— Смею уверить, я ее и пальцем не тронула, — холодно обронила она. — Но и нянькаться не буду.
— Да кто бы сомневался, — пробормотал Ярославцев, едва заметно, машинально улыбнувшись Варе, отчего та внезапно стала пунцовой.
— Понял, теперь, да? Почему я должна понять, что связывало мою сестру и этого енота? Что было между ними? Почему девочка его боится? — Альбина не замечала, как горят злостью ее серые глаза. — Неужели, Дима…. Неужели они…. — слова, от которых все ее нутро разрывалось, прилипли к горлу. Слова, которые рушили ее изнутри, хоть она в этом и не признавалась.
Договорить она не успела, двери кабинета распахнулись и влетел Виктор.
— Простите, начальники, что прерываю ваш тройничек, но у нас проблемы! И, — он посмотрел Альбине в глаза, — довольно серьезные!
23
Поздним вечером, выходя из самолета, Альбина почувствовала, как сжимается ее грудь от горячего летнего воздуха, не смотря на то, что ночной ветер дул со стороны реки. Виктор, шедший рядом, не произнося ни слова, уверенно поддержал её за локоть, позволяя опереться на себя при спуске. Альбина машинально приняла помощь — не как жест вежливости, а как необходимость, данную молча, без обсуждений. Она была ещё не до конца в себе, не до конца проснувшаяся — мысленно всё ещё находилась там, в салоне, в темноте короткого ночного перелёта, где ей, вопреки всему, удалось заснуть почти сразу, едва взлетели.
Медленно прошли к машине, поданной для бизнес-класса, молча вышли из здания аэропорта. Внезапно Альбина обомлела и зло прищурила глаза.
Возле терминала, в отблесках огней аэропорта их уже ждали: Варвара, с неестественно выпрямленной спиной, на руках у неё — полусонная Настя, прижавшаяся щекой к плечу и цепко обнявшая девушку за шею. Чуть в стороне стоял Дмитрий, расслабленно, но настороженно наблюдая за ними, одновременно следя за выходом из сектора прилёта.
Увидев их, Альбина замедлила шаг, но всего на долю секунды — ровно настолько, чтобы не вспыхнуть сразу. А когда всё же приблизилась, усталость, раздражение и тревога, скапливавшиеся в ней всю дорогу, вырвались наружу в привычной, отточенной форме командного гнева.
— Это ещё что за новости? — рыкнула она, сбрасывая с плеча ремень сумки и вперяя взгляд в Варвару. — Час ночи, Варвара! Почему, чёрт побери, ребёнок не в постели?
Глаза Варвары расширились, в них появилась отчётливая растерянность — глаза молодого оленя, загнанного в тупик: влажные, испуганные, до нелепости честные.
— Альбина Григорьевна… — пробормотала она, поёживаясь. — Она… ей… Насте было плохо без вас. Она не могла заснуть…
— Да вы, бл… — Альбина зашлась дыханием, гневный вздох вырвался с резким хлопком ладоней по бёдрам. — Охренели, что ли, все гуртом?! Нам, сука, мало проблем? Анастасия! — резко повернулась она к девочке, чьи глаза, уже раскрывшиеся, смотрели прямо на неё. Тихо. Тоскливо. Так, как смотрят на человека, который вот-вот уйдёт и не вернётся.
— Так, всё, хватит, — отрезал Виктор, нахмурившись, и уверенно забрал девочку из рук Варвары. Настя почти безвольно прижалась к нему, уткнулась носом в его шею, но ни на секунду не отвела взгляда от Альбины. В её тёмных, детских глазах стояло отчаяние — глухое, немое, глубинное.
— Настя, — голос Альбины дрожал от усталости, но она всё ещё держалась. — Я не твоя мать. Я не собираюсь… — она оборвала себя, сжав челюсти. — Я же тебе что велела? Слушаться Варю. А ты? Ты что устроила?
Девочка чуть сильнее прижалась к Виктору, но не проронила ни слова. Ни слезинки, ни оправдания.
— Альбина Григорьевна, она правда ни в чём не виновата, — вмешалась Варвара, голос которой звучал испуганно, но твердо. — Она слушалась. Она просто скучала, правда. Не капризничала, не требовала. Просто… не спала. Ни ночью, ни днём. Я уже не знала, что делать…
— То есть, ты — взрослая женщина — не смогла справиться с шестилетним ребёнком? — Альбина уже шла к машине, не оглядываясь, но голос её резал воздух, как бич. В каждом слове — укор, ярость, бессилие.
— Альбина, — вмешался Дмитрий, следуя за ней, — Варя вообще-то не няня. Ты всех нянь в этом городе извела подчистую.
— А ты вообще помолчи! — рыкнула на него женщина, ныряя в салон и подвигаясь, чтобы уступить место Варваре и Насте. Девочка, которую Виктор бережно передал Варе, как-то чудом переползла с коленей той и устроилась между двух женщин. Нет, она не прижалась к Альбине, не лезла под руку, она просто сидела максимально близко к ней. Сонная, уставшая, тихая, как мышка.
— Домой, Аль? — тихо спросил Ярославцев.
— В офис, — коротко отрезала она, не раздумывая. — А с кем я это чудо оставлю, по-твоему? Варя, распорядись насчёт закуски для всех. Настя… — её взгляд метнулся на девочку, — чтоб я тебя не видела и не слышала, пока работаю. Ясно?
