— Ой, да брось! — фыркнул он с показной небрежностью, резко стянув подгоревший блин со сковороды и с глухим шлепком бросив его на тарелку. Масло брызнуло в сторону, но он даже не вздрогнул. — Всего лишь сто девяносто девятая. Уклонение от налогов. Ну, максимум — субсидиарная ответственность по цепочке, подгонят цифры, тебе припишут миллионов двадцать, может, двадцать пять. Заплатишь — и свободна, как ветер в чистом поле.
Он усмехнулся — резко, без настоящего веселья. Его глаза полыхнули сарказмом, но где-то в глубине на миг мелькнуло нечто иное: возможно, усталость. Возможно — сожаление.
— Сравнила, блин… налоговое давление и распространение детской порнографии! — его голос стал язвительным, как сталь с зазубринами. — У тебя совсем тормоза сгорели? Ну хочешь, я сам всё за тебя заплачу? На, напиши счёт — я оформлю перевод. Хочешь?
— Не хочу! — отрезала Альбина, и голос её хлестнул по нему, как удар кнутом. — Старая ты сволочь!
Она стиснула кулаки, чувствуя, как кровь снова приливает к голове, усиливая боль.
— Вооот! Ты меня на посмешище перед всей страной выставила! — Ярослав ткнул в неё лопаткой, его глаза сузились, но в голосе сквозила не только злость, но и что-то похожее на обиду. — Надо мной даже стерхи, и те ржут! Знаешь, как меня теперь в госдуме за глаза называют?! Думаешь, я не слышу? Думаешь мне в глаза не шутят на грани фола? Думаешь, я — стальной? Да каждая последняя сука в Совете Федерации теперь ржет, глядя на меня! Ты хоть представляешь, что нужно сейчас сделать, чтобы сохранить остатки репутации? Каждая вторая падла меня пытается сейчас на прочность испытать, Альбина! Думаешь мне не приходится давление выдерживать?
— А ты моими руками полпреда убрал! — парировала она, её голос сорвался на крик. — Подставил меня как дуру перед администрацией президента! Да еще и из Приволжского округа вышвырнул как котенка!
— Я по твоей милости по всем регионам как идиот мотался! — рявкнул он в ответ, швыряя лопатку на стол. — Экологическая активистка… мля… С меня прокуратура, правозащитники и Роспотребнадзор восемь шкур сняли, Аля! И штрафов не один миллион, пока рот этим падальщикам затыкал! Показать тебе, на сколько бабла ты меня кинула?
— А ты… — начала Альбина, но её голос утонул в пронзительном крике Насти.
— Хватит! — закричала девочка, зажимая уши руками. Её маленькое лицо исказилось, на глазах навернулись слёзы, которые тут же покатились по щечкам. — Хватит… пожалуйста…
Альбина замерла, её сердце сжалось, как будто его стиснули в тисках. Она бросилась к Насте, рухнув перед ней на колени, не обращая внимания на боль в голове и липкую лужу на полу.
— Насть… — Она мягко коснулась её плеч, её голос задрожал, но она старалась говорить спокойно. — Солнышко… я не ругаюсь… правда… не ругаюсь… Прости меня… прости… — Она притянула девочку к себе, чувствуя, как та дрожит.
Настя обняла её за плечи, спрятав лицо на её плече, её маленькое тело сотрясали тихие всхлипы.
— Тётя… пожалуйста… только не надо… — шептала она, её голос был полон страха, как будто она боялась, что этот крик перерастёт во что-то ещё более страшное. — Не снова….
— Я никогда тебя не трону и пальцем… малышка моя… — Альбина гладила её по спине, её собственные глаза блестели от слёз, которые она изо всех сил сдерживала. Она посмотрела на Ярослава, который стоял неподвижно, его лицо было бледным. Потом он наклонился и сам погладил девочку по хрупкой спинке.
— Полпред сам нарывался… — пробурчал, не поднимая глаз, его голос был полон горечи и усталости. — Тебе ещё и спасибо за это скажут…
— Я не могла позволить тебе её забрать… — Альбина опустила взгляд, её пальцы невольно сжали плечо Насти. Её голос дрожал, но в нём звучала смесь вины и решимости. — Я думала… Яр, всё указывало на то, что ты… Я должна была ее защитить… — Она вдруг мучительно покраснела, её щёки вспыхнули, несмотря на бледность. — Прости… прости, Яр… Я ошиблась… Она тебя боялась… То есть, я думала, что тебя… Насть… Скажи…
Настя подняла голову, её заплаканные глаза посмотрели на Альбину, потом на Ярослава. Её губы задрожали, и она тихо, почти шёпотом, начала:
— Мама… она говорила…
— Довольно… — Ярослав мягко, но твёрдо перебил её, его большая ладонь осторожно легла на голову девочки, поглаживая её волосы. — Котёнок, прости нас… Так случается, что мы, взрослые… переходим границы… — Он замолчал, не находя слов, и беспомощно посмотрел на Альбину. Его глаза, обычно такие резкие, теперь были полны растерянности, как будто он впервые не знал, как выкрутиться.
Альбина смотрела на него так же беспомощно, её сердце сжималось от боли за Настю, за их ошибки, за этот хаос, в который они все попали. Она хотела что-то сказать, но слова застревали в горле.
— Аль… почему вы к врачу не пошли? — спросил Ярослав, его голос стал тише, но в нём чувствовалась искренняя тревога.
