но тут, можно сказать, вмешалась судьба – девчонка возьми да и погибни. Парнишка, однако, не сдался. Даже от судьбы отказа не принял: слямзил волшебное устройство и пустился во все тяжкие. Что, люди пострадали? Ах, мне так жаль, господа, так жаль. Но поймите («вы не понимаете»): это же моя хотелка, мое желание! Любые жертвы оправданны, если мне охота увидеть невесту живой.
«А вот я, – подумал Джон. – Как бы на его месте себя вел? Если бы что-нибудь такое стряслось, что хоть в петлю лезь? Предположим, у меня в руках эта самая шкатулка; и есть возможность ее зарядить; и в жизни наступает полный швах, и появляется шанс убежать в другой, лучший мир. Там, где не было войны, не было магических проклятых мутаций, где будет возможность спокойно жить, может, даже работать сыщиком (если поразмыслить, мне нравится работать сыщиком), где не придется вздрагивать от боли каждый раз, когда прикасаешься к живому человеку. Где Джил – нормальная девушка, а не желтоглазое чудовище с постоянно растущими клыками. Где я не ломал ребра, не терял револьвер, не ищу тысячу форинов к концу недели.
В общем, давай признаемся, Джон Репейник: ты заслуживаешь того, чтобы уйти в Сомниум. Тридцать лет мигреней, тридцать лет страха быть раскрытым и пойманным, тридцать лет одиночества… Ну, с одиночеством в последнее время полегче, конечно… Да, кстати, русалка твоя тоже нормальную жизнь заслужила. Ей-то в сто раз хуже пришлось. Короче, Джон Репейник, смотри, какая штука: пареньку сейчас можно сказать – дескать, так и быть, пустим тебя к башне зарядить раритет. Он натурально зарядит, а потом у него шкатулку можно отобрать и воспользоваться. И все. Прощай, двойная жизнь ублюдка, да здравствует идеальный Сомниум. Чтобы это случилось, нам с тобой, Джон Репейник, нужно всего-то стать дерьмом. На пару часов стать, не навсегда. Соврать юному Найвелу, украсть у него пятьсот шестнадцатый, оставить сопляка мучиться до конца жизни. Ну как? Готов стать дерьмом ради счастья? Счастливым дерьмом?»
– Хальдер душу мать, – проворчал Джон, щурясь от дыма. Без всякого удовольствия докурив, он вернулся в каюту. Джил смотрела в окно, Найвел лежал с закрытыми глазами. Шкатулка покоилась на столе – плоская, изящная, с тисненой зубастой птицей.
– Ну как там? – спросила Джил.
– Необычно, – сказал Джон. – Будто в батискафе сидишь.
– В чем сидишь? – не поняла Джил.
– Неважно, – буркнул Джон, уселся за стол и тоже принялся смотреть в окно. Внизу было море: дирижабль летел над проливом. Воду рябил бриз, крошечные волны блестели под солнцем, как рыбья чешуя.
– Где мы? – безучастно спросил Найвел.
– А хрен его знает, – ответил Джон. – Где-то летим.
– Подлетаем к Айрену, – вдруг сообщила Джил. – Скоро берег увидим. Уиклоу там будет. Красивый город. Потом еще полчаса над пустошью лететь. Мейнстерская пустошь называется. Аккурат над башнями пройдем. И еще минут через сорок – Кинли.
Джон ошарашенно посмотрел на нее. Джил ответила невозмутимым взглядом. Потом ухмыльнулась.
– Ну че? – спросила она. – Не такая уж я темная, а?
– Молодец, – кивнул Джон. – Где карту прячешь?
Джил разочарованно вздохнула и вытащила из-за пазухи цветастый, вчетверо сложенный лист.
– На, – сказала она, бросая карту на стол. – Так и знала, что выкупишь.
Джон развернул, всмотрелся.
– И правда, – заметил он. – Сейчас подлетим к острову. А, вот наш маршрут, пунктиром. Да, точно, прямо над башнями лететь будем… Откуда карта-то?
– Он дал, – кивнула Джил в сторону Найвела. – Пока ты курил. Я спросила: чего там внизу, мол. Он сказал: в портфеле карта есть.
Найвел все так же отрешенно смотрел в окно.
– Ну-ну, – сказал Джон. – Так-то ты портфель обыскала. Ладно… Хорошо, что к знаниям стремишься. Курить пойдешь?
Джил обхватила себя руками.
– Не. Там, наверное, народу много. Не люблю.
– Да нет там никого.
– Потом схожу.
– Ну, как знаешь, – сказал Джон и углубился в изучение карты.
Айрен был большим островом с причудливо изрезанными берегами и целым выводком мелких островков-спутников. Со скуки Джон принялся читать названия. Тут был и «Медвежий о.», и «Чистый о.», и «о. Двух Дюжин», и даже «о. Сахарная Голова». Гэлтахи – уроженцы айренских земель – слыли народом гордым и задиристым, вся их история была, по сути, историей мелких войн и набегов. Может быть, именно поэтому они не называли географические объекты в честь важных персон: какой-нибудь Утес Салли-Покорителя после очередного сражения мог отойти соседнему клану, и пришлось бы срочно переименовывать его в Скалу Уилла-Освободителя, а через неделю-другую он имел все шансы превратиться в Гору О’Брайана-Завоевателя. В такой кутерьме не избежать путаницы, а при дележе территорий путаница – дело недопустимое. Гораздо легче назвать спорный утес, скажем, Медвежьим или там Бобровым – раз и навсегда.
