Он чуть наклонился к ней — настолько близко, что Альбина уловила аромат его парфюма. Сдержанный, не броский — древесный, сухой, с едва уловимой горчинкой. В нём было что-то от тёплого мыла, что-то от свежевыглаженной рубашки и чистоты, которая не имеет запаха, но которую чувствуешь.
Мужской запах.
Женщина резко дернула головой, отгоняя от себя подобного рода мысли.
— Когда начнутся первые ласточки, Вить? — спросила она, поднимая к нему голову, и вдруг осознавая, что невольно оказалась в положении, когда он смотрит на нее сверху вниз.
Казанцев улыбнулся.
— Сегодня вечером полетят, Альбина Григорьевна. Завтра-послезавтра слухи захлестнут все регионы, где объект имеет интересы. Люблю зеленых активистов: мозгов — ноль, энтузиазма — вагон, причём из каждой дырки прёт. Таких даже уламывать не надо — сами все сделают, дай только повод для движухи.
Его рука едва заметно скользнула в ее сторону и задела ее руку.
Альбина мысленно чертыхнулась, проклиная собственную слабость. Слишком давно у нее не было секса, чтобы расслабить тело и голову. Сначала пришлось забирать Настю, после — вообще было не до этого: пятничные встречи пришлось отменить. А теперь их точно не будет еще долго время — слишком велика опасность быть пойманной.
Едва заметно перевела дыхание, даже не вздох — скорее, сброс внутреннего напряжения. Как будто пыталась сбить с себя сны, цеплявшиеся за неё ночами после встречи с Ярославом. Эти сны…
Они возвращались к ней, как лихорадка, как болезнь, которую она давно считала побеждённой. Телесные, горькие, пропитанные ядом и опасным, болезненным желанием. В них было всё: его голос, его взгляд, его прикосновения, что жгли кожу, как раскалённое железо. Она не видела таких снов уже годы — с тех самых пор, как научилась запирать свои слабости в стальной клетке холодной логики и чётких границ.
Чёртов Миита. Одним своим появлением он вгрызся в её жизнь, как нож в дерево. Взломал всё, что она строила. Порушил с хрустом все тщательно возведённые барьеры. Перевернул привычный порядок. Вернул ту самую уязвимость, от которой она давно научилась отстраиваться — холодом, логикой и чёткими рамками.
Женщина резко поднялась с места, нарушая интимную близость между собой и Виктором.
— Пришли ко мне Валеру, — сухо приказала она, возвращая самообладание. — И до вечера, пока не пойдут первые реакции, меня никто не беспокоит. Понял?
Виктор, всё ещё сидящий на краю стола, посмотрел на неё с лёгкой, насмешливой улыбкой, но в его глазах мелькнуло тепло и… понимание? Он поднялся, отряхнув несуществующую пылинку с рукава, и кивнул.
— Конечно, Альбина Григорьевна, — ответил он, и его голос был мягким, но с едва уловимой иронией, как будто он знал больше, чем говорил. — Закажу вам ещё ужин. И не смейте возражать, — добавил он, быстро пресекая любые попытки протеста, и стремительно вышел из кабинета, оставив за собой лишь лёгкий шлейф своего одеколона и звенящую тишину.
* Настя Рыбка — эскорт‑работница, модель, писательница и блогер, получившая известность благодаря книге и Instagram‑аккаунту, связанным с её "секс‑тренингами" и общением с олигархами, в частности с олигархом Дерипаской и чиновником Приходько, что вызвало «Рыбка‑гейт» — медийный резонанс и блокировки.
** Евгений Ройзман (признан иностранным агентом) — российский политик и общественный деятель, бывший мэр Екатеринбурга (2013–2018), основатель фонда «Город без наркотиков» и активный борец с наркоманией. Вел огромное количество благотворительных проектов, прием граждан, где давал и практическую помощь и юридические консультации, а так же активный поборник утренних пробежек и чая с пирогами после.
22
Кампания стремительно набирала обороты. Все шло по плану — слишком точно, почти с математической точностью. Альбина не пыталась скрыть довольную усмешку, когда на экранах, в сводках, в утренних дайджестах новостей один за другим всплывали скандалы. Скандалы, словно тщательно расставленные мины, разрывались в тех самых регионах, куда Ярослав за последние годы запустил свои щупальца — инвестиционные, строительные, политические.
Всё, как она и рассчитывала: экологические протесты, возмущённые жители, тревожные отчёты о несоответствии норм, тревога по поводу санитарных зон, угрозы для водоснабжения. Одно за другим — точечные удары, кажущийся хаос, но под ним — точная система. Ритм давления.
Именно так действуют на хищника — медленно, последовательно, отсекая воздух, пространство, ресурсы.
И Ярослав, каким бы опытным и расчётливым ни был, не мог не заметить. Не мог не чувствовать, как земля под ним начинает дрожать.
Символично, горько иронично, что именно тема экологии, миллион лет назад — в той далёкой, чужой жизни — стала отправной точкой для самой Альбины. Именно с неё начался её путь в компании Миита, когда она, ещё идеалистичная, острая на язык, с горящими глазами и юношеской верой в справедливость, ворвалась в их мир, как искра в сухую траву.
Она задействовала всё. Всё, что могла. Всё, что научилась использовать за годы, проведённые в тени корпоративных интриг и жёстких игр.
