– Ты чего тут сидишь?
Руд открыл глаз и увидел прямо перед собой старую женщину.
– Жду.
– Кого?
– Девчонку.
– Столько не ждут, – отрезала старуха. – Поди, уже час сидишь. Солнце село. Не дождешься.
– Дождусь.
– Ну, как знаешь.
Руд равнодушно проводил ее взглядом до небольшой двери, за которой та исчезла. Затем откинулся к стене и закрыл глаз.
Сколько прошло времени, он сказать не мог. Пустота коридора и отсутствие окон растягивали ожидание до невероятных размеров.
Воображение рисовало немыслимые, сменяющие друг друга картинки: лежащая возле Тураллана девчонка с огромным разрезом на шее. Темный подвал, заваленный книгами, среди которых стоит какой-то там Проклятый.
– …ты забыл о способности накопления активных растворов самарантами. Если брать ту же кровь…
– Но тепло тела не является раствором.
– Нет. Но его, несомненно, стоит относить к подобному. Хотя бы ради того, чтобы иметь четкое представление о трансформации магических потоков.
– Мне кажется, сие модное слово к данному моменту не имеет никакого отношения.
Руд не стал открывать глаз. Судя по голосам, мимо него идет троица вполне себе взрослых магов. Обсуждают какие-то свои дела.
– Сама структура магии в данном примере не претерпевает каких-либо изменений, только накапливается и отдается. В зависимости от потребности ближайшего тела. Так что, друг мой, поищи для подтверждения своих новых знаний более удачный момент.
– Нет, ты мне лучше объясни другое, – голоса спорщиков приближались. – Магия струй и потоков может циркулировать, поглощаться и выходить лишь из живых тел. Камни уже не являются необходимыми нам предметами. Даже деревья обладают некоторыми исключениями. Так же, как и мертвые тела. Ведь магическая сущность уходит из мертвого сердца чрезвычайно быстро. Какие-то мгновения. Но тут… Я не могу понять.
– И никто не может. Неужели ты думаешь, что сию проблему не пытались решить еще Первые Магистры Калантора?
– Да вряд ли именно они. Мне кажется, тогда дел и без этого хватало.
– Даже если и не они, то после. Если кто-нибудь объяснит способ накопления магии мертвыми самарантами, его будет ждать вечный почет и память.
– Тогда предположим, что они живые, – троица наконец поравнялась с сидящим Рудом и, не замедляя шаг, направилась дальше. – Только так мы можем признать возможность…
– Божья борода! Ты серьезно?
– Ну а почему нет? Посудите сами: если мертвое тело не может управлять нитями потоков, то выходит, что…
– Но ведь это бред.
– Тогда как ты это объяснишь?
Троица удалялась. Голоса были еще отчетливо различимы, но Руд более их не слушал. Тупо смотрел в спины уходящих людей. Что-то из только что услышанного ему чрезвычайно не понравилось. Что-то такое…
Он перебирал в уме отложившиеся моменты спора.
Самаранты, мертвые тела, потоки магии, живые камни… Как там было сказано: мертвые тела практически сразу перестают исторгать из себя нити магии. Как-то так. А что говорил Тураллан? После разрезания тел они выяснили, как зарождается вдох. Или где… Не суть. Но ведь умершие не могут дышать. Собственно говоря, смерть и наступает с последним вздохом. А значит… Неужели эти потрошители ради обретения знаний режут на куски живых людей?
Руд встал со скамьи, растерянно осмотрелся по сторонам, словно здесь, в пустом коридоре школы, прямо сейчас ожидал найти опровержение собственной страшной догадки. Не нашел. И бросился к двери.
Темноту помещения прогоняли выставленные в круг масляные светильники, освещая несколько стеллажей с тускло отсвечивающими инструментами. Ёмкости с жидкостью, различные сосуды, загадочно играющие разноцветными огнями самаранты. Деревянный стол и лежащую на нем обнаженную, неестественно вытянувшуюся девушку, смотрящую широко открытыми глазами в потолок. Зрачки расширены так, что практически скрывают под собой радужки.
– Эффект достигнут?
К стоящему возле стола Тураллану из темноты вышла невысокая, сухая, сгорбленная фигура магистра Адои. Он приблизился и положил узловатые тонкие пальцы на край столешницы.
– Да, магистр. Она парализована.
– Приступим. Келертан, – Адои обернулся, – ты готов вышивать?
– Готов. Я тут за соседним столом все в пыли нарисую быстро, чтобы не забыть, значит. А потом, уже в спокойной обстановке…
– Начинаем, – не дав ему договорить, кивнул Адои.
В его руках появился нож, и магистр медленным движением рассек кожу. Лезвие пошло глубже и с тупым скрежетом уперлось в кость. Девушка не издала ни звука, продолжая смотреть широкими зрачками в никуда. Лишь в углах глаз появились слезы: следствие неописуемой боли…
– Нерв мертв.
Тураллан открыл глаза. Воспоминания о первом и единственном случае, когда он помогал магистру Адои, сменились картиной настоящего: спящая спокойным сном Эрмитта, склонившийся над ее разрезанной шеей магистр. Ярко освещенное помещение, где за стеллажами полукольцом расположены поднимающиеся на несколько уровней скамьи. Заполненные чуть более чем наполовину магами различных возрастов.
