Джон покачал головой.
– Газет, что ли, не читаете? – буркнул Гаульсон. – Впрочем, сыщик, что с вас взять… Ступайте вон к тому зданию, – он показал, – там, где башня с часами. Это Исторический факультет. Поднимитесь на второй этаж, спросите Иматегу. Доктор Мозил Иматега, запомнили?
Джон кивнул.
– Наш местный сумасшедший, – пояснил Гаульсон. – Бредит этими Па, носится с ними уже лет пятнадцать. Как раз через… – он прищурился на башенные часы, – да, через десять минут у него кончается лекция для магистров. Застанете – будет вам счастье. Ну, мне пора. Покой.
Он резко развернулся и зашагал прочь. Мантия летела у него за плечами.
Джон, забыв приличия, рысью припустил по газону, держа курс на часы, которые незаметно для глаз, но неумолимо отсчитывали десять минут до конца лекции Мозила Иматеги. Путь оказался неблизкий, Джон запыхался, вспотел, дважды ему пришлось с треском продираться сквозь живую изгородь, и во второй раз он вспугнул прятавшуюся в кустах парочку (мужчина выругался и прикрылся мантией, а женщина пьяно захихикала).
Когда Репейник наконец добежал до здания с башенными часами и взлетел по каменным ступеням, то едва не получил удар в лоб высокой окованной дверью: наружу, галдя и размахивая какими-то свернутыми в трубки бумагами, повалили юные магистры. Растолкав молодежь, Джон проскочил внутрь, в каменную прохладу древнего строения. Теряя дыхание, взбежал на второй этаж и на лестнице столкнулся с низеньким толстым человечком.
– Ох! – сказал человечек.
– Прос… тите… – прохрипел Джон. – Вы… доктор… Мате… Имате…
Человечек прищурился. У него были тонкие усики, наливные щеки и маленькие цепкие глаза.
– Мозилиус Стак Иматега, – представился он. – А вы по какому вопросу?
Джон, глотая воздух, выхватил блокнот. Тот сам раскрылся на нужной странице. Мозилиус Стак Иматега пригляделся, и глаза его широко распахнулись.
– Это что? – спросил он. – Откуда?
Джон отдышался.
– Я сыщик, – сказал он, начиная ненавидеть эту фразу. – Веду слежку за человеком… очень странным человеком, преступником. Вчера проник к нему в дом. Там увидел вот такую вещицу.
Иматега быстро огляделся.
– Так, – решительно сказал он. – Пойдемте-ка на кафедру. Там сейчас никого, можно будет поговорить. Заодно чаю выпьем. Годится?
– Еще бы, – согласился Джон. От беготни пересохло в горле.
Следом за шагающим враскачку Иматегой он пошел по гулкому коридору, поднялся на маленькую лесенку, миновал застекленный переход между корпусами, спустился на первый этаж, завернул за угол и оказался перед тяжелой резной дверью. Иматега, налегши плечом, с натугой провернул длинный зазубренный ключ и гостеприимно распахнул истошно взвизгнувшую дверь.
Джон шагнул через порог, оказавшись в до крайности захламленном кабинете. По углам громоздились рулоны карт, на стенах висели разноцветные схемы – одна поверх другой. У дальней стены стоял диван, погребенный под расползшимися стопками бумаг. Рядом с окном угадывался канцелярский стол, почти не видный из-за наслоений чертежей и раскрытых книг. Несколько фолиантов валялись на полу, составляя компанию смятым черновикам, горкам табачного пепла, бутылкам из-под содовой, сломанным карандашам, огрызкам яблок и даже паре кальсон, которые профессор, смутившись, тут же подхватил и закинул в угол. Репейник дипломатично задрал голову и встретился взглядом с люстрой, служившей дополнительной вешалкой для черной профессорской шапочки.
Иматега, суетясь, откопал из-под чертежей на столе горелку, подсоединил насос, пыхтя, накачал давление и разжег огонь. Когда сипящее пламя из желтого стало фиолетовым, водрузил сверху закопченный древний чайник с косо заклиненной ручкой. Тут же были извлечены из ящика две разномастные чашки, проверены на чистоту и тщательно протерты уголком мантии. Джон решил, что больше не хочет пить, а Иматега, смахнув со стола еще пару книг, торжественно установил на их место чашки, повернулся к Репейнику и протянул руки.
– Давайте, давайте, давайте!
Джон отдал блокнот. Профессор оглянулся, издал недовольный возглас и, шагнув к дивану, обрушил на пол лавину бумаг и мусора, обнажив дырявую пятнистую ткань. Очистив место, Иматега плюхнулся на диван, издавший при этом слабый протестующий стон, и приглашающе хлопнул рядом. Джон осторожно сел.
– Н-ну-с, – произнес ученый, не отрываясь от блокнота, – что я могу вам сказать? Это – так называемый таул, знак жреца Великого Моллюска.
– Великого?.. – переспросил Джон.
– Моллюска, – повторил Иматега. – Вы, разумеется, наслышаны о па-лотрашти, погибшей цивилизации?
Джон, испытывая смутное чувство стыда, покачал головой.
