-Карин втянула кисти в рукава кофты. Магия в воздухе становилась все сильнее.
— Не знаю, — ответила Анна-Карин. — Я проснулась от очень яркого света. Хотя была ночь… И увидела, что горит коровник…
Она постаралась отогнать воспоминания о том, что произошло в действительности. О голосе в ее голове, который убеждал ее умереть. О том, что она поверила этому голосу.
— Значит, ты не заметила ничего магического?