Время до появления здесь Эрмитты Тураллан потратил с умом. Обошел всех своих знакомых, предлагая посетить демонстрацию весьма редкого случая. После чего отправился уже к магистру Адои, попросил его присутствовать рядом и помочь в разрешении трудного вопроса. Старик ни за что не упустит подобное. Как и возможность вновь изучить распределение магических потоков в живом теле.
Нет, все это правильно и весьма необходимо для будущего Калантора. Бесценные знания, полученные болью и кровью десятка людей, спасут жизнь и избавят от боли десятки десятков. Спорить глупо. Но не сегодня. Эта девочка слишком дорога ему. Пусть очередное исследование пройдет на незнакомом человеке. Таких много больше, чем единственная Эрмитта. Так что наличие заранее подговоренных наблюдателей не оставит магистру выбора.
– Что? – Тураллан в оцепенении посмотрел на выпрямившегося магистра Адои.
– Нерв мертв, – сухо повторил тот.
– Это точно? Вы уверены? – на бледном лице его единственными яркими точками остались глаза, вспыхнувшие злобой и ненавистью.
– Мой дорогой Тураллан, твои чувства к сей юной особе затмили твое внимание. Я не вижу в данном нервном пути каких-то отличий на всем его протяжении. Стало быть, он либо невредим, что полностью исключает всю твою предысторию, либо безвозвратно утерян. Тут мы бессильны. Исцеляй кожу. Дело закончено.
Еще мгновение Тураллан с ненавистью смотрел на спящую Эрмитту. Наконец его кулаки разжались и он зло выплюнул:
– Я должен был помнить, что уродство всегда тянется лишь к уродству, – затем голос его приобрел ноты невероятной усталости: – Магистр, я наказан за свою глупость.
– Какие твои годы? Ты еще найдешь ту идеальную, которую ждешь все это время.
Дверь неожиданно легко поддалась. Руд распахнул ее, сделал шаг вперед и чуть было не столкнулся с оказавшимся на пороге Туралланом.
– Где девчонка?
Маг отпрянул на шаг от выброшенного в его сторону рычания. Поморщился – не брезгливо, но как будто от боли.
– Забирай, – он кивнул себе за спину. – Нерв умер. Калантор здесь бессилен.
Руд исподлобья смотрел, как Тураллан, высоко задрав голову, прошел мимо него. Рука сатонца, уже готовая сжаться на горле ублюдка, сомкнулась в кулак. Руд сделал шаг вперед, но войти сразу не получилось: наружу потянулась целая толпа магов. Руд выставил плечо и, освободив себе участок ближе к стене, двинулся против течения, спускаясь вниз по каменной лестнице. Впрочем, движение наверх вскоре прекратилось. Последний из каланторцев вышел в коридор, и Руд ускорил шаг. Живого огня из светильников было достаточно, чтобы не оступиться. Вскоре впереди выросла еще одна закрытая дверь. Вот почему наверху ничего не было слышно… Он толкнул ее и оказался в небольшой круглой комнате с выставленными вдоль стен скамьями. В центре на столе лежала девчонка. Руд быстро подошел к ней, положил руку на грудь и почувствовал, как грудная клетка равномерно двигается вверх и вниз. Живая.
– Руд… – губы Эрмитты дрогнули. – Это ты?
– Я.
– Все закончилось?
– Да. Нам пора уходить.
В ответ тишина. Руд наклонился. Девчонка, только что разговаривавшая с ним, спала. Он слегка надавил на одну из болевых точек.
– Ай! – Эрмитта открыла глаза. – Руд… Это ты?
– Да.
– Все закончилось?
Стоявшая возле своей небольшой каморки старуха смотрела на вышедшего в коридор чужака. На его руках покоилось бесчувственное тело молодой девушки.
– Дождался все-таки.
Руд хмуро, исподлобья глянул на женщину.
– Неси ее сюда, – та кивнула на открытую дверь.
***
Персаль открыл глаза. В первый миг ничего не изменилось. Тьма, в которую его сознание куталось во время сна, сменилось темнотой реальности окружающего мира. Разницы никакой, а все потому что за последний год ему практически перестали сниться сны. Редко сейчас они посещают Персаля. Раз в месяц, а то и в два. Да и то почти всегда чудится такая несусветная чушь, что поутру, ежели вспомнишь, то только диву даешься: откуда в голове подобные мысли? А хочется снова увидеть ее веселые, умные глаза, добрую улыбку, любимые черты лица… Увидеть хотя бы раз его Таниту.
Год, как ее не стало. И четыре месяца, как Персаль с ужасом осознал самое страшное: он начал забывать. Ее облик, голос, привычки и памятные моменты с ней медленно, но неотвратимо начинают стираться. День за днем, неделя за неделей. А снов все нет.
Персаль моргнул, окончательно просыпаясь. Окружающий мир был все так же опутан темнотой. Значит, за окном глубокая ночь.
Однако до слуха и обоняния донеслись дым костров и веселые крики жителей расширившейся за последние месяцы деревни.
Персаль сел. Ноги коснулись холодных досок пола. Зрение, привыкнув к темноте, теперь позволяло различать детали небогатого убранства единственной комнаты.
Чего они так расшумелись? Что за праздник удумали отмечать в подобное время? Нет, Персаль слышал, что в общине намерены заключить любовный союз сразу три пары. Но это будет дня через четыре. А сейчас-то что за необходимость?