— Пленка?! Интересно, интересно! — весело произносит Главный, а мысленно добавляет: «Технический прогресс движется вперед — уже готовые фильмы приносят…» — Какая у вас пленка? Шестнадцатка нам, знаете, не подходит — аппаратуры нет.
— Э-э, у меня, простите, видеомагнитофон.
— К великому сожалению, молодой человек, — злорадно изрекает Главный, — у нас КИНО-, а не ТЕЛЕ-студия. Так что вы извините.
— Я понимаю… Но у меня особый видео… Он там, в гардеробе… Я — сейчас!
И не успевает Главный даже рта раскрыть, как странный посетитель исчезает за дверью.
Главный громко вздыхает. Сколько грустной тоски и безысходности в этом вздохе!
— А вот и я! — Трохимец уже чувствует себя гораздо свободнее.
И, не ожидая ответа, начинает возиться с телевизором, который неизвестно зачем поставили здесь лет шесть назад да так, похоже, и не включали.
Главный массирует себе виски, а кинолюбитель ковыряется в аппаратуре и угощает его разговорами:
— Это хорошо, что у вас цветной… Цветное изображение и смотреть надо в цвете. Он у вас хорошо работает? Сейчас поставлю кассету, и можно начинать…
Главный ловит себя на том, что разглядывает Трохим-ца с любопытством: он полностью выпадает из рядов «гениальных сценаристов». Этот, кажется, гениальный изобретатель.
— У меня — готово, — заявляет Трохимец и нажимает на клавишу видеомагнитофона.
Это был «Колобок». Тот самый, классический, с небольшой примесью современности. Профессиональный глаз Главного замечал и неудачный монтаж, и невероятные ракурсы… Но персонажи! Что это были за персонажи! Главный моментально поверил, что именно так, а не иначе было бы все на самом деле, что именно таким был бы Колобок, если б он действительно существовал во плоти. А когда Колобок был, наконец, съеден, Главный воскликнул:
— Беру! Беру вас художником!
— Я не рисовал…
— То есть? А, понимаю: вы снимали, а рисовал другой? Тогда мое предложение адресуется ему, ведь, если откровенно, оператор из вас никакой.
— Вы меня не поняли… Художника вообще не было. И оператора — тоже. Как бы вам объяснить… Ну, скажем, я записывал на магнитофон свое воображение…
— Как это? Мысли?! — Главный чешет за ухом. — Что-то я такое читал. Вы сделали этот, как его… Сейчас припомню… Церебро… Цереброскоп?
— Ну что вы! Это уже фантастика. Нет, я использовал явления, давно применяемые в разных областях. Просто улучшил четкость. А еще, как видите, все удалось сделать в цвете.
— Я пока ничего не понимаю.
— Момент! Сейчас все объясню! — Трохимец извлекает из «дипломата» пластиковую папочку. — Смотрите, с этого все и началось… Журнал «Наш современник», шестьдесят четвертый год: «Боб Страйз и Нотр Дам». Статья в «ИР» за восемьдесят первый… Фотографии… Упоминания в печати…
— Все это хорошо, но откуда изображение?
— Давайте попросту… Что есть глаз? Приемник света… А у нас, радистов, можно рассматривать любой приемник в качестве передатчика… Я понятно излагаю? Мне кажется, даже сны мы сперва демонстрируем, а уж потом сами же смотрим. Мозг — только анализатор, обрабатывает и сохраняет информацию…
— Нет, хватит, хватит! Это не для меня!
— А я уже кончил. Еще пару слов… Надо заглянуть в зрачок и… Иметь вот такую штукенцию… — Трохимец добывает из «дипломата» нечто смахивающее на бинокль с наушниками. — Смотрите в нее и выдумывайте…
— Любопытно! Ваш аппарат нам нужен! Знаете что, приходите завтра, я соберу всех наших. Они будут в восторге.
— Ладно. Тогда я оставлю все это у вас… Кстати, не хотите попробовать? Я приготовлю… У вас дальнозоркость? Сколько диоптрий и какое расстояние между зрачками?.. Хорошо… Вот вам чистая кассета. Нажмите эту клавишу — и фантазируйте на здоровье. Все что угодно! Перемотка здесь, смотреть надо через телевизор…
— Спасибо. Но вряд ли… Так когда вас ждать?
— Отпрошусь с обеда — значит, у вас буду в половине второго.
— Хорошо, соберу всех на два часа.
Они распрощались, вполне довольные друг другом.
Еще слышатся шаги уходящего Трохимца, а Главный уже косится на аппарат, как кот на клетку с канарейкой. Ведь он получил нечто такое, о чем и не мечтал. А не мечтал не потому, что не решался, — просто не представлял, что можно мечтать о ТАКОМ. Снимать все, что пожелаешь, — не ограничен ни в выборе актеров, ни, в конце концов, бюджетом! Работать, как писатель, оперируя образами, как словами. Пространство, время, натурные условия подвластны тебе: захотел — и перенесся к древним эллинам, прихватив с собою самый лучший актерский ансамбль. Или вообще залетел куда глаза глядят: на вершины Гималаев, на ледники Антарктиды — и не надо никаких виз и самолетов. Все тут — в твоем воображении!
Вообще-то у Главного имелась некая небольшая мечта, которую осмеивали посвященные, — сделать серию фильмов на исторические сюжеты. Гибель Атлантиды, нашествие гуннов, Золотой Орды… Его влекли масштабные темы. Но — до сих пор все это было недосягаемой, едва видимой звездой. Теперь… теперь все будет иначе! Он бросит к черту проклятое редакторство и еще покажет всем, что к чему!