– Ну что же вы так, – укоризненно заметил доктор. – А еще говорят о популяризации истории. В таком случае придется вас просветить. Итак…
Он приложил палец к губам, покивал, глядя в никуда, и, набрав воздуха, начал:
– Давным-давно, тысячу лет тому назад, в Западном океане был континент. Это уже почти не подвергается сомнению: тому куча свидетельств, причем у всех древних историков. Зовут его чаще всего материком Па. Или островом Па. Как видно, самоназвание, поскольку все сходится. Считается, что был он невелик, всего-то раза в два больше нашей Энландрии. Там жили аборигены, которые звали себя па-лотрашти, то бишь «народ Па». Белокожие, высокие, очень для своего времени развитые. Да… Культура была интересная, потрясающая! Увы, все затонуло при землетрясении. И это весьма плачевно, так как океанское дно мы исследовать на таких глубинах не можем. Но! Когда-то они вели торговлю с остальным миром. И есть великое множество артефактов, о которых известно, что они пришли с материка Па. Драгоценных артефактов. Вот, к примеру… Вам должно быть интересно…
Иматега, крякнув, встал, открыл ящик стола и, вывалив на пол несколько пригоршней хлама, извлек маленький предмет. Рухнув обратно на диван, профессор отдал предмет Джону. В руках сыщика оказалась пластина тускло-желтого металла с неровными краями. Поверхность была гладкой, шлифованной. Джон в недоумении поднял брови.
– Переверните, – сказал Иматега, крутанув толстым пальцем.
Джон повернул пластину и невольно издал удивленный звук: что-то вроде «м-м!». На обороте, полустертый временем, но отчетливый, был оттиснут рисунок. Люди, застывшие в нескладных позах, молитвенно простирали руки к бесформенной твари, которая таращила на них схематично круглые, но не ставшие от этого менее яростными глаза с вертикальными зрачками. Тонкие линии, отходившие от тела твари, змеились по рисунку, обвивая людей, и не меньше десятка таких линий сходилось в центре, обволакивая прямоугольник, в котором был горизонтально изображен еще один человек. Руки и ноги были у того прорисованы с явными промежутками – отрублены. Несмотря на свое плачевное состояние, человек хранил то же самое отчужденно-счастливое выражение носатого профиля, что и стоявшие кругом собратья.
– Жертвоприношение, – объяснил доктор. – Великий Моллюск и его жрецы.
Чайник, уже какое-то время предупредительно шипевший, забулькал и затрясся. Иматега вскочил, занялся чаем, а Джон все сидел, глядя на монстра, и монстр в ответ глядел на него с ненавистью. Эта ненависть прошла через время, через землетрясения и океанские волны и осталась такой же, какой была тысячу лет назад. Может быть, даже стала сильнее. Закалилась. Репейник не мог оторваться от выпученных глаз и отвел взгляд, только когда принял из рук доктора чашку. Уронив пластину на диван, Джон перехватил горяченную чашку двумя руками и машинально отпил глоток, тут же в этом раскаявшись.
Иматега, довольный, со свистом прихлебывал свой чай.
– Знал, что оцените. Вот это существо, как принято считать, было их богом. Как его звали, неизвестно, сохранился лишь титул. Тра́н-ка Тарве́м, Великий Моллюск. Он принес народу Па магию, ремесла, научил письменности – словом, дал все то же, что любой другой бог давал людям. Но были и различия. Важные различия.
– Жертвоприношения, – догадался Репейник.
– Не только, – прищурился Иматега. – Видите ли, какая штука… Не все боги так благоволили к подданным, как наша покойница Хальдер. Чернокожие у себя в Прикании сплошь и рядом поклонялись весьма жестоким богам. Шиква Ша Мукала, Канчиль, Каипора – они все требовали крови. Однако Великий Моллюск, если верить хроникам, был прямо-таки одержимым. Палачом. Жертву требовал не просто убить – замучить, медленно. Но это не так интересно, гораздо любопытней вот что…
Ученый выхлебал остатки чая и поставил опустевшую чашку прямо на пол. Джон пользуясь моментом, сделал то же самое со своей – полной. Иматега продолжал:
– Он им что-то давал, какое-то зелье. Всем, от мала до велика. Некий состав, который всех делал счастливыми, магический эликсир. И еще – долголетие. Все они жили по шесть-семь сотен лет, опять же, если верить летописям. Не знаю, как они при этом справлялись с рождаемостью, перенаселением и прочим, но… Такая вот информация. Причем не у одного автора, очень многие на этом сходятся. Семьсот лет жизни и постоянное счастье. Каждый день. Правда, где-то пишут, что долголетие им обеспечивал вовсе не Великий Моллюск, что они от природы жили по нескольку веков. Но насчет эликсира все единодушны.
«Эликсир, – стукнуло в голове Репейника. – Так вот что Хонна хотел получить в своих лабораториях. Не в бога думал превратиться, старый враль. Просто хотел стать счастливым и зажиться подольше…»
– Вижу, вам не очень-то верится, да? – спросил Иматега разочарованно.
Джон нашел силы улыбнуться.
– Да нет, наоборот. Вы мне очень помогли. Многое становится ясным… похоже.
Доктор погладил лысеющую голову. Поковырял в носу.
– А, да пошло оно все, – вдруг произнес он. – Давайте начистоту. Вы не первый, кому я помогаю. Буквально вот вчера заходил один человек, – доктор хитренько глянул, усы растянулись в ухмылке, – и тоже спрашивал насчет па-лотрашти. Рисунка, правда, не показывал, но… Думается, надо вас познакомить.