«Наверное, примерно так гэлтахи и рассуждали, – думал Джон, читая на карте: „г. Новый Замок“, „г. Пробка“, „р. Дерг“, „м. Крюки“. А у нас – что ни деревенька, то Мандерли-Холл. Раньше, правда, хватало еще всяких Уездов Божественного Великолепия, но после войны таких не осталось, названия везде новые… Гларридж вот, к примеру, – новое название. А кстати», – подумал Джон.
– Слушай, Найвел, – позвал он, – а как так вышло, что мы встретились в Гларридже?
– Я из Дуббинга сначала поехал в Линс, – сказал Найвел.
– И?
– Там к башне не пускают. Констебли стоят почему-то. Оттуда уже сел на поезд в Гларридж. Время потерял.
«Ай да я», – подумал Джон. Найвел продолжал:
– Я бы еще раньше управился, только мне на Тоунстед не повезло. В узловой камере все провода под корень обрезали. Полдня бился, пока клеммы закоротил. Руками гайки откручивал.
– Да уж, – сказал Джон сухо. – На Тоунстед тебе очень даже не повезло.
Они замолчали. Джон снова принялся глядеть в окно. Облака плыли над дирижаблем, как летающие снежные крепости. Чуть ниже вдали была видна линия, где синее-синее небо встречалось с таким же морем. «Какое же человек, в сущности, мелкое существо, – думал Джон, – и какое гадкое».
– Берег, – вдруг сказала Джил. – Там домики махонькие.
Джон посмотрел туда, куда она показывала, и обнаружил, что внизу, под самой гондолой, уже показалась суша.
– А вон-вон пустошь, – сказала русалка.
«И башни», – подумал Джон, заметив вереницу тонких шпилей, похожих на торчащие из земли жемчужные булавки. Когда-то здесь проходила дорога, соединявшая Кинли – столицу Айрена – с Лоуфордом, большим морским портом на северо-востоке острова. В самом начале войны ковровая бомбардировка уничтожила Лоуфорд, оставив вместо города стеклянное поле шириной в десять лидов. Дорогу забросили, и теперь определить, где она проходила, можно было только по цепочке отключенных башен.
– Ладно, – решилась Джил. – Пойду и впрямь покурю. Авось не заругают.
– Не заругают, – отозвался Джон. – Здесь одни богачи летят, у них нравы свободные.
Джил стрельнула у него самокрутку и вышла. Стало совсем тихо. Найвел сидел с закрытыми глазами и, казалось, не дышал. Репейник долго приглядывался, силясь определить, вздымается ли грудь юноши, но ничего не заметил. Лицо у Найвела покрылось какой-то особенной, сероватой бледностью. «А не отдаст ли прямо сейчас наш друг концы? – с беспокойством подумал Джон. – Кто его знает, какие последствия у этой парализующей магии».
– Эй, – сказал он.
Найвел открыл глаза и слабо выговорил:
– Да?
«Тьфу ты», – сердито подумал Джон. Не зная, о чем спросить, он произнес:
– Отсюда видно башню твою?
Найвел отлепился от стены и посмотрел в окно.
– Видно, – сказал он после долгой паузы. – Вот она. Третья слева.
Джон всмотрелся в длинный ряд хрустальных шпилей. Третья слева башня была уже относительно близко и отличалась от прочих большой, прямо-таки громоздкой, луковицей купола.
– Ага, – сказал Джон и, опять ничего не придумав, добавил: – Красивая.
Найвел поежился.
– Холодно, – сказал он тонким голосом. – Свитер у меня в портфеле лежит. Можно достать?
В каюте действительно было прохладно, хотя «Гордость Энландрии» шла невысоко.
– Валяй, – разрешил Джон. Найвел медленно, пошатываясь, встал, закинул худые руки на полку и принялся рыться в портфеле.
– А знаете, как я взломал узловую камеру на Тоунстед? – спросил он.
– Не знаю, – рассеянно сказал Джон. – Да чего там взламывать, наверняка же простой навесной замок…
Он осекся, сообразив, что молодой ученый вряд ли был экспертом по замочной части.
– Ну что вы, какой из меня взломщик, – словно прочтя его мысли, произнес Найвел. – Я прожег дверь термитной шашкой. Вот такой.
Он повернулся. В руках у него была блестящая короткая трубка. Джон подобрался, собираясь вскочить. «Выбить, – мелькнуло в голове, – нет, нельзя… упадет…»
– Не двигайтесь, – быстро сказал Найвел. – У нее легкая кнопка. Химический запал. Нажму – вспыхнет. Уроню – вспыхнет. Термит не потушить. Будет гореть, пока все переборки не прожжет…
Джон стиснул челюсти. В голове мелькнуло воспоминание: подножие башни, странный, неуместный запах раскаленного металла. «Свитер ему, – подумал он. – Холодно ему…»
– Не утруждайся, – сказал он со злостью. – Я знаю, что такое термит. Интересно, откуда у тебя эта дрянь.
Найвел улыбнулся дрожащими губами. Палец на кнопке ходил ходуном.
– Купил в скобяной лавке, – сообщил он. – Утром. Отличная вещь. Прямо над нами – баллоны с водородом. Запалю – искры до потолка. Грохнет. Лично мне терять нечего. Ширли умерла… Одна надежда на шкатулку.
– Чего ты хочешь? – спросил Джон. – На что ты вообще надеешься? С дирижабля нельзя спрыгнуть.
– Спрыгнуть? – Найвел истерично хохотнул. – Сидите на месте. Никуда не выходите. Увижу – спалю.
Он сгреб со стола шкатулку, прижал к груди и, пятясь, вышел из каюты. Джон тут же вскочил, бросился к двери, приник ухом. По коридору – туп-туп-туп – удаляющиеся шаги. «М-мать», – процедил Джон сквозь зубы.