* * *
ТДК… ТДК… ТДК слышу позывной по морзянке — это относится к 39-й команде. Включаю аппарат, получаю первый номер о пожаре на заводе Ленина на берегу Невы, т. е. пожар на воде. Выехала 39-я команда. Начальник РУПО т. Штольцер был болен, но выехал сразу же на этот пожар, который случился на подводной законсервированной лодке. Бойцы настолько были истощены, что еле волокли ноги, но до места пожара добрались быстро. Горело в машинном отделении, которое было закрыто, а на лодке никого не было. По приказу руководящего пожаром нач. РУПО Штольцера была сломана дверь в машинное отделение, где работать без противогазов было невозможно. Нач. караула Алексеев Яков Алексеевич, ком. отд. Сачков Николай, Зулин, Сдобников и др. в противогазах стали работать. Ситуация была очень сложная, было очень трудно обнаружить очаг пожара, дым очень едкий сильно щипал глаза. Боялись, что может произойти взрыв, но прошло с тушением благополучно. Когда возвратились в команду с пожара, то четверо: Алексеев, Зулин, Сачков и Сдобников, — не могли раскрыть глаза, все четверо ничего не видели, видимо, из-за сильного едкого дыма. Была оказана первая медпомощь в сан. пункте при РУПО. Через несколько дней зрение у всех восстановилось.
После каждого дежурства в телеграфе мне приходилось дежурить в медпункте при РУПО. Еще в самом начале войны у нас были организованы курсы медсестер, которые проводила врач Мария Васильевна Сергеева.
В тяжелые дни блокады в здании РУПО на третьем этаже в вестибюле был открыт стационар для очень больных, истощенных бойцов и командиров. И вот, когда приходится в стационаре дежурить, то проходить мимо этих несчастных, мимо их коек даже страшно. Медикаментов, лекарств нет почти никаких, поэтому, если несешь кому какие-то таблетки, то головы поднимают все и просят все таблетку, а нужна она им или нет, это они даже не знают и не хотят знать.
На днях на правом берегу был пожар, на котором ком. отд. 40-й ВПК Михайловский упал, и руки у него обгорели так, что местами были видны кости. Он лежал в стационаре, перевязки были ужасными. Михайловский вскоре скончался. Через несколько дней от сильного истощения скончался Иван Цветков, ординарец.
2 февраля 1942 г.
ВТ. Сидим в командном пункте. Нач. РУПО куда-то уехал, за него Ларионов Федор Иванович. Сегодня по телеграфу дежурный Мазуров Михаил Иванович, я поддежурная. По кабинам много звонков, передают из подразделений о готовности и о пожарах. Все эти дни очень много пожаров, на которых работать приходится с большими трудностями. Бойцы истощены и плохо с водой. Гидранты часто бывают замороженными. Приходится тушить снегом и другими способами. Страшно работать, особенно ночью, на пожарах, так как огонь — хорошая мишень для немцев, поэтому пожары с обстрелами, много погибает людей на пожарах от обстрелов.
Как только на КП затишье в работе, так начинается разговор о еде. Особенно любит поговорить на эту тему Мазуров.
Однажды он мне сказал, что пробовал даже есть спички, но ничего не получается. А сейчас говорит все о пшенной каше и о макаронах. Ларионов даже рассердился и попросил замолчать Мазурова.
В скором времени услышали сигнал отбой ВТ. Из КП бросились бежать каждый на свое место.
29 марта 1942 г.
В настоящее время паек прибавили. Рабочие получают хлеба 500 г, иждивенцы 300 г, а мы, дорогая Шура, получаем хороший паек, у нас карточка К-1, на которую в день мы получаем 600 г хлеба и хлеб теперь хороший, 240 г крупы, 125 г мяса, около 50 г масла, в общем очень довольны, но все же еще мало, потому что организм настолько истощен, что хоть сколько дай, так все мало. Смертность по городу не уменьшилась, а увеличилась. По городу за один день доходит до 18–20 тысяч покойников, даже не верится. Когда идешь домой, то всегда увидишь несколько трупов, валяющихся по дорогам. Не так давно я ходила в центр города, по дороге видела 8 трупов. На днях шла с работы домой по новой дороге, тоже видела 5 трупов.
Сегодня утром, когда вышла из дома на работу, то увидела женщину, которая на санках везет мертвого ребенка лет 10–12. Встретившая ее знакомая женщина спросила: «Анна, кого ты везешь?» Она ответила: «Это не мой, а в одном доме из окна ребенка выбросили, вот мне и приказали отвезти». Мне стало даже страшно.
В общем, дорогая моя, умирают целыми семьями и хоронить некому. Ездят на машинах, подбирают и зарывают в общие могилы. На рынке продают какие-то подозрительные котлеты, студень. Пропадают люди, большие дети. Наш кладовщик из 40-й ВПК Тихомиров шел с правого берега Невы и под берегом увидел труп с отрезанными ногами и руками. Ужасно…
Бомбежек и налетов за это время было меньше, но обстрелы из дальнобойных бывают ежедневно, от которых много бедствий и разрушений. Пожаров очень много. Выгорают целые здания. В огне часто погибают и люди, которые от сильного истощения не могут выбежать. Обо всех ужасах не рассказать.
