— Что-то мне подсказывает, Альбина Григорьевна, — настроение Виктора было напротив — приподнятым, — что пора тебе немного расслабиться. Настя сегодня с няней?
Женщина чуток улыбнулась.
— Да… готовят ужин…
— А мне можно пригласить вас на ужин? — вдруг в лоб спросил Казанцев.
Альбина онемела. Замерла на несколько мгновений, не веря своим ушам.
— Вить… ты что, на свидание меня зовёшь?
— Ну, не совсем… — он пожал плечами с деланным равнодушием. — Можно и просто как рабочую встречу. Обсудим дела. Под хорошее вино. В спокойной атмосфере.
— То есть свидание? — уточнила она, уже с лёгкой иронией.
Виктор не стал юлить. Его ответ был быстрым, прямым:
— Ну да. Свидание.
Альбина вдруг рассмеялась — неожиданно для себя, громко, с каким-то облегчением, будто долго сдерживаемая пружина внутри наконец щёлкнула. Крутанулась в кресле, закинув ногу на ногу, как подросток, пойманный на чем-то запретном, но не собирающийся оправдываться.
— Казанцев, скажи мне на милость… сколько мы с тобой уже работаем вместе? — спросила она, прищурившись, как будто искала подвох в собственном воспоминании.
— Почти пять лет, — с ленцой протянул он, снимая пиджак и с удовольствием ослабляя галстук, словно наконец признавая: рабочий день закончен, начинается нечто другое. — Хочешь спросить, почему раньше не звал? Да потому что ты бы меня сразу отшила. И, зная тебя, ещё и по почкам пнула бы. Для профилактики.
— Я и сейчас могу, — усмехнулась Альбина, но в голосе уже не было угрозы — только привычная ирония, за которой, как ни странно, проглядывало что-то ласковое.
— Сейчас тебе меня станет жалко, Альбина Григорьевна, — усмехнулся Виктор в ответ, подходя ближе. Он сказал это легко, но глаза оставались внимательными, чуть серьёзнее, чем хотелось бы. — Значит, в восемь? В «Вертикали»?
— Нет… — она вдруг почувствовала легкий озноб, хотя в ее кабинете было довольно тепло и уютно. — Давай не в «Вертикали»…. Не хочу там….
— Castor’ka?
— Давай, — согласилась она. И добавила, — ну все, свободен. Мне еще нужно финансовые документы просмотреть и подписать, иначе Валентина меня съест, — она раскрыла лежащую перед ней папку от фин. директора.
Виктор подошел к ней ближе, наклонился над ухом, щекой почти задевая ее щеку, и тихо прошептал.
— Не лишайте меня премии, госпожа директор, а то мне еще девушку на свидание вести.
— Вот по итогам встречи и посмотрим, — снова рассмеялась она, чувствуя, как горячее дыхание щекочет ухо.
30
В камине мягко потрескивали дрова — огонь, скорее декоративный, чем обогревающий, не давал жара, но излучал то особенное тепло, которое ощущается не телом, а где-то глубоко внутри: успокаивающее, почти медитативное. Пламя танцевало в обрамлении чёрного чугуна, отражаясь в полированных поверхностях и размытых тенях. На столе между ними горели свечи — неярко, ровно, будто стараясь не потревожить покой. Их свет был золотистым, медовым, в нём не было ни страсти, ни тревоги — только тишина, только пауза. А из воздуха, как из самого пространства, текла музыка: лёгкая, камерная, без слов, словно напоминание о том, что здесь и сейчас можно замедлиться.
Несмотря на скромные размеры зала, ресторан умел дарить ощущение уединения. Пространство было выстроено так искусно, что даже при почти полной заполненности между столиками возникало ощущение невидимой, но прочной границы. Это было место, в котором не слышали чужих разговоров — только свой голос, только голос собеседника, только тишину между репликами.
Виктор не стал усаживать её в центре, ближе к витринным окнам и общей суете. Вместо этого он провёл её в дальний угол, туда, где было меньше света, меньше взгляда и больше тени. Тени, в которой можно было говорить не под протокол. Сегодня им обоим хотелось именно этого: не официоза, не ритуала, не игры. Просто побыть наедине. Просто помолчать. Просто посидеть в спокойной обстановке, набираясь сил перед бурей.
Альбина немного волновалась — няня обещала присмотреть за Настей сколько надо, и женщина доверяла этой девушке, вернуть которую оказалось не так и просто. Но она сделала для этого все, и теперь была спокойна за племянницу, хоть и знала — та все равно не уснет до ее возвращения. Будет тихо лежать на их широкой кровати, которую обе делили уже две недели, и ждать.
Она не стала переодеваться для свидания, пошла в той же дорогой и стильной одежде, что носила в офисе — Витя видел ее такой много раз. Он просто молча зашел в ее кабинет в половине восьмого, и просто взял за руку, уводя с работы. Как мужчина уводит свою женщину.
И она не стала сопротивляться, потому что где-то в глубине души хотела этого: снова ощутить себя живой. Не начальницей, не успешной женщиной, а просто желанной. Такой, какой раньше чувствовала только с …
Она тряхнула головой, отгоняя наваждение, не давая воли сожалениям, сомнениям и страхам. Заставляя выкинуть из головы мысли о….
Снова тряхнула.
— Аль, все в порядке? — Витя сделал заказ и осторожно задел ее за руку.
— Угу, — она сделала несколько быстрых глотков белого вина. — Пытаюсь отключить голову от работы…
— Даже здесь мы с тобой точно двое коллег, — рассмеялся он, тоже отпивая вино.
— Все происходит слишком быстро и всего слишком много, — согласилась Альбина.
— Зато я, наконец-то, вытащил тебя на свидание.
— И притащился на него без цветов, — фыркнула женщина.
— Кто сказал? — Виктор сделал легкий жест официанту и тот быстро вынес к столу букет из роскошных пионов. — Обижаете, Альбина Григорьевна, я все-таки профессиональный PRщик.
Альбина не удержалась от смеха. А Виктор вдруг совершенно неожиданно задел рукой ее щеку. Нежно задел, очень осторожно и ласково. И она не отстранилась. Напротив, чуть прикрыла глаза, позволяя горячим пальцам скользнуть по щеке, линии скул к шее.
— Я устала… — вдруг призналась она в том, в чем не признавалась никому и никогда раньше.
— Я знаю, — кивнул Виктор. — Эта война уничтожает тебя самое, Аль. Мы провели с тобой столько кампаний, из них многие были грязными и подлыми, но именно эта….
Альбина отвернулась, провела рукой по лицу, задержав пальцы на брови, словно пытаясь физически стереть напряжение.
— Эта война… слишком личная, — выговорила она, по слогам. — Я… благодарна вам всем. И тебе, и всей команде — за то, что не усомнились. Что пошли со мной, даже когда стало по-настоящему опасно. Что пашете, будто последний день, не требуя объяснений, не задавая лишних вопросов. Но, Вить… я знаю цену. Ответ будет. И он будет сильным. Болезненным. И если бы это была любая другая ситуация — я бы никогда не подвергла вас такому риску. Ни тебя, ни компанию. Но теперь…
Она замолчала. Слова казались недостаточными, чтобы объяснить всю тяжесть, которую она несла внутри.
Виктор вздохнул, но не отступил — наоборот, в его взгляде появилась усталая, но твёрдая решимость.
— Альбина, — проговорил он с лёгкой, кривой улыбкой, — я работаю с тобой уже пять лет. Никогда не задавалась вопросом, почему я всё ещё здесь? Почему не ушёл? Не стал фрилансером, консультантом, не уехал в Москву, где за такие кампании платят в разы больше?
— У всех свои причины, Вить… и свои скелеты в шкафу, — мягко, но с оттенком напоминания, сказала она, глядя на пламя свечи, будто в нём можно было найти что-то устойчивое. — У тебя — тоже. И я их знаю, не забывай.
Он усмехнулся, кивнув. Но в этой усмешке была благодарность — не ранимая, не сентиментальная, а взрослая, устоявшая.
— Верно, — тихо согласился он. — Тогда, пять лет назад, ты протянула мне руку, когда все остальные отвернулись. Дала не просто шанс — дала почву под ногами. Но… уже два года как я сам стою твёрдо. Всё, что было — давно отработано. И если бы хотел уйти — давно бы ушёл.
Он замолчал, на секунду отвёл взгляд, потом вернулся к ней и добавил, чуть тише:
— Но я не хочу уходить. Потому что хочу быть рядом. Рядом с женщиной, которая не следует правилам — она их создаёт. Которая умеет быть сильной до боли — и слабой, когда никто не видит. Я здесь не из долга. Я здесь потому, что это — моё место. Рядом с тобой. Я понятия не имею, что именно случилось между тобой и Миитой семь лет назад — только в общих чертах. Но отлично вижу то, что он бьется с тобой, как с желанной женщиной. И меня это зверит до состояния бешенства.
Альбина закусила губу, не желая говорить о Ярославе. Не желая, чтобы над этим вечером висела его тень, его сила. Потому что всякий раз когда вспоминала о нем, ощущала, что катастрофа все ближе.
Точно он сам находился где-то рядом, просверливая ее своим тяжелым взглядом.
И это ощущение с каждой минутой становилось все сильнее.
Иногда ей казалось, что он буквально рядом. Что стоит закрыть глаза — и она ощутит его запах, его холодную руку, его голос. И это ощущение не отпускало. Оно нарастало, медленно, неумолимо, как давление перед бурей.
И теперь — даже здесь, в этом тихом, красивом ресторане, где всё было предназначено для уюта и покоя, — она вдруг почувствовала, как дрожит воздух. Как будто он уже где-то здесь. Уже рядом. Уже близко.
Виктор точно почувствовал ее напряжение и осторожно, снова бережно коснулся щеки. В этом прикосновении Альбина почувствовала и нежность и сдерживаемые эмоции. Зеленые глаза смотрели на нее настороженно, но одновременно с этим — восхищенно и с едва скрываемым голодом. А потом он наклонился к ней. Замер на несколько секунд, точно спрашивая разрешения.
И коснулся ее губ своими. Альбина на миг замерла, её дыхание сбилось, но потом она ответила — неуверенно, почти робко, как будто пробуя на вкус что-то давно забытое. Он не давил, не настаивал, он просто ласкал ее, давая привыкнуть.
Внутри Альбины внезапно похолодело. Она отстранилась от мужчины, переведя глаза на стоявшего рядом с ними официанта, державшего в руках блюдо.
— Вить… — её голос вдруг стал глухим, низким, будто плотно лёг в грудь, — я… не заказывала этот десерт.