Огонь на поражение (Атомный шантаж) — страница 18 из 58

Понять они это поняли, но решили перепроверить. Сидевший на заднем сиденье с левой, дальней от Гришки стороны, открыл дверцу.

— Куда?..

— Да мне до кустов, нужда, понял, да?

— Жить хочешь — потерпишь. Придет Михал Саныч, разберется с вами, тогда и облегчишься. Понял, да?

Кавказец с якобы слабым мочевым пузырем решил не перепроверять слова охранника повторно и послушно, но с явным недовольством закрыл дверь. В это время Гурд распахнул окно сторожки и крикнул:

— Гриш, зови их главного сюда!

— Ты главный? — Гришка ткнул стволом пистолета чуть ли не в нос холеному господину. — Иди через калитку вон в том домик. Шаг вправо, шаг влево — побег! Понял?

Мужчина неторопливо выбрался из машины, отщелкнул окурок под ноги Григория и неспеша пошел к калитке. Гришка остался охранять остальных, облокотившись руками на проем открытого окна и переводя пистолет с одного на другого кавказца. Те сидели тихо, только самый дальний немного дергался. Видать, ему на самом деле надо было по нужде. Спустя некоторое время все тот же Гурд крикнул из сторожки:

— Гришка, сопроводи машину в гараж, а людей — в штаб, к Михаилу Александровичу.

Гришка не торопясь, пародируя действия вальяжного господина, убрал пистолет в кобуру и сел на переднее сиденье.

— Поехали, шеф!

Пока он усаживался, ворота, управляемые автоматикой из сторожки, уже успели отъехать в сторону. «Шеф» медленно въехал на территорию базы и медленно повел авто по единственной дороге. Григорий молча показал на открытые ворота гаража, и машина въехала в них.

— Ну а теперь паркуйся, где хочешь, — уж больно не понравились эти люди Гришке, поэтому он не стал объяснять, что самое удобное место для парковки пустует потому, что крыша над ним прохудилась. Разумеется, гости оставили машину именно на этом месте, рядом с «Хаммерами».

— Богато живете на нашу капусту, — поцокал языком один из гостей, выбравшись из «Мерседеса» и рассматривая джипы.

— Ножками двигай, ножками, Михал Саныч ждет. Нечего чужое добро до дыр засматривать, — Гришке все больше не нравились эти куски дерьма, считающие себя здесь хозяевами. Впрочем, насчет их чувств относительно себя и своих друзей Гришка тоже не обманывался.

Поднявшись на второй этаж штаба, Гришка махнул рукой своим спутникам:

— Вторая дверь налево, вас ждут, — а сам присел на перила лестницы, рядом с постом дежурного. Сегодня дежурил по штабу Петро, двухметровый украинец, отслуживший в Афганистане два двухгодичных срока. В 83 году он впервые попал туда еще совсем зеленым лейтенантом и, как ни странно, полюбил эту страну. Может быть как раз эта его способность любить и способствовала его быстрой карьере. Командуя взводом, а впоследствие ротой, он старался заботиться о каждом своем солдате, избежать ненужных покойников. И в 85, в начале перестройки вернулся в Советский Союз уже капитаном. Тихая служба оказалась не для него, Петро начал забрасывать начальство рапортами о переводе в Афганистан. Почти два года понадобилось ему, чтобы добиться своего. Правда вместо Кандагара, куда он просил по старой памяти его направить, служить пришлось на севере, неподалеку от Файзабада.

За два года службы он опять дважды подрос в звании. Сперва поменял звание холостого человека на чин мужа, взяв в жены местную учительницу Зульфию, чем вызвал немало споров и драк в офицерской среде. А потом получил и звание майора. Но в 89, всего за два месяца до возвращения в Союз, фортуна начала отворачиваться от него. Сперва МИ-8, в котором он летел, сбили душманы. Чудом он остался жив, с околком под сердцем и переломанными ногами. Год Петро провел без сознания, и еще год заняло реабилитационное лечение. И все это время рядом с ним была Зульфия. Когда он в первый раз пришел в себя в госпитале Бурденко, то сперва не узнал женщину, сидевшую рядом, так его жена исхудала. Сколько он потом не распрашивал ее об этих годах, так она ни разу и не рассказала, как жила без него, как терпела, когда ее обзывали лимитчицей, подстилкой или еще хуже, как забыла про свой диплом с отличием об окончании Кабульского университета и устроилась работать дворником ради квартиры, чтобы быть рядом с мужем.

Осенью девяносто первого года Петро одновременно с выпиской из госпиталя комиссовали из армии по причине инвалидности, и он переехал в маленькую квартирку к жене. Он попытался начать мирную жизнь, но это получалось у него с трудом, не нашлось в этой жизни места для него. Даже положенную ему добавку к пенсии он никак не мог получить от чиновников собеса. На все его бумаги у них был один ответ: «Не мы вас туда посылали». Через полгода хождений по кабинетам Петро, здоровье к которому стало возращаться в результате ежедневных изнурительных тренировок, поднапрягся, да и выкинул в окно одного из таких непосылателей. Ему грозил большой срок за нанесение тяжких телесных повреждений, но тут в его жизни появился Северов. Михаил Александрович тогда только создавал свою организацию и посчитал Петро подходящим человеком. Уж неизвестно, какие маневры пришлось предпринимать Северову, но Петро судили по статье за хулиганство и дали всего пятнадцать суток.