Городские паблики, кипящие от агрессивных постов и комментариев, где вопросы, пропитанные тревогой и гневом, множились, как искры в пожаре: «Кто позволил застраивать заповедник?», «Почему молчит администрация?». Урбанистические блоги, чьи авторы, словно археологи, раскапывали грязные схемы, накладывая планы застройки на карты заповедных территорий, на объекты культурного наследия, анализируя и критикуя архитектурные решения Миита-строй, распространяя слухи и недовольство. Оппозиционные каналы, жадно подхватывающие любой информационный «вброс», если он пах угрозой для «простого народа» и обещал громкий скандал.
Утечки. Сливы. Анонимные жалобы, отправленные в нужные инстанции. Видеофрагменты со стройплощадок, где нарушались экологические нормы — кадры, снятые дрожащей камерой, показывающие, как тяжёлая техника уродует землю, а рабочие сбрасывают отходы в безымянные овраги. Скрытые интервью с рабочими, чьи усталые голоса, полные страха и безнадёжности, рассказывали о давлении сверху. Записи телефонных разговоров, вырванные из контекста, но достаточно красноречивые, чтобы подлить масла в огонь.
В ход шло всё. Каждый обрывок информации, каждый контакт, каждая крупица, которую она могла выкопать, вырвать, украсть. Альбина работала, как паук, плетущий сеть: терпеливо, методично, но с холодной яростью, которая не оставляла места для ошибок.
Ярослав бился как разъяренный зверь.
Он действовал так, как умел всегда: спокойно, методично, строго по системе, которую оттачивал десятилетиями. Расчищал завалы, отдавал чёткие, как выстрелы, команды, сглаживал репутационные провалы, словно опытный хирург, зашивающий рваные раны. Но это была оборона, реакция на её удары, а не игра на опережение. Он тушил огонь, но не успевал разглядеть, где загорится следующий. Он терял инициативу — и это было её победой.
Альбина изучала его, как охотник изучает зверя. Каждый раз, когда он появлялся в новостях, на прямых эфирах с форумов или круглых столов, она подмечала то, что раньше ускользало от её внимания: кожа, чуть бледнее обычного, выдающая бессонные ночи; скулы, очерченные резче, как будто высеченные усталостью; тень под глазами, почти незаметная, но красноречивая. И всё же в его взгляде, несмотря на всё, горело то самое непримиримое пламя — дикое, неукротимое, как у зверя, загнанного в угол, но готового драться до конца. Он худел, сгорал изнутри, но не падал. Он горел — и это делало его ещё опаснее.
Её удары не были смертельными для его империи — она этого и не хотела. Контракты не рушились, партнёры не разбегались, фасад его компании оставался прочным, как гранит. Но каждый её ход наносил точечный, болезненный урон: отрывал ресурсы, рассеивал внимание, заставлял его суетиться, тратить силы на то, чтобы удержать равновесие. Ее цель была одна — отвлечь внимание Мииты от нее и от Насти. Это было её главной задачей: она выигрывала время, пространство и, шаг за шагом, власть.
Утром, когда Альбина вошла в офис, ведя за руку Настю, её шаги, уверенные и лёгкие, эхом отдавались в гулком холле. У стойки администратора её уже ждал огромный букет белых лилий — холодных, величественных, словно вырезанных изо льда. Цветы, завёрнутые в дорогую шуршащую упаковку, источали тонкий, почти одуряющий аромат — смесь свежести, роскоши и чего-то неуловимо опасного, как предупреждение, завуалированное красотой. Её губы дрогнули в едва заметной, горькой усмешке. Она провела пальцами по лепесткам, холодным и гладким, как шёлк, и почувствовала, как по спине пробежал лёгкий холодок.
" Ты невероятна, любимая" — прочла она на гладком картоне беглый, стремительный почерк.
Чуть прикрыла глаза, вдыхая резкий запах цветов, на лепестках которых до сих пор бриллиантами сверкали капли росы.
Маленькая ручка в ее руке сжалась чуть сильнее.
— Что такое, Настя? — нахмурившись, спросила Альбина, глянув на племянницу. За весь прошедший месяц девочка почти не изменилась, но по крайней мере, перестала вздрагивать от каждого обращенного к ней вопроса, видимо привыкнув к холодной манере тетки.
— Красивые, — тихо заметила она, не протянув, однако, руку, чтобы потрогать, что сделал бы на ее месте любой нормальный ребенок.
— Видела уже такие? — очень осторожно спросила Альбина, приказав глазами своей помощнице молчать. Варвара прикусила губу.
Настя отрицательно покачала головой.
Альбина облизала губы.
— А маме…. Маме кто-нибудь…. Цветы присылал? — она била в слепую, стараясь вытащить из племянницы хоть какие-то зацепки относительно отношений Эльвиры и Ярослава.
Девочка снова отрицательно качнула головой, и внезапно Альбина ощутила облегчение. По крайней мере с Эльвирой Ярослав не играл так же, как с ней самой.
— Знаешь, от кого эти цветы? — спросила она, внимательно следя за реакцией племянницы. Офис, с его знакомыми звуками — шорохом бумаг, тихим гудением кофемашины, мягким светом ламп — был для Насти почти вторым домом, безопасным убежищем. Альбина над