— Потому что я знала, ты используешь это против меня! — выпалила она, её голос сорвался на резкую ноту. — Планировала заняться всем после судов…
— Да твою ж… — Ярослав выругался, качая головой, его лицо исказилось от раздражения и неверия. — Аль, ты в курсе, что мы два идиота?
— Хуже… — вздохнула она, потирая лоб, где боль всё ещё пульсировала, хоть и слабее. — Намного хуже. Яр…
— Что? — Он посмотрел на неё, его брови приподнялись, но в глазах мелькнула тень усталой насмешки.
— Ты мне сейчас кухню спалишь… — Она кивнула на сковородку, от которой снова пошёл едкий дымок.
— Да бл… — Ярослав резко повернулся, хватая сковородку и снимая её с плиты. Напрочь сгоревший блин отправился в раковину, а он выматерился себе под нос, но без злобы — скорее, от абсурдности ситуации.
Настя, всё ещё прижимаясь к Альбине, тихо хихикнула, её маленькая ладошка сжала руку тёти. Этот звук — робкий, но искренний — был как луч света в этой тёмной комнате, полной боли и недосказанности.
— Тетя…. А ты мокрая!
Альбина только вздохнула, а потом машинально, не очень понимая, что делает, задела рукой щеку Ярослава, стирая с нее такую неуместную на его лице капельку вишневого сока.
Ярослав вздрогнул. Быстро накрыл ладонь женщины своей и поцеловал.
37
По руке Альбины пробежала дрожь — от кончиков пальцев к запястью, предплечью, плечу, как электрический разряд. Она замерла, её дыхание сбилось, но она тут же попыталась взять себя в руки.
— Мне… — Она откашлялась, пытаясь высвободить руку, но Ярослав держал её крепко, не позволяя ускользнуть. — Кажется… надо переодеться… и начать порядок наводить…
— Оставь, — мотнул головой Ярослав, наконец выпуская её ладонь. — Позавтракаем в гостиной, а я потом позвоню в клининг…
Альбина остановилась на выходе из кухни, её брови приподнялись, и она повернулась к нему, скрестив руки на груди.
— Мне кажется, — сказала она, её голос был полон сарказма, — или ты в моём доме командуешь, как в своём?
Ярослав на секунду демонстративно задумался, его губы дрогнули в лёгкой усмешке. Он кивнул, не отводя от неё взгляда.
— Да. Потому что это логично. — Его тон был спокойным, но с ноткой вызова. — Мы, кажется, ждём гостей… — При этих словах его щека недовольно дёрнулась, как будто сама мысль о Диме вызывала в нём раздражение. — Согласись, встретить их за уборкой — плохая идея.
— Дима видел и хуже, — пробурчала Альбина под нос, направляясь к двери, но тут же заметила, как глаза Ярослава потемнели, а его челюсть напряглась при упоминании имени её друга.
— О… не сомневаюсь, что вы очень близки… — прошипел он, открывая холодильник и наливая сок в стакан для Насти. Его движения были резкими, но он старался держать себя в руках, особенно при девочке.
Альбина проглотила ответ, который уже готов был сорваться с языка, опасаясь, что новая перепалка только усугубит всё. Она молча вышла из кухни, чувствуя на себе тяжёлый взгляд Ярослава, и направилась в спальню. Вчерашний вечер, утро, их ссора, короткое примирение, его поцелуй — всё это кружилось в голове, как осколки разбитого зеркала, каждый из которых отражал вопросы без ответов. Одно она понимала точно: всё изменилось, и игнорировать это было нельзя. Ярослав, Настя, она сама — они теперь были связаны чем-то, что не поддавалось простому объяснению.
Она опустилась на кровать, бросив на пол грязную футболку, пропитанную сиропом и молоком. Её взгляд рассеянно скользнул по комнате, но мысли были далеко. Настя прочно вошла в её жизнь, просочилась, как тонкий, звонкий весенний ручеёк, незаметно, но неотвратимо. Альбина впервые позволила себе признаться: после судов она не готова вернуть девочку своей матери. Это было не просто решение — это стало частью её существа. Настя, с её тёплыми объятиями, с её доверчивым взглядом, с её безусловной любовью, заполнила пустоту, которую Альбина годами выжигала внутри себя. Она привыкла к тому, что дома её ждёт кто-то, кто не спит, кто обнимает за шею, прижимается тёплым боком, кто любит её — изломанную, уставшую, с опустошённой душой.
О Ярославе, который сейчас командовал на её кухне, думать не хотелось совсем. Но отрицать очевидное было глупо и бессмысленно: её тянуло к нему, как магнитом, несмотря на всё — на его резкость, на его способность одним движением разрушить её жизнь, на ту опасность, которую он собой олицетворял. Этот мужчина был как буря — невозможно предсказать, но невозможно и не чувствовать его присутствия. Вспомнилась прошедшая ночь, когда она просыпалась на несколько мгновений и понимала, что Миита рядом не спит совсем. Но и не встает, не уходит на кухню или в гостиную, не уезжает домой. Лежит рядом с ней, положив на нее тяжёлую руку.
Каждый раз, когда она ворочалась или вздрагивала от боли в висках, он чувствовал это. Его рука поднималась к её голове, пальцы легко гладили рыжие пряди, унимая пульсирующую боль. Эти движения были такими нежными, такими не похожими на того Ярослава, которого она знала — резкого, язвительного, готового уничтожить всё на своём пути. Этот Ярослав был другим. Он проникал в её душу, будил давно забытые чувства