— Заплатит, — сказала Джил. — В долги влезет, но заплатит.
Джон подумал, что в Дуббинге торговцев опием, пожалуй, куда больше, чем в Ганнваре — профессоров, но смолчал.
— Именно! — с восторгом подхватил Иматега. — Пагубная привычка — страшное дело.
— Значит, Моллюск хотел власти, — заметил Джон.
— Вот-вот! Власти, власти и ничего кроме! — воскликнул Иматега. — Для бедных па-лотрашти он был сродни хитрому торговцу опием. Думаете, всё так складно устраивалось, как описано в поэме? Утром, мол, проснулся, сходил в храм, принял зелье — и до вечера гуляй радостный? Нет уж, полагаю, всё было гораздо сложней. Небось, и подношений кровавых требовал всё больше, и неугодных мог наказать, обделить зельем — вертел людьми, как хотелось! Да и остальными богами двигала лишь власть. Всегда. У нас, у смертных тоже бывает жажда править. Да только это жалкая тень той страсти, какая жила в сердцах богов. Оттого-то каждый хотел управлять миром в одиночку, самолично. И война из-за этого случилась. И у нас с вами теперь вся техника — пар, да уголь, да светильный газ. По слухам, в Линсе какой-то двигатель на спирту делают, сверхмощный — но только кто на нем ездить будет, спирт-то дорог! А при богах… Эх… — доктор махнул рукой.
Воцарилось молчание.
— Ну, пора и честь знать, — сказал Джон, поднимаясь. — Благодарим за лекцию, профессор.
— Как что — с вами свяжемся, — сказала Джил и тоже встала. Джону сильно захотелось пихнуть её в бок.
— А знаете, — проговорил Иматега с таким видом, словно придумал что-то хорошее, — я ведь мог бы вам помочь. Ну, там — строить догадки, участвовать в поисках.
Джон содрогнулся. Джил улыбнулась одними губами.
— Уж как-нибудь мы сами, — сказала она. — Не переживайте. Раскроем вашу тайну.
Доктор вычурно простился, ловко поймал руку Джил для поцелуя, крепко стиснул ладонь Джона
наконец наконец теперь все попляшут сыщики какие молодцы след уже взяли а красотка-то какова задница что надо и мозги есть редко бывает эх парню с ней повезло
и захлопнул за ними дверь.
— Ну что, в кабак? — негромко предложила русалка. — Здесь есть, недалеко. Для студентов.
— Как скажешь, — согласился Джон, потирая ноющий висок. Они покинули душные университетские коридоры, прошли по зеленой, стриженой лужайке. Выходить за ворота не стали, Джил повела Репейника куда-то вглубь кампуса. На стенах домов кое-где виднелись надписи.
«Я гонял балду два года, ещё два — и бакалавр».
«Хочу домой!» (ниже, другим почерком — «Я тоже хочу»).
«Лекция — не бордель, можно и пропустить».
«Я люблю Мэри» (ниже, другим почерком — «А я люблю фасоль»).
«Хальдер, сожги ректорат!»
«Ватти, мы тебя ждали два часа, иди в жопу».
«Давайте жить без алкоголя» (ниже, другим почерком — «Скучно!!!»)
«Декан — козел» (ниже, другим почерком — «Сам козел!»)
Джил шла быстро, не оглядываясь, словно хорошо знала дорогу.
— Зачем ты всё ему рассказала? — спросил Джон.
— Во-первых, ничего такого не рассказала, — откликнулась русалка, — а, во-вторых, он нам ещё пригодиться может. Вон сколько знает. Не умный, зато грамотный. Зачем обижать?
— А на кой пообещала имена сказать после расследования?
Джил потормошила волосы пятерней.
— Если мы всё расследуем, — сказала она рассеянно, — то, может статься, уже неважно будет.
— Вот как?
— Угу. Пришли, спускайся.
Джон обнаружил перед собой подвальчик с вывеской: «Четыре Книжки». Вывеска представляла собой выбитое дно от бочки с позеленевшим краником, название было намалевано, разумеется, карминной краской. Ступеньки в подвал стерлись так, что скользко было ногам. В зале вкусно, по-домашнему пахло жареным луком, свет лился цветными лучами через круглые, вровень с землей, витражные окошки. Джон и Джил устроились за столиком в дальнем углу. Подошла маленькая круглобокая официантка, Репейник заказал светлого пива для себя и красного эля для Джил — как она любила. Русалка при этом смотрела в окно, забранное изумрудным стеклом, и пальцами выводила круги на салфетке. Пиво принесли быстро. Джон тут же отхлебнул, прямо вместе с пеной, чтобы отбить вкус докторского чая. Джил пить не спешила, все так же глядела в сторону.
— Ну, — сказал Репейник, вытирая губы рукавом, — и кто начнет?
Джил покосилась.
— Кавалеры дамам фору дают, — заметила она. — А я тебе вообще жизнь спасла намедни.
— Ладно, — досадливо сказал Джон. — В общем, есть один меценат…
И он поведал девушке всё, что с ним произошло — про приглашение в дом Фернакля, про его странную лабораторию и не менее странных учёных, про слежку за Олмондом и про то, как Джон доверчиво попался на дурацкий трюк, про золотой амулет и даже про декана Гаульсона. Лишь о странном видении — серый песок, холод и тьма — он не стал говорить, да почему-то умолчал о найденной в квартире Олмонда мёртвой девушке. Лицо Джил оставалось бесстрастным, она ни разу не перебила Джона. Когда тот закончил и, сломав пару спичек, закурил, Джил сказала:
— Все ясно. Ты ничего не знаешь.
