оселков Подгорное Пулково, Большое Пулково и Большое Кузьмине не осталось и следа. Пулковская гора вся в воронках, оставленных нашими войсками блиндажах, землянках, окопах. На горе чернеют развалины знаменитой на весь мир Пулковской обсерватории. Навряд ли по всей линии Ленинградского фронта можно найти сооружение, на долю которого выпало бы такое количество вражеских бомб, артиллерийских снарядов, мин, пулеметных и автоматных очередей.
Киевское шоссе, куда свернула колонна, казалось, еще дышало той напряженной обстановкой боя, который тут происходил несколько дней назад. Сплошь воронки, кое-где еще дымящиеся блиндажи, дзоты. На переднем крае обороны фашистских войск окопы, ходы сообщений, огневые точки, все перепахано при артподготовке перед решительным наступлением советских войск. Чем дальше, тем больше следов войны. Не осталось даже остовов бывших домов, обычных стояков дымоходов на месте сгоревших изб. Дорога в ужасном состоянии, даже пришлось сбавить скорость движения. Легкая «эмка» без труда обходит рытвины и воронки, а каково тяжелым ЗИСам с полным комплектом пожарного снаряжения и боевыми расчетами экипажей.
Железнодорожные пути у станции Александровская разворочены, вздыблены, скручены. Справа остов когда-то бело-желтого величественного каменного здания вокзала. Между чудом сохранившимися вековыми дубами натянута проволока. На ней навешены листы кровельного железа, которыми фашисты маскировали свои позиции. У подъезда к вокзалу, на главной улице поселка и в прилегающих к ней переулках еще неубранные трупы гитлеровцев. Видимо, фашисты здесь держали оборону до последнего и были сметены огнем гвардейских «катюш».
Дорога чем дальше, тем тяжелее. Машина начальника штаба местами перебирается по бревенчатым настилам, сооруженным саперами через воронки и речные протоки. Настилы крепкие, боевые пожарные автомобили должны спокойно по ним проехать. Справа остается парк. Его трудно узнать, настолько поредел. Местами стоят деревья со срезанными артиллерийским огнем вершинами. Александровские ворота разбиты. Еловая аллея выводит на дорогу, лежащую между Екатерининским и Александровским парками. Вдали уже видно зарево большого пожара. Машина еле ползет, где же умение ездить по бездорожью Гусарова? Но вот впереди ажурные ворота, перекрывающие въезд в парадный двор, позади виден весь кортеж пожарных машин, по полукружию дороги автомобили подъезжают к арке Большого дворца. Через решетчатые ворота виден столб пламени в дальнем углу дворца, пламя вырывается из окон его северной части и местами поднимается через обрушившуюся кровлю.
Оставив часть боевых машин на Комсомольской улице, руководитель тушением пожара с остальными следует вдоль фасада дворца, протянувшегося на 300 метров. Его встречает начальник 31-й пушкинской пожарной команды Лисенков. Полушубок распахнут, каска откинута на затылок.
Заместитель начальника УПО несколько дней тому назад, сразу же после освобождения Пушкина от фашистов, сам отправлял эту команду, временно находившуюся в Ленинграде, к постоянному месту службы. Сам принимал и первые донесения Лисенкова о первых выездах на многочисленные очаги и о трудностях: водопровод бездействовал, кругом мины. Здание пушкинской пожарной команды разрушено авиабомбой и разграблено.
— Товарищ начальник, — не дождавшись, когда Кончаев выйдет из машины, начал докладывать Лисенков. — Горит второй этаж главного корпуса дворца, огонь перешел в Зубовский флигель, насос на озере, пытаюсь двумя стволами сдержать огонь на чердаке. Но в сторону Зубовского нет брандмауэра и огонь ушел на чердак.
— Понял. Укажите места установки прибывших насосов на озере. Осмотрю дворец, определю позиции стволов. Позже доложите, почему так поздно обнаружили пожар.
Каждый шаг, сделанный по еще недавно прекрасному дворцу, болью отдавался в сердце. Как пустые глазницы, чернеют оконные проемы, рамы выломаны, часть стен обрушена, зияют огромные отверстия обрушенных перекрытий. Центральная парадная лестница разрушена до основания. Стены залов ободраны до кирпича, только кое-где поблескивают обломки золоченых барельефов.
Огонь полыхает во втором этаже двусветного зала. В огне Арабесковый и Леонский залы, так же как и чердак Зубовского флигеля. Пламя выбивается из окон второго этажа в сторону «Собственного садика».
Первый этаж перекрыт сводами. Здесь, по-видимому, были казармы и конюшни. Все загажено, разграблено, разбито. Вонь и смрад бьют в нос. Окна заложены мешками с песком и стволами спиленных в парке деревьев.
Большой зал дворца площадью 846 метров, — жемчужину творчества Растрелли, — тоже не пощадили враги. Его украшенные зеркалами продольные стены, прорезанные двадцатью четырьмя стеклянными дверями и окнами верхнего яруса, оголены. Кое-где висят деревянные щиты, под ними видна кирпичная кладка стен. Резьба по дереву, покрытая позолотой, сорвана. На полу валяются обломки украшений. Наборный паркет разобран.
Теперь задача ясна: все, что не уничтожено фашистами, должно быть сохранено. Нельзя допустить перехода огня в Большой зал. Должны быть приложены все усилия, чтобы остановить его в залах антикамер.
Разведка закончена. Расчеты прибывших экипажей времени даром не теряли. От насосов, установленных на озере, уже протянуты магистральные рукавные линии, к окнам второго этажа приставлены выдвижные лестницы, с крыши спущены спасательные веревки, по которым уже можно поднимать рукава. Слышна четкая команда. Здесь собрана лучшая часть командного состава гарнизона: Семенов и Лузан, Дикельсон и Мялло, Терлецкий и другие командиры отличных подразделений — гвардия ордена Ленина пожарной службы Ленинграда.
Проложив рукавную линию через арку Камероновой галереи, готова начать наступление на охваченный огнем Зубовский корпус 38-я пожарная команда во главе с ее начальником Соловьевым.
Все люди знают, что делать. Даже позиции стволов указывать незачем. На чердаке третьего зала антикамер боевой расчет пушкинской команды под руководством заместителя начальника Костенко старается своими стволами сдержать огонь и не допустить его на чердак Большого зала.
У насосов, установленных на льду озера, каждый у своего, хлопочут шоферы. С ними заместитель начальника отдела техники УПО Казимир Сергеевич Домнен-ков. Сам в прошлом шофер боевой пожарной машины, он до мелочей знает работу пожарной техники. Туда можно не заглядывать. Если нужно, и подскажет шоферу при неполадках, и подбодрит усталых людей. Подача воды будет обеспечена.
И действительно, уже послышался шум первых струй воды, вырвавшихся из стволов. Наступление на огонь началось повсеместно. Теперь нужно сообщить в Ленинград Военному совету, что просьба его пожарными выполняется. Но как это сделать? Связи с Ленинградом пока нет. Не посылать же машину? Да и та с учетом бездорожья доберется часа через три, и сообщение не будет соответствовать фактическому положению дел. Надо посоветоваться с местными чекистами…
Пригласив с собой Лисенкова, Кончаев решил проехать в только что организованный в городе райотдел НКВД.
По всей Комсомольской улице от дворца до Кухонного корпуса вдоль кромки парка сплошные ряды могил фашистских завоевателей с традиционными березовыми крестами. Улица Коминтерна на уровне вторых этажей домов перекрыта свисающими соломенными матами. Из машины эта затея кажется бессмысленной, но они служили для гитлеровцев маскировкой. Кончаев никак не может привыкнуть к изуродованности такого прекрасного до войны города. Лисенков за пять дней уже отлично сориентировался и, воспользовавшись возможностью, стал докладывать руководителю тушением пожара обстановку:
— Населения в городе практически нет. На днях прибыл начальник райотдела НКВД Никитин. Приступили к работе секретарь райкома ВКП (б) Родионов и председатель исполкома Кондратенко. Пожарных и милицию обязали организовать дозорную службу. Наш парный дозор несет службу в основном во дворцах. До сегодняшней ночи все было; в порядке и вдруг этот пожар. Вспыхнул внезапно и принял сразу большие размеры. Не иначе, как немцы оставили во дворце «сюрприз».
Райотдел НКВД пока тоже никакой связи с Ленинградом не имел.
— А что за спешка такая. Вернетесь и доложите, — резонно заметил Никитин. — И потом, товарищ подполковник, не лучше ли заняться непосредственно тушением пожара, вместо того, чтобы изыскивать способы донесений по начальству?
Но, услыхав о тревожном звонке из Смольного, тут же смягчился:
— Ладно, садитесь, пишите сообщение. Пошлю машину на аэродром, передадим по войсковой связи.
Клубы пара, поднимающиеся к небу вместе с дымом, казалось бы, свидетельствовали о том, что тушение пожара идет успешно. Но пожарным не каждый день приходится тушить пожары дворцов, подобных Екатерининскому. Тут оказались свои, особые, сложности. Восемнадцатиметровый пролет между стенами дворца был перекрыт деревянными балками очень крупного сечения. Подшивка, черный пол и пол чердака представляли собой массу хорошо просушенной древесины, которая с треском горела, поднимая тучи искр. Большие пустоты в перекрытиях, достигающие полуметра, служили путями распространения огня — путями, скрытыми и очень трудно доступными для тушения.
Когда Кончаев с Лисенковым вошли в здание дворца, внезапно раздался грохот и треск в одной из антикамер, ближайшей к Большому залу. Рухнули два звена перекрытий вместе с боевым расчетом пушкинской 31-й команды. Весь расчет оказался в завале. Не успела осесть закрывшая всякую видимость пыль, как все пожарные, независимо от частей, бросились на спасение товарищей. Маневрируя стволом, на обрушенные горящие балки вскочил командир отделения 3-й команды Фалалеев. Он не замечал языков пламени, лизавших сапоги, не чувствовал боли в обожженных ногах. Под завалом люди. Под завалом товарищи. С ломом в руках, оттаскивая от стен обвалившуюся перегородку, работал начальник команды Терлецкий, на помощь ему бросился Лисенков.
Вскоре из-под завала были извлечены двое пожарных. Непонятно, каким образом, но оба без особых повреждений. Минута, чтобы прийти в себя, и сразу же принялись помогать товарищам. А под обвалом — заместитель начальника команды Костенко, помощник командира отделения Тюлягин. Еще несколько минут, и оба извлечены из-под обломков. Оба без сознания. Оба с тяжелыми ожогами шеи и рук. Медицинской помощи на месте нет. Нет ее и в городе.