Молния ударила совсем рядом. Потом снова. Па-лотрашти стали расходиться полукольцом, окружая сыщиков — нашли. Джон вытянул револьвер, выстрелил три раза по тем, кто был ближе. Атакующие попадали: кто-то от пуль, кто-то из соображений безопасности. Затем опять ударили разряды — уже прицельно. Молния вышибла искры из пола рядом с Джоном. Сыщик в отчаянии принялся шарить по складкам куртки. В боковом кармане под руку попалась цветочная труха: загубленная веточка марьянника. Разряды хлестали по полу, один, кажется, попал в Олмонда, потому что тот дернулся всем телом. «Будь что будет, — решился Джон. — Тем более что хуже уже некуда…»
Он выстрелил ещё трижды, вслепую — просто чтобы нападающие на несколько секунд затихли. Сжал в кулаке вместе с шаром раскрошенные лепестки. «Цветы, — бестолково подумал, — туда, где росли цветы. Могилка безымянная…» Джон стиснул телепорт, в ладонь вонзились медные иглы. Воздух занялся лиловым пламенем, но пламя тут же раздалось в стороны, выгнулось гудящим пузырём, в центре которого оказались сыщики — и лежащий без движения Олмонд. Голова закружилась, тело потеряло вес. Джон обнаружил, что они, все трое, парят в воздухе. Он обнял Джил свободной рукой, и девушка спрятала лицо у него на груди: на пламя было больно смотреть. Сфера перемещения на самом деле не была идеальным шаром, она постоянно меняла форму, пульсировала, трепетала, словно они были внутри гигантской огненной медузы. Так прошло несколько бесконечно долгих секунд, и Репейник уже окончательно уверился, что телепорт без якоря забросил их в какую-то неведомую бездну, но тут пламя исчезло, и они свалились прямо в густую траву.
Джон, кряхтя, поднялся на ноги и огляделся. Вокруг была тихая ночь. Высоко в небе висел серебряный форин луны, слабый ветерок ерошил волосы, шелестел травой. Пахло речной сыростью. Магический шарик перенес их в центр небольшого луга, с одной стороны полого спускавшегося к реке, а с другой враставшего в темную рощу. У самой рощи белел в лунном свете старинный храм Хальдер Прекрасной — массивное, приземистое сооружение с обломанным зарядным шпилем на крыше. Здесь и там на лугу лежали тёмные круглые камни. Под ногами хрустело — сфера перемещения вырвала пласт бетона из складского пола. Джон брезгливо переступил на чистое место и с наслаждением вдохнул сладкий после вонючего склада воздух, чувствуя как боль в голове бьётся все тише, все глуше. Он вдруг осознал, что до сих пор сжимает в руке то, что осталось от телепорта. Джон поднес ладонь к глазам: шарик, выполнив свою работу, рассыпался в прах, и Джону осталась только налипшая на руку серая пыль. Сверчки, примолкшие было после вторжения незваных гостей, один за другим ожили и стали скрипуче перекрикиваться, но тут вскочила на ноги Джил.
— Вырвались! Выр-ва-лись! — закричала она и, танцуя, сделала круг вокруг Репейника, а потом подпрыгнула и чмокнула сыщика в щеку. Сверчки перепуганно затихли.
— У тебя телепорт был, да? — спросила она, приплясывая. Глаза русалки горели. Джон кивнул:
— В кармане марьянник остался, пришлось на него якорь взять. Ты же здесь цветы рвала?
Джил огляделась:
— Ага! Кладбище старое. Тут от города всего пяток лидов. Эта вон речка, — она махнула рукой, — это Линни. А Дуббинг там, — махнула куда-то за рощу. Небо в той стороне было болезненно-желтоватым, как всегда над крупным городом ночью.
— Повезло, — Джон покачал головой.
— Да уж, — рассмеялась Джил. Снизу, от земли донесся утробный звук. Сыщики обернулись. Олмонд возился в траве, пытаясь встать. «Сука!» — крикнула Джил, метнулась к нему, оседлала. Влепила звонкий удар в челюсть. Па-лотрашти обмяк, а Джил, выдернув из кармана наручники, лихо защёлкнула их на запястьях пленника. «Э!» — вдруг удивленно воскликнула она. — Ты глянь!» Джон подхромал — коленку при падении отшиб — нагнулся. В застывшей руке Олмонд держал короткую палку. Репейник с усилием выкрутил её из сведённых пальцев, поднёс к глазам. Это был обрубок магического жезла.
— Ни хрена себе, — вырвалось у Джона.
— Ты понял? — проговорила Джил. — Выходит, оклематься успел. Дотянулся до пукалки своей. Если бы его же дружки в него не попали…
— М-да, — промычал Джон, разглядывая жезл. Рукоять была аккуратно срезана под острым углом, изнутри глядело месиво проводов и трубок. Сбоку уцелел один из кристаллов-накопителей, но держался непрочно, болтался на одной клёпке, как выпадающий молочный зуб. Видимо, при телепортации жезл в откинутой руке Олмонда оказался за пределами сферы.
— Ноги ему ремнём свяжи, — велел Джон русалке. — А я пока к церкви схожу. Двери открою, гляну что-как.
— Зачем? — удивилась Джил.
— Сдаётся, мы здесь надолго. А церковь — всё крыша над головой. Да, а откуда у тебя наручники?
— С венторских времен остались…
У Джил был никудышный ремень — из тонкой кожи, скользкий и непрочный — поэтому Джон отдал ей свой и, подтянув брюки, отправился к храму. Трава оплетала ноги, деревья в роще шептались о чем-то важном. Храм был маленький, самого простого типа: его строили не ради служб и мистерий, а всего лишь для того, чтобы окрестные фермеры могли в выходной день придти, возложить руку на алтарь и приобщиться благодати Хальдер — а после, отсидевшись на лавке, зарядить от шпиля немудрёную деревенскую технику. У дверей Репейник замешкался. Высокие, в два человеческих роста створки, окованные ржавым железом, были забиты толстенными досками, замшелыми, но на вид очень прочными. Посредине ржавел замок размером с лошадиное копыто. Нечего было и думать вскрыть двери без инструментов.
Странно, подумал Джон, неужели за полсотни с лишним лет, прошедших после войны, ни один бродяга не осмелился вломиться в храм? Местечко-то козырное, тепло и сухо. Да, похоже, крепко народ наш уважает покойную богиню. Может, кто-нибудь даже приходит сюда молиться, хотя к молитвам Прекрасная Хальдер и при жизни-то оставалась глухой, а уж теперь к ней взывать и подавно без толку. Не то что Тран-ка Тарвем, Великий Моллюск, Радетельный Пастырь. Тот, если верить старым поэтам, всегда был на подхвате, быстро приходил на свежую кровь. А вот интересно, если бы такой бог явился к нам на Острова, мы бы тоже стали приносить ему жертвы? Хотя да, стали бы, куда деваться-то. Еще и хвалились бы перед соседними странами: вот, мол, какой у нас бог щедрый, рецепт вечного счастья нам пожаловал, да отзывчивый, да великодушный! И просит взамен ерунду, одного человечка в месяц распластать, делов-то… Джон пошёл вдоль стены, заглядывая в круглые окна. Народ уважал богиню не столь уж крепко: второе окно, если считать от двери, было разбито, из чёрного провала веяло сыростью и гарью. Подтянувшись, Репейник перелез через широкий подоконник и очутился внутри. Здесь было темно — хоть глаз коли. Снаружи зашуршало, и голос Джил спросил из-за окна:
— Ты где?
— Я тут, — сказал Джон. — Давай в окно залазь, двери не открыть.
— А чего там видно, внутри?
— Вроде ничего особенного, темнотища.
— Ладно, — решила Джил. — Принимай гостей.
Она перевалила Олмонда через подоконник, толкнула его под пятки, и па-лотрашти грузно бухнулся на пол. Следом влезла сама Джил. Джон нашарил в кармане мятый коробок спичек, потряс. Мало, меньше половины.
— У тебя спички есть? — спросил он.
— Цельный коробок.
— Запалишь?
С шипением фыркнув, загорелось жёлтое пламя. Джон принялся озираться в поисках чего-нибудь горючего — сделать факел — но Джил со своим ночным зрением преуспела больше. Издав невнятный возглас, она заслонила спичку ладонью от сквозняка и прошла в дальний угол, где склонилась над неаппетитной кучей тряпья, служившей, вероятно, лежбищем какому-нибудь доходяге. Оставшийся в темноте Джон беспомощно ждал, пока русалка, шурша, копалась в углу; спичка давно погасла, но Джил не спешила зажигать новую. Наконец, зажгла. Крошечный огонек склонился к земле, раздвоился, и Джил выпрямилась, держа в руках новый лепесток пламени, который был выше и ярче прежнего.
— Плошку нашла, с маслом, — произнесла она, подойдя ближе. — Светильник кто-то сделал.
— Удачно, — хмыкнул Джон.
— Угу. Давай поглядим, что здесь к чему.
Джон взял плошку и стал ходить по храму, светя преимущественно под ноги. Порой останавливался и поднимал импровизированный светильник повыше, чтобы разглядеть стены и потолок. Следом бродила Джил — тщедушный огонек светил так слабо, что, скорей, мешал русалочьим глазам, и она держалась на границе света и темноты. Джон осматривал церковь, чувствуя себя не то туристом, не то бродягой. Последние иллюзии насчет уважения к богине развеялись: здание было подчистую разворовано и основательно загажено. Когда-то здесь был пол из чёрного гладкого камня и зеркальные колонны, бесконечно умножавшие число прихожан. Сверху глядели волшебные светильники, на потолке красовались огромные панорамные фрески с вкраплениями серебра. Фрески показывали Прекрасную Хальдер в дни славы и побед и храбрых вассалов, окружавших богиню — в ритуальных доспехах, с поднятыми в салюте клинками. Наверху, под куполом полагалось изобразить Владычицу Островов такой, какой она впервые явилась людям: гигантской птицей с грозным клювом, усыпанным кинжалами зубов.
Всё это осталось в прошлом. Джон до рези в глазах всматривался в темноту, но смог различить на фреске под крышей только мутный крылатый силуэт. Штукатурка пестрела язвами, стены покрывала копоть: бродяги, нашедшие здесь пристанище, жгли в храме костры. Зеркала с колонн сняли и вынесли, причём, видимо, делали это в большой спешке — под ногами тут и там хрустели осколки. От светильников остались только крюки, на которых те висели. Чёрные плиты на полу были все в щербинах и трещинах. В храме царила пустота, хотя когда-то почти всё место здесь занимали длинные скамейки — для тех, кто ждал своей очереди к алтарю, и для тех, кто уже прикоснулся к божественной благодати, отдал жизненную силу и нуждался в отдыхе. Теперь скамейки пустили на дрова: шаги Джона гулко отзывались в опустевшем помещении.