— Я не знаю? — возмутился Репейник. — Ну-ну. Ещё послушаю, что сама расскажешь.
— Сверни мне тоже, — попросила Джил. Сыщик повиновался, чиркнул спичкой, поднес огонь девушке. Та затянулась, длинно выдохнула и, рассматривая кончик самокрутки, заметила:
— А табачок-то прежний.
— Ещё старые остатки, — пояснил Джон. Джил покачала головой и снова затянулась, после чего, не торопясь, заговорила:
— Я, как только тебя встретила, поняла. Что тоже её ищешь. Лабораторию. Хотела сразу просить — брось дело. Но вот что подумала. Если не согласишься, дурой буду выглядеть. А ты бы точно не согласился. Потому и промолчала тогда. Три дня назад. Но, видно, судьба такая. Придется всё-таки тебя попросить.
— Интересно, — ухмыльнулся Репейник. — А с чего это я должен оставить дело?
— Ну… — Джил рассеянно сбросила пепел в фарфоровую пепельницу. — Вообще, я бы хотела, чтобы ты не бросал, а наоборот. Мне помогал. В расследовании. Но на это ты уж точно не пойдешь…
— По всей вероятности, — вставил, не скрывая иронии, Джон.
— …Поэтому, — не обращая внимания, продолжала девушка, — раз уж я все равно дурой выставилась, то давай так. Сейчас расскажу всё, что знаю. Это быстро, пяти минут хватит. Потом — делай, что хочешь. Помогай, не помогай, расследуй, не расследуй — дело твоё. Пять минут.
— Да хоть целый час, — пожал плечами Репейник. — Пиво здесь свежее.
Джил мотнула головой:
— Ладно. Книжку ты читал. Про зелье помнишь?
— Вал… — Джон замешкался, вспоминая, — валлитинар. Да. Я так понял, Фернакль собирался выяснить, как валлитинар готовится…
— Ни хрена, — отрезала Джил. — Он всю жизнь это знал.
Джон нахмурился.
— То есть?
— Лабораторию держали настоящие Па. Те, кто выжил. Не все погибли, когда остров затонул.
— Материк, — поправил Джон машинально.
— Да. Материк. Они спаслись. Корабль, наверное, построили. И приплыли к нам. А Фернакль твой — он у них за старшего был. Тут они и жили, в Энландрии. Долго, тыщу лет, или сколько там. Потом не поделили чего-то. Собрались и сбежали. И лабораторию прихватили. А Фернакль на бобах остался. Без приборов, без зелья. Всё.
Джон молчал, задумчиво постукивая ногтём по кружке.
— И я вот сейчас подумала, — добавила Джил, — странно, что они его не убили. Раз между ними раздор пошел. Но тому, наверное, свои причины. Отношения, все дела. Да и несладко ему, поди, без валинара-то этого. Может, еще хуже смерти, когда за всю жизнь к счастью привык, а тут — хлоп, живи, как все.
«Привыкание, — подумал Джон. — Прямо мои мысли. До сих пор мысли сходятся…» Он потряс головой и сказал — может, излишне резко:
— Версия смелая, но нелепая. Это же легенды. Сказки. То, что у одного из них нашёлся амулет — так просто из музея экспонат выкрали, или даже Хонна купил, денег-то много у него. А…
— Это не версия, — перебила Джил. — Я сначала тоже не поверила, но это не версия. Это — правда.
Она затянулась. Табак еле слышно затрещал. Джон спохватился и увидел, что его самокрутка погасла. Сам виноват, тянуть надо было. Он снова чиркнул спичкой и, пыхая ртом, спросил:
— А… откуда… пф… такая уверенность?
— Мой заказчик рассказал, — просто ответила русалка.
— Твой заказчик, — повторил Джон. — Ну хватит, Джил. У нас с тобой один и тот же клиент: меценат Фернакль.
— Нет, — сказала Джил. — Видела я твоего Фернакля. Специально ездила, надо же было взглянуть. На потерпевшего. Старый, высокий, седой. Не видит ничего, слепой, как крот. Мой — молодой, черноволосый. Приземистый такой коротышка. Ниже меня на голову. Лицо без особых примет. Зовет себя — аптекарь.
— Аптекарь? — недоверчиво переспросил Джон.
— Аптекарь, ага, — согласилась девушка. — Так и сказал. Только он такой же аптекарь, как я сама.
— А ему-то откуда известно?
Джил пожала плечами.
— Не знаю, — сказала она. — Говорит, давно интересуется этими… Па. Да только не так уж много ему известно. Иматега куда больше знает.
Джон крякнул и выпил пива.
— Ладно, — сказал он. — Проехали. А зачем понадобилась моя помощь? Ты ведь успела разузнать больше, чем я. Могла бы промолчать и сама копать дальше.
Джил затушила самокрутку.
— Сложно очень, Джонни, — сказала она. — Тяжко за ними идти. И опасно.
Она смотрела на Репейника. Солнце светило через стекло в окошке, и от этого глаза русалки наливались блеском. А на дне зрачков — если знаешь, куда смотреть — притаился кошачий зеркальный огонь.
— Ты одного только вёл — и то едва к богам не отправился, — сказала Джил. — А я четверых выследила. До съёмных квартир, как ты. И у каждого амулет нашёлся. Скажешь — тоже в музеях спёрли? Или на рынке купили? Вещицы-то чистого золота. И не вчера их отлили, ты сам видел. Древние это хреновины, Джон. Как и хозяева ихние.