После отсидки Петро забрал Зульфию и они перебрались из негостеприимной Москвы в Казань, где Петро стал работать инструктором по рукопашному бою в охранном агентстве «Поворот». Тогда у «Поворота» еще не было богатых спонсоров, так что основной доход они получали от обучения всех желающих приемам каратэ.

Увлекшись работой, Петро быстро вычеркнул из своей жизни три самых неприятных года. И теперь он снова был жизнерадостным здоровяком, пламенно любящим свою жену и появившихся за годы жизни в Казани троих детей. Вот и сейчас Петро по обыкновению добродушно спросил:

— Гриня, ты чего нос повесил?

— Петро, ты видел этих уродов?

— И их, и хозяина ихнего. Люди, как и все другие.

— Ладно, ты всех людей любишь, но поверь мне — с этими мы еще наплачемся, — Гришка спрыгнул с перил и помчался вниз по лестнице, Увидишь! А я, когда сменюсь — пойду мышцы качать, чтоб, когда придется эти хари бить, не облажаться.

В кабинете же Северова происходил же совсем другой разговор. До прихода шестерок Северов и его гость молча рассматривали друг друга. Но вот скрипнула дверь, впуская троицу, и командир «Поворота» произнес:

— Ну, майор, знакомьте меня с вашими людьми и перейдем к делу.

— Как мы и договорились, имен никаких не будет, — холеный господин, названный «майором», повернулся к двери, указывая на своих людей, — вон тот бородатый — Старший, а эти двое — Средний и Младший, соответственно. Запомните?

— Уж постараюсь. Садитесь, ребятки. И давайте теперь все же перейдем к делу.

«Майор» достал из кармана пакет и протянул его Северову. Тот пробежал глазами письмо, перевел взгляд на посыльного и медленно, неприятным голосом произнес:

— Мальчики, подождите в холле. Наш разговор не будет предназначен для чужих ушей.

Шестерки уставились на своего шефа. Тот немного подумал — и решил, что не стоит злить хозяина, когда ты у него в гостях. Кивком головы он отпустил своих людей, и они скрылись за дверью. Тогда Северов, сдерживавший до этого момента свои эмоции, перегнулся через стол и, потрясая письмом, закричал на своего собеседника:

— Ну и как понимать это дерьмо? Твой генерал совсем мозги в унитаз спустил?

— Эй-эй, не стоит кусать руку, которая тебя кормит! Повежливей про моего генерала.

— Кормит? Как тот поп свою собаку!.. Мои люди два месяца в деталях обрабатывали все части операции. А теперь появились вы со своей цидулькой и думаете, что легко все можно поменять. У меня бригада месяц репетировала захват вагона. Что, эту операцию тоже можно будет подвинуть, майор?

— Послушайте, полковник. Я понимаю все ваше недовольство, но успокойтесь и давайте поговорим, как цивилизованные люди!

— Ну хорошо, было бы интересно, как вы это объясните.

— Полковник, не забывайте, что все, что вам удалось создать, куплено на наши деньги. И та информация, которая содержится в этом письме, обошлась нам тоже в весьма кругленькую сумму.

— Ладно, майор, я успокоился. И даже могу понять вашу позицию. Нет смысла делать вид, что мы добрые друзья. Мы ими никогда не были и никогда не станем. Мои люди никогда не будут сходить с ума от желания обладать кучей денег. И не думаю, чтобы хоть кто-нибудь из людей Немирова пошевелил бы пальцем ради идеи.

— Каждому свое, полковник. После того, как мы расставили все точки над Ё, перейдем к делу. Да, нам удалось сдвинуть время операции. И, если вы подумаете, то поймете, что так всем проще — можно будет провернуть все дело так, чтоб про него никто не узнал. А у вас есть две недели на подготовку.

— Две недели. Вы не понимаете, как это мало! Значит — уже сегодня мне придется выехать в Москву, чтобы начать предварительную фазу. А операцию «Вагон», которая была просто конфеткой, современным вариантом старой детективной загадки о закрытой комнате, придется менять на простую силовую акцию. Я понимаю, вам это все равно, а вот моим людям придется рисковать жизнью. Причем — своей…

Беседу, почти уже вошедшую в деловое русло, внезапно прервал донесшийся из коридора звук разбитого стекла. Собеседники переглянулись, разом выскочили из своих кресел и бросились выяснить, что же произошло.

А за время их разговора события в холле развивались совершенно не так, как в кабинете. Здесь собеседникам не удалось найти общий язык.

Вышедшие в холл шестерки майора встали у поста дежурного и закурили. В обычной военной части это было бы серьезным нарушением дисциплины, но «Поворот» был скорей сообществом товарищей, чем военной частью. И порядки здесь были мягче. Поэтому курение в штабе не запрещалось. Но только кавказцы об этом не знали и сочли молчание Петро признаком того, что он их боится. А поскольку они и до этого были уверены в том, что имеют право командовать всеми здешними людишками, то сейчас решили объяснить доходчиво эту мысль и этому бугаю.

Несмотря на то, что на счету Петро была не одна сотня убитых, он умудрился остаться добродушным и спокойным человеком. Сперва он посмеивался над шуточками гостей. Но когда они перешли грань приличия и стали подробно рассказывать Петру про свои интимные отношения с его матерью, он понял, что настала пора привести грубиянов в чувства. Неспеша выбравшись из-за стола, он молча подошел к кавказцам и навис над ними всем своим двухметровым ростом. Если бы гости не были бы так уверенны в своем превосходстве и вовремя бы оценили параметры собеседника, то все могло