Главный взволнованно потирает руки — его грызет нетерпение. «Для начала, понятно, нужно потренироваться — взять что-то простенькое, даже элементарное: пейзаж, эпизодик…» Он пристраивает на голове аппарат и наощупь включает магнитофон…
В голову лезет всякое безобразие, но это ничего — первый блин… Главный старается сосредоточиться на образе Чингиз-хана — играть будет, скажем, Караченцев, — но перед глазами вдруг появляется ехидная физиономия Мишки Полусмака — старинного приятеля и главнейшего насмешника. Потом возникает утренняя сцена скандала вокруг запоротого материала натурных съемок на Эльбрусе. Потом снова — Мишка… Воображение явно выходит из-под контроля! Он зло срывает с себя аппарат и выключает магнитофон. «Надо сосредоточиться! Надо взять себя в руки!» — успокаивает себя Главный. И все же любопытно, что он там навоображал. Перемотав пленку, Главный включает телевизор.
Сначала на экране буйствовали разноцветные пятна, потом одно из них, самое нахальное, стало разрастаться, заслоняя другие… Нет, это не пятно, а волосатая бородавка, пляшущая на чьем-то подбородке. Да это же Мишка! Вот его жирные губы, рот скалится в презрительно-скептической ухмылке… Смеется! Нахальные маленькие глазки, красная морда, которая внезапно превращается в гигантский кукиш! Потом показался ассистент, ухнувший в горную речку со всеми пленками экспедиции, его сменила секретарша и хмурый директор студии именно в том самом состоянии, которое предваряет откровенный разговор о планах и текучке… И раз за разом, снова и снова, возникает кривая Мишкина улыбочка… Потом экран моргнул и стал темным.
Ну ладно! Попробовать еще раз — от простого к сложному, как это там: «Точка, точка, запятая…»? Чтобы он да не мог представить такой чепухи?! Главный яростно перематывает ленту и снова включает аппарат…
Где-то в полночь дверь вестибюля студии вдруг распахнулась, и на пороге возникла неясная фигура, ничем не напоминающая гордого и всегда уверенного в себе Главного. Тяжело вздохнув, этот человек грустно пошел по плохо освещенной аллее и медленно растаял во мраке…
А в редакторском кабинете все было, как всегда. Только вместо блестящей поверхности экрана телевизор бесстыдно демонстрировал свое электронное нутро, где среди разноцветных проводов почему-то запуталось роскошное малахитовое пресс-папье…
Александр ЗарубинКоллекционеры
Старик уныло уставился в стол и повторял одно и то же. «Человек предполагает, а бог располагает». Меня это уже начало раздражать, и я глубокомысленно вздохнул, потом хмыкнул, потом помычал и наконец выдавил из себя: «Ну так что же…»
Конечно же, он не провел меня дальше кухни. Стол, наверное, никогда не вытирался как следует, его украшали жирные пятна и остатки еды. Это было ужасно!
— Они погубили меня, они испортили мою жизнь…. Да, эти двадцать лет, беспрерывные мучения, кошмары, бессонница, неизвестность, будь она проклята, печень, почки, желчный пузырь, нервы, стрессы, убытки… Они меня уничтожили, они превратили меня в бог знает что, да, двадцать, нет, даже двадцать три года, впрочем, смотрите сами…
Прервав монолог, в котором не было ни проблесков разума, ни естественных эмоций, он встал, открыл какой-то гнусного вида шкафчик и начал там рыться. Пахнуло затхлым, нехорошим, тряпками, старыми письмами, испорченными лекарствами.
— Вот это, — он бросил на стол мятый конверт, — смотрите, двенадцатое ноября на штемпеле, значит, сегодня ровно двадцать три года, день в день, это мой крест. — Он достал из конверта листок бумаги, дал его мне: — Читайте. Я, конечно, ходил на почту, и не раз, но они ничего не знали, все это появилось в моем почтовом ящике, а когда я его снял, стали приносить соседи…
Я не слушал его бормотания. Я читал. Именно то, что я искал!
«Уважаемый гуманоид класса 519 Петров Василий Аристархович! Согласно Вашему заказу („Ва-ашему заказу, — взвыл старик горестно, — форменное издевательство!“) доставляем Вам мебель общегуманоидного типа изысканную модели КРУ 4042. Комплект включает: манно двухстворчатое (1), летангли (2), кранты (3), бранты (3). Сборка синхронная, клеповидная. Мебель располагаем в пространстве Н-27. Чтобы ее получить, достаточно Вашего желания. Хорошего настроения и бруздования! Трансгалактический кредит. Подпись (неразборчиво)».
— Хорошего настроения и этого!.. Звери! Я ее пожелал. Манну двухстворчатую кто не пожелает. Я пожелал, и все эти кранты появились неизвестно откуда. Наверное, из самой преисподней. Да, они появились, а я, я же не обратил внимания… — он ткнул пальцем в слово «кредит». — Я думал, мне повезло, как везет раз в жизни и не всем, хотя есть, есть счастливчики… — он на минуту замолчал, переживая. — А мне, меня… Каждый год, каждый год из двадцати трех я получал эту проклятую бумажку с напоминанием об оплате, которую я не произвел. Но как, чем? Куда? И вообще — это свинств