– Да уж, – рассмеялась Джил.
Снизу, от земли, донесся утробный звук.
Сыщики обернулись. Олмонд возился в траве, пытаясь встать.
– Сука! – крикнула Джил. Метнулась к нему, оседлала. Влепила звонкий удар в челюсть. Па-лотрашти обмяк, а Джил, выдернув из кармана наручники, лихо защелкнула их на запястьях пленника.
– Э! – вдруг удивленно воскликнула она. – Ты глянь!
Джон подхромал – при падении отшиб коленку. Нагнулся. В застывшей руке Олмонд держал короткую палку. Репейник с усилием выкрутил ее из сведенных пальцев, поднес к глазам. Это был обрубок магического жезла.
– Ни хрена себе, – вырвалось у Джона.
– Ты понял? – проговорила Джил. – Выходит, оклематься успел. Дотянулся до пукалки своей. Если бы его же дружки в него не попали…
– М-да, – промычал Джон, разглядывая жезл. Рукоять была аккуратно срезана под острым углом, изнутри глядело месиво проводов и трубок. Сбоку уцелел один из кристаллов-накопителей, но держался непрочно, болтался на одной клепке, как выпадающий молочный зуб. Видимо, при телепортации жезл в откинутой руке Олмонда оказался за пределами сферы.
– Ноги ему ремнем свяжи, – велел Джон русалке. – А я пока к церкви схожу. Двери открою, гляну, что как.
– Зачем? – удивилась Джил.
– Сдается, мы здесь надолго. А церковь – все крыша над головой. Да, а откуда у тебя наручники?
– С венторских времен остались…
У Джил был никудышный ремень – из тонкой кожи, скользкий и непрочный, – поэтому Джон отдал ей свой и, подтянув брюки, отправился к храму.
Трава оплетала ноги, деревья в роще шептались о чем-то важном. Храм был маленький, самого простого типа: его строили не ради служб и мистерий, а всего лишь для того, чтобы окрестные фермеры могли в выходной день прийти, возложить руку на алтарь и приобщиться к благодати Хальдер – а после, отсидевшись на лавке, зарядить от шпиля немудреную деревенскую технику.
У дверей Репейник замешкался. Высокие створки, окованные железом, были забиты толстенными досками, замшелыми, но на вид очень прочными. Посредине ржавел замок размером с лошадиное копыто. Нечего было и думать вскрыть двери без инструментов.
«Странно, – подумал Джон, – неужели за полсотни с лишним лет, прошедших после войны, ни один бродяга не осмелился вломиться в храм? Местечко-то козырное, тепло и сухо. Да, похоже, крепко народ наш уважает покойную богиню. Может, кто-нибудь даже приходит сюда молиться, хотя к молитвам Прекрасная Хальдер и при жизни-то оставалась глухой, а уж теперь к ней взывать и подавно без толку. Не то что Тран-ка Тарвем, Великий Моллюск, Радетельный Пастырь. Тот, если верить старым поэтам, всегда был на подхвате, быстро приходил на свежую кровь.
А вот интересно, если бы такой бог явился к нам на Острова, мы бы тоже стали приносить ему жертвы? Хотя да, стали бы, куда деваться-то. Еще и хвалились бы перед соседними странами: вот, мол, какой у нас бог щедрый, рецепт вечного счастья нам пожаловал, да отзывчивый, да великодушный! И просит взамен ерунду, одного человечка в месяц распластать, делов-то…»
Джон пошел вдоль стены, заглядывая в круглые окна. Народ уважал богиню не столь уж крепко: второе окно, если считать от двери, было разбито, из черного провала веяло сыростью и гарью. Подтянувшись, Репейник перелез через широкий подоконник и очутился внутри. Здесь было темно – хоть глаз коли.
Снаружи зашуршало, и послышался голос Джил:
– Ты где?
– Я тут, – сказал Джон. – Давай в окно залазь, двери не открыть.
– А чего там видно внутри?
– Вроде ничего особенного, темнотища.
– Ладно, – решила Джил. – Принимай гостей.
Она перевалила Олмонда через подоконник, толкнула его под пятки, и па-лотрашти грузно бухнулся на пол. Следом влезла сама Джил.
Джон нашарил в кармане мятый коробок спичек, потряс. Мало, меньше половины.
– У тебя спички есть? – спросил он.
– Цельный коробок.
– Запалишь?
С шипением фыркнув, загорелось желтое пламя. Джон принялся озираться в поисках чего-нибудь горючего – сделать факел, – но Джил со своим ночным зрением преуспела больше. Издав невнятный возглас, она заслонила спичку ладонью от сквозняка и прошла в дальний угол, где склонилась над неаппетитной кучей тряпья, служившей, вероятно, лежбищем какому-нибудь доходяге. Оставшийся в темноте Джон беспомощно ждал, пока русалка, шурша, копалась в углу; спичка давно погасла, но Джил не спешила зажигать новую. Наконец зажгла. Крошечный огонек склонился к земле, раздвоился, и Джил выпрямилась, держа в руках новый лепесток пламени, который был выше и ярче прежнего.
– Плошку нашла с маслом, – произнесла она, подойдя ближе. – Светильник кто-то сделал.
– Удачно, – хмыкнул Джон.
– Угу. Давай поглядим, что здесь к чему.
Джон взял плошку и стал ходить по храму, светя преимущественно под ноги. Порой останавливался и поднимал импровизированный светильник повыше, чтобы разглядеть стены и потолок. Следом бродила Джил – тщедушный огонек светил так слабо, что, скорей, мешал русалочьим глазам, и она держалась на границе света и темноты.
Джон осматривал церковь, чувствуя себя не то туристом, не то бродягой. Последние иллюзии насчет уважения к богине развеялись: здание было подчистую разворовано и основательно загажено. Когда-то здесь был пол из черного гладкого камня и зеркальные колонны, бесконечно умножавшие число прихожан. Сверху глядели волшебные светильники, на потолке красовались огромные панорамные фрески с вкраплениями серебра. Фрески показывали Прекрасную Хальдер в дни славы и побед, а также храбрых вассалов, окружавших богиню, – в ритуальных доспехах, с поднятыми в салюте клинками. Наверху, под куполом, полагалось изобразить Владычицу Островов такой, какой она впервые явилась людям: гигантской птицей с грозным клювом, усыпанным кинжалами зубов.
Все это осталось в прошлом. Джон до рези в глазах всматривался в темноту, но смог различить на фреске под крышей только смутный крылатый силуэт. Штукатурка пестрела язвами, стены покрывала копоть: бродяги, нашедшие здесь пристанище, жгли в храме костры. Зеркала с колонн сняли и вынесли, причем, видимо, делали это в большой спешке: под ногами тут и там хрустели осколки. От светильников остались только крюки, на которых те висели. Черные плиты на полу были все в щербинах и трещинах. В храме царила пустота, хотя когда-то почти все место здесь занимали длинные скамейки – для тех, кто ждал своей очереди к алтарю, и для тех, кто уже прикоснулся к божественной благодати, отдал жизненную силу и нуждался в отдыхе. Теперь скамейки пустили на дрова: шаги Джона гулко отзывались в опустевшем помещении.
Нетронутым остался лишь алтарь – могучий тесаный камень в центре храма. Джон подошел к нему и коснулся рукой, испытав странное чувство: смесь отвращения, страха и вместе с тем какого-то потаенного восторга. Темный, отполированный тысячами ладоней алтарь был высотой Джону по пояс, а в ширину и длину тянулся на два ре. По бокам его оплетали кольчатые шланги, уходящие под землю. Репейник понимал, отчего за полсотни лет никто не осмелился развести на массивном камне костер или устроить ложе: даже теперь, отключенный от питания, занесенный пылью, алтарь отпугивал и одновременно притягивал к себе, и казалось, что в глубине камня живет дух погибшей богини.
Сзади раздался стон. Олмонд приходил в себя.
– Думаешь его прямо здесь допрашивать? – спросил Джон.
– А где? – мрачно спросила Джил. – Может, скажешь, в город нести? До города-то я его дотащу. Только в городе: полиция – раз. Дружки его – два…
Джон задумался.
– А еще я, наверное, бить его буду, – деловито сказала Джил. – Орать станет. Если у меня – все соседи прибегут. У тебя дома стенки вроде толстые были?..
– Может, в Гильдию отведем? – вяло предложил Репейник.
– Нет уж, в Гильдии я с ним не покажусь. Левый же заказ. Конец службе.
Джон вздохнул.
– Хорошо, уговорила. Только, сдается мне, он так просто не расколется. Похоже, здесь придется сидеть дольше, чем ты думаешь. День, два. Три. Кто знает.
– И что?
– Жрать что-то надо, – мрачно напомнил Джон.
Джил задумалась.
– Деньги есть?
Джон выгреб из кармана горсть монет. Пересчитал.
– Восемь форинов. С мелочью.
– Вот и чудно, – весело сказала Джил. – Тут деревня недалеко. Схожу, молока куплю, хлеба, бекона. Разведем костер, харч приготовим.
– Лучше я сам схожу, – буркнул Джон, – а ты за Олмондом приглядишь. Я ж прикоснуться к нему не смогу, если что.
– Не-не, – помотала головой русалка, – ты дороги не знаешь. Сама пойду. А Олмонда свяжем покрепче, и вся недолга.
Джон подумал еще.
– У тебя же котик дома один, – вспомнил он.
Джил махнула рукой.
– Я частенько дома не ночую. Если меня пару дней нет, кошак покричит, соседка услышит. Придет, накормит. Ключ есть у нее, все путем.
Джон тут же захотел спросить, отчего это Джил не ночует дома, да еще частенько, но спрашивать, разумеется, не стал.
– Ладно, – сказал он. – Давай спать тогда. Ты ложись, я покараулю.
Джил вскарабкалась на алтарь, сняла редингот, укрылась им, точно коротким одеялом, и свернулась клубочком.
– Через пару часов разбуди, ага? – сказала она через плечо.
– Ты что, прямо на алтаре будешь спать? – недоверчиво спросил Джон. Джил поняла его вопрос по-своему.
– Ну, твердый, а что поделать. На полу клопов, поди, тьма-тьмущая. Здесь ведь бродяжки ночуют. А тут ам-м… – она зевнула, – …м-магия фонит. Ни одного клопика…
Она замолчала. Джон подождал немного.
– Доброй ночи, – сказал он тихо.
Ответом ему было только ровное дыхание спящей.
Джон растер лицо, чтобы прогнать сонливость, и, светя под ноги, подошел к связанному Олмонду. Нагнувшись, поднес к его лицу светильник и с трудом подавил желание отпрянуть: па-лотрашти смотрел широко открытыми блестящими глазами, в зрачках плясали отраженные веселые огоньки. С полминуты Джон молча глядел на него, а Олмонд пялился в ответ. Потом лжеученый улыбнулся, спокойно и нагло.