Данилевской также поведали о судьбе радужноволосой Энвфис, младшей дочери Тернового короля. Филипп держал ее на цепи, как собаку, возле своего трона. Почти триста лет, издеваясь морально и физически. И лишь случайно ей удалось себя убить. Став духом, теперь она отыгрывалась на мучителе в меру своих возможностей.
Услышанное и увиденное — им пришлось проехать мимо корчующих колючий кустарник людей — не добавляло любви к вампирам. И Аня боялась, что ненависть не удастся спрятать от проницательного древнего. И пережить аудиенцию окажется