Настя резко и послушно кивнула, прижав подбородок к плечам. Ни капли обиды, ни капли непонимания — только бессловесная покорность, тревожно зрелая для шестилетнего ребёнка.
В офисе не было почти никого, кроме руководящего состава фирмы. Люди появлялись медленно, в полусне, молча принимая кофе и бегло кивая. А Настя, сев на свой привычный, уже домашний, ярко-синий пуфик в углу кабинета, не съев ни крошки, свернулась калачиком и мгновенно заснула. Обняв страшную белку, спрятав в ней лицо, словно в коконе от всего окружающего, девочка ушла в сон без борьбы, без перехода — просто выключилась, как перегоревшая лампочка.
— Судя по всему новости у вас поганые, — Дмитрий быстро разлил кофе по чашкам.
— Приволжский округ мы потеряли, — сухо прокомментировала Альбина. — Потаскун зашел со стороны полпреда. Не знала, что у них настолько хорошие отношения… мать их.
— Или заносит лучше, чем мы, — пробурчал Виктор, потирая уставшие глаза.
— Однозначно, — подтвердила Альбина. — Всем нашим клиентам тактично дали понять, что работа с нами — провал на выборах. Вне зависимости от партийной принадлежности. Отсюда и все отказы, и разорванные контракты. Валентина Павловна, скольких мы потеряли?
— Пятерых крупных заказчиков, Альбина Григорьевна. Из них трое — стратегически значимые для второго квартала. Два региональных проекта приостановлены. По словам курьеров — даже коробки с бумагами обратно вернули.
На языке Альбины вертелся один лишь крепкий, матерный комментарий, но она его сдержала. Пальцы чуть сжались на ручке кресла.
— Ладно, — выдохнула она, как будто сбрасывая с себя лишний груз, — не смертельно. Ужмёмся по второстепенным направлениям, пересчитаем затраты, перераспределим людей. Главное сейчас — сохранить команду. Отзывайте людей из регионов. Я не хочу, чтобы кто-то из наших пострадал.
— Ты была в администрации президента? — тихо спросил Дмитрий.
— Угу, на завтраке с Кириенко*, - зло откомментировала Альбина. — Пошутил? Кто б меня еще туда пустил, Дим? — она потерла воспаленные глаза. — Я обедала с сенатором, передала ему всю информацию по теме. Надеюсь донесут… до кого надо, что кто-то личное кресло использует вопреки политике партии и рулевого. Полпред совсем охамел, старая сволочь! — она поднялась с кресла, не в силах просто сидеть.
Три дня непрерывных переговоров, нескончаемых обедов, тонких уговоров. Намёков, едва прикрытых воспоминаниями. В руках у неё были аккуратно собранные папки, досье, флешки с данными — всё, что только можно было достать, не переходя черту. Альбина методично стучала в старые двери, уверенно демонстрируя союзникам: она стоит твёрдо, не отступает, не боится. Спала по три, максимум пять часов в сутки, срываясь на встречи в любое удобное для собеседников время — утро, ночь, неважно.
Даже Виктор, этот кремень, работавший последние трое суток на износ, с изумлением наблюдал за её выдержкой. Ни жалобы, ни капли сожалений. Только холодная злость и цель, за которую она, казалось, готова была вцепиться зубами.
Бросила быстрый беглый взгляд на спящую Настю, ощущая привычный уже, быстро подавляемый приступ злости.
А после, посмотрела на собравшихся.
— Что у вас? — спросила она глухо, сквозь стиснутые зубы.
— Не очень… — тяжело вздохнула Валентина Павловна. — Насколько мне известно, в городе пара наших клиентов… подумывает о расторжении договоров.
— Кто? — холодно спросила Альбина, взгляд стал стальным.
— Металлурги и лесопереработка, — отозвалась финансист, не поднимая глаз.
— Не критично, — кивнула женщина, словно отсекая лишнее. Внутри поднялась волна страха — липкая, ледяная, но она задавила её. — Мелкая рыбёшка, испугавшаяся слухов. Справимся.
— Предварительное судебное слушание, Альбина Григорьевна, — подал голос Валерий, аккуратно, будто готовился к буре, — было назначено на вчера.
Альбина замерла. В комнате воцарилась густая тишина.
— И? — голос её стал резким, коротким, как удар стекла об камень.
— Мы успели вовремя подать ходатайство о переносе, — спокойно ответил Валерий. — Но нас уведомили в последний момент. Я узнал только потому, что у меня девочка в суде работает — позвонила, предупредила.
Альбина медленно выдохнула, схватилась за спинку кресла, как за опору в шатающемся мире.
— Ни хрена себе новости, — прошептала она. — Это уже даже не подлость… это наглость. Почему нас не уведомили официально?
— Сослались на почту, — ответил он, разведя руками, как будто это объясняло всё. — А как же ещё? Якобы письмо затерялось. Техническая ошибка, говорят.
Альбина усмехнулась — коротко, горько, почти беззвучно. Её взгляд метнулся к окну, где за стеклом расстилался черный, спящий, такой же холодный и безжалостный, как игра, в которую её втянули. Ярослав не просто тушил пожары, которые она разжигала. Он бил в ответ, и бил точно, зная, где её слабые места.
Резко заболела голова, заставив женщину поморщиться.
Ярослав взялся за нее всерьез. Он не просто мешал ей, он стремился разрушить, уничтожить и ее самое и ее работу и ее жизнь.
Она нетерпеливо махнула рукой собравшимся, отпуская всех по домам. Где-то в приемной часы пробили три часа ночи.