Губы Альбины шевельнулись, но звук не шёл. Она собрала все силы, чтобы выдавить:
— Принеси воды…
Настя тут же сорвалась с места… убежала в ванную, только босые ноги зашлепали по полу.
Добраться до телефона… вызвать скорую…
Внезапно в двери кто-то мощно постучал.
Паника и облегчение пришли одновременно.
Она хотела встать, но вместо этого только тяжело перевернулась на бок.
Нужно открыть двери…. Открыть…. Нет, не позволить сознанию ускользнуть снова… нет.
Дверь распахнулась с такой силой, что удар эхом отдался в стенах квартиры, будто кто-то бил тараном. Альбина застонала, пытаясь приподняться на локте, но её тело предало — она рухнула обратно на пол, в лужу собственной крови, тёплую и липкую. Голова кружилась, боль в висках пульсировала, как раскалённый молот, а перед глазами всё плыло, растворяясь в серой дымке.
— Аля… — Мужской голос, низкий и надломленный, прорезал тишину. Ярослав в два шага оказался рядом, опустился на колени и осторожно перевернул её на спину. Его пальцы едва коснулись её лица, горящего от боли, и тут же окрасились алым. — Аля… — простонал он, его голос дрожал от ужаса и вины. — Прости меня…
— Что ты… — выдавила Альбина, каждое слово царапало горло, как битое стекло. — Как… убирайся… Ярослав. Уходи… — Её голос был слабым, но в нём горела ярость, смешанная с отчаянием.
— Нет, — отрезал он, его руки крепко, но осторожно приподняли её за плечи. — Доигрались.
— Пошёл вон… — Альбина хотела закричать, но из груди вырвался лишь хриплый, звериный вой, полный боли и ненависти. Она попыталась оттолкнуть его, но сил не хватало — пальцы бессильно скользили по его рубашке.
Внезапный вскрик заставил их обоих замереть. Альбина и Ярослав синхронно повернули головы. В дверях ванной стояла Настя, её маленькое лицо было искажено животным ужасом, словно увидела чудовище, которое жило только в кошмарах. В руках она сжимала кастрюлю с водой, которая дрожала, пока девочка пятилась назад. Карие глаза, так похожие на глаза Ярослава, были широко распахнуты, полные слёз и страха, который невозможно было передать словами. Кастрюля выскользнула из её рук и с грохотом упала на пол, вода разлилась по паркету, смешиваясь с кровью Альбины.
— Настя… — Ярослав поднялся, его голос дрогнул. Встретился с ней взглядом — и на миг понял, как глубоко провалился. Эти глаза были его. Но не принадлежали ему.
— Не смей… — Альбина, собрав последние силы, вцепилась в его ногу, её пальцы сжались на ткани брюк с такой силой, что ногти впились в ладони. — Не смей к ней приближаться… — Её голос был едва слышен, зрение темнело, чернота снова подступала, но она держалась, упрямо цепляясь за сознание. Она не могла позволить ему подойти к Насте.
Настя замерла, её дыхание было прерывистым, глаза остекленели. Она смотрела то на Альбину, лежащую в крови, то на Ярослава.
Ярослав медленно перевел глаза на Альбину и дернул ногой, стряхивая ее руки. Но та вцепилась из последних сил, так, что слезы брызнули из глаз.
— Не трогай её! — взвизгнула она, её голос сорвался на хриплый крик, полный отчаяния и ярости. Это был крик матери, защищающей своё дитя, даже если она никогда не смела назвать себя так вслух.
Настя тихо всхлипнула, её плечи задрожали, и она сжалась в комочек, прижавшись к стене. Её глаза, огромные и испуганные, не отрывались от Альбины. Она смотрела только на женщину, оцепенев от ужаса.
— Да что у вас, мать вашу, происходит?! — взорвался Ярослав, его голос прогремел, как раскат грома. Он схватил Альбину за плечи и встряхнул её, но не грубо — в его движении была странная смесь злости и отчаяния. — Аля, хватит! Прекрати!
Альбина, цепляясь за его одежду, попыталась подняться. Её пальцы судорожно вцепились в его рубашку, ноги дрожали, но она упрямо тянула себя вверх, игнорируя боль, которая раздирала голову, и черноту, что снова подступала к глазам. Кровь стекала по её виску, капала на пол, но она не замечала этого. Всё, что имело значение, — это Настя, съёжившаяся в углу, и Ярослав, которого она не могла подпустить к девочке.
— Уйди… — прохрипела она, её голос был слабым, но полным ненависти. — Не смей… к ней… — Она задыхалась, но продолжала цепляться за него, как за последнюю преграду между Настей и опасностью.
Ярослав замер, его руки всё ещё сжимали плечи Альбины, но в его взгляде, смягчившемся на миг, мелькнула растерянность, тут же сменившаяся болью. Он посмотрел на Настю, потом снова на Альбину, и его лицо исказилось, будто он пытался найти слова, но они застревали в горле.
— Аля… — начал он, но голос оборвался, словно его душила собственная вина.
Альбина, пошатываясь, сделала шаг к Насте, протягивая дрожащую руку, загораживая девочку собой, как щитом. Её ноги едва держали, кровь продолжала стекать по виску, но она не замечала ничего, кроме Насти, чья фигурка дрожала в дверях ванной.
Вдруг раздалось тихое журчание. Альбина и Ярослав одновременно повернули головы, и их взгляды, полные неподдельного ужаса, остановились на ребёнке. По ногам Насти стекала тонкая струйка воды, её платье намокло, а лицо стало белым, как восковая маска, лишённая всякого выражения. Её карие глаза, обычно такие живые, теперь были стеклянными, пустыми, будто она видела что-то, чего не могли видеть взрослые.
— Не… надо… — едва слышно прошептала Настя, её голос дрожал, как лист на ветру.
— Она… — Ярослава, похоже, затрясло, его руки сжались в кулаки, а лицо побелело. — Что с ней?!
— Настя… — Альбина, игнорируя боль и слабость, почти поползла к девочке, её колени скользили по мокрому полу. Она протянула руки, но Настя отшатнулась от нее, попятилась от протянутой руки и с тихим вскриком упала в угол и сжалась в комочек, закрывая лицо ладошками, как будто защищаясь от невидимой угрозы.
— Не надо… Мамочка… не надо… — повторяла она, её голос был тонким, надрывным, полным животного ужаса.
Мир перед глазами Альбины закружился каруселью, чернота снова подступила, грозя поглотить её. Она слышала голос Ярослава, где-то на грани сознания, хриплый и полный ярости:
— Она… она тебя боится… Что ты с ней сделала, сука?!
— Ни… ничего… — Альбина покачала головой, её голос был слабым, едва слышным. Ей казалось, что весь мир выворачивается наизнанку, что реальность рушится, как карточный домик. — Настя, кроха моя…
Ярослав шагнул к Насте, его лицо было искажено болью и гневом. Он сорвал с себя пиджак и, не обращая внимания на её плач и дрожь, осторожно укутал девочку, прикрывая её мокрую одежду. Настя продолжала всхлипывать, её тело сотрясалось, но она не сопротивлялась, только сильнее сжималась в комок, пряча лицо в коленях.
— Я убью тебя, если ты её… — Ярослав повернулся к Альбине, его глаза горели ненавистью. — Я убью тебя, Альбина.
— Настя! — простонала она, её голос сорвался на хрип. Она попыталась подползти ближе, но силы оставляли её. — Настя… посмотри на меня, солнышко! — Её рука бессильно упала на пол, пальцы скользили по луже воды и крови. Она смотрела на девочку, на её заплаканное лицо, и чувствовала, как сердце разрывается от боли и бессилия.
— Не надо… — закричала девочка, точно Альбина собиралась ударить, — не надо, мамочка…. Не бей… не надо… больно мамочка….
— Настя!!! Я не твоя мать!!!!
Тишина, наступившая в комнате, ударила по ушам, как взрыв. Она была оглушительной, тяжёлой, пропитанной шоком и опустошением. Все трое замерли: Альбина, задыхающаяся от боли, Ярослав, чьё лицо исказилось от смеси гнева и растерянности, и Настя, чьи заплаканные глаза медленно моргнули, будто она пыталась осмыслить услышанное.
— Тётя… Альбина? — Настин голос был тихим, дрожащим, но в нём появилась искра жизни. Она опустила руки, её взгляд, всё ещё полный слёз, стал осмысленным, словно она возвращалась из какого-то кошмарного сна.
— Кроха моя… — Альбина рухнула на пол, силы окончательно покинули её. — Солнышко моё… — Её голос был едва слышен, слёзы мешались с кровью на её лице, но она протянула дрожащую руку к девочке.
Настя сбросила с себя пиджак Ярослава, который всё ещё висел на её плечах, и, не обращая внимания на мокрую одежду, подползла к Альбине. Её маленькие руки обняли её, цепляясь с отчаянной силой.
— Прости… — прошептала Настя, её голос дрожал от слёз. — Ты ведь… прости… Это опять он… опять он… тётя… — Она уткнулась лицом в плечо Альбины, её слова тонули в рыданиях.
Альбина обняла её одной рукой, второй тщетно пытаясь стереть кровь с лица. Она не понимала, о чём говорит Настя, но её слова — «опять он» — резанули по сердцу, как лезвие. Ярослав? Или кто-то другой? Мысли путались, боль и слабость не давали сосредоточиться. Она прижала Настю к себе, чувствуя, как дрожит её маленькое тело, и посмотрела на Ярослава. Он стоял неподвижно, его лицо было бледным, глаза — пустыми, будто он сам не понимал, что только что произошло.
— Что… ТЫ ей сделал? — прохрипела Альбина, её взгляд, полный ярости, впился в Ярослава. Она не ждала ответа, но хотела, чтобы он почувствовал её боль, её страх за Настю.
Ярослав, не отвечая, медленно опустился на пол, прямо в лужу воды и крови, зажимая голову руками. Его пальцы впились в волосы, лицо исказилось, будто он пытался удержать себя от того, чтобы не развалиться на куски.
— Ничего… — выдавил он, его голос был хриплым, сорванным. — Я никогда… ничего… Я видел-то её несколько раз, и то мельком… Эльвира… не давала…. А я и не настаивал…она же маленькая совсем… не хотел пугать или… — Он закусил губу, его глаза, полные боли, на миг остановились на Насте. — Маленькая… — Очень осторожно, почти невесомо, он коснулся плеча внучки, словно боясь, что она рассыплется от его прикосновения. — Ты меня знаешь? Помнишь?
Настя, заплаканная, с красными от слёз глазами, быстро кивнула, но тут же плотнее прижалась к Альбине, как котёнок, ищущий защиты. Её маленькие руки вцепились в рубашку женщины.
— Я хоть раз тебя обидел? — спросил Ярослав, его голос стал тише, почти умоляющим. Он смотрел на Настю, и в его взгляде мелькнула тень отчаяния.