А мы уже как-то привыкли или просто втянулись. Иногда даже ходим по улице, не обращая внимания на обстрелы, особенно, если некогда, а работы у ленинградцев очень много. Те, которые могут, ведут много агитационной, спасательной и другой работы. Например: на чердаках имеется песок, пожарный инвентарь, разные плакаты, как пользоваться. На дверях домов указатели «Есть ход на чердак». Во время ВТ на чердаках дежурят люди. Много всяких плакатов, афиш, предупреждений об опасности пожаров. Имеются даже макеты, показывающие правильную кладку печей-времянок. Зима очень морозная, поэтому по городу много времянок. Правила тушения зажигательных бомб. К прорубям и водоемам поставлены указатели.
Времени для отдыха очень мало, кроме того, из-за сильного холода спать приходится одетыми, а иногда Анна Ивановна Собель спала даже в валенках и на себя накрывала все тряпки, какие у нее были. Сейчас мы 11 человек занимаем комнату бывший красный уголок. По середине комнаты железная печка-времянка. Железная труба проходит через окно. Когда ветер в окно, то весь дым идет в комнату. Также и в телеграфе. Когда топим печку, надевать приходится противогаз. Но скоро будет тепло. Днем уже солнце иногда немножко греет.
3 апреля 1942 г.
Мой резервный день. Начальник дал мне увольнительную. Я пешком ходила на Литейный проспект д. 6 в «Большой дом». Там у меня работает двоюродный брат Лобачев Алексей. Вчера он вернулся с передовой и позвонил мне по телефону, чтобы я пришла. Туда я шла от 39-й команды 3 часа, два раза была ВТ, пришлось побывать в убежищах. По улицам на домах и заборах надписи «Граждане! При артобстреле эта сторона улицы наиболее опасна». Пришлось идти по той стороне, которая менее опасна. Когда я дошла до Литейного, то мне очень захотелось взглянуть на Гостиный двор. Времени у меня было в этот день много и я решила пройти. У Публичной библиотеки я увидела большой плакат, на котором молодой человек во весь громадный рост с автоматом на руке, а на плакате написано: «Русский народ никогда не будет стоять на коленях». Я никогда не забуду эти минуты, когда я стояла у этого плаката. На Литейный, 6, я прибыла в первом часу дня. Алексей меня встретил, провел в кабинет, познакомил с другом Семеном, тоже майором, затем пригласили меня обедать в столовую, находящуюся в помещении Дома Красной Армии. О, боже! Чувствовала я себя неважно, скованно, но так хотелось есть и так вкусно пахло, что я старалась о чем-нибудь говорить, чтобы не выдать свое смущение. Обед был отличный, особенно второе: была самая мелкая картошечка, очищена и зажарена, да еще с двумя котлетками. Я еще никогда не ела такой вкусной картошки и тоже никогда ее не забуду. Если кончится война и будет много картошки, то мелкую я всегда буду вот также жарить целиком.
После обеда Алексей мне дал карточку с талонами на обеды, которые у него не использованы во время отсутствия на передовую линию фронта. К сожалению, у меня не было посуды для первых блюд, а вторые я все взяла, Алексей помог устроить это. Затем карточку на продукты. В общем я домой шла много быстрее. Сегодня вечером папа, мама и я ужинали все вместе. Мама еще снесла нашей соседке тете Пане кое-что, которая даже плакала.
11 апреля 1942 г.
Эвакуация ленинградцев. В том числе многие уезжали из семей пожарных. Уезжала и моя дорогая мама. Утром нач. РУПО Штольцер Эдуард Евгеньевич на грузовой машине вместе с нами ехал на Финляндский вокзал. На вокзале очень долго ждали, чувствовалось какое-то смятение. Бегали получать паек, за которым были большие очереди, беспорядок. Наконец, прощание, слезы. Домой возвратились поздно вечером. Я осталась вдвоем с папой. Брат Василий и сестра Люба эвакуированы с заводом Ворошилова в г. Омск. Туда же уехала и мама. Теперь будем ждать писем. Ладога ужасна… Машины ходят по воде, многие машины проваливаются под лед и… Ужасно.
20 августа 1942 г.
К нам пришло пополнение девчат: Веремеева Зина, Иванова Зоя, Нарубина Шура и др.
Январь, 1943 г.
В начале месяца 1943 г. в морозный день нач. РУПС т. Штольцер дал мне задание сходить на 2-ю Советскую ул., выяснить состояние здоровья сослуживца Симонова, который уже две недели не появляется на службе…
Трамваи не ходили, не было и другого транспорта, я отправилась пешком в 9 часов утра. По дороге пришлось несколько раз заходить в укрытия, так как ВТ было очень много. К полудню я добралась до места назначения. Симонов был уже почти здоров и на днях должен выйти на работу. Я пошла обратно. Приближаясь к Красной площади{19}, я услышала очень знакомый голос, обращенный ко мне. Это был Белоконь Дмитрий Тимофеевич, с которым я проработала вместе несколько лет до войны в 25-й пожарной команде. Он был комсоргом, очень честный, жизнерадостный, волевой, хороший спортсмен, всегда участвовал в самодеятельности, настоящий вожак молодежи. В начале войны, после школы начсостава, его перевели в Колпинскую пожарную команду. Мы долго не виделись и вдруг такая встреча!..
Димка много мне рассказал (во время пути к Невскому району. Он шел в 25-ю ГПК, а я в 39-ю), как он бил немцев «без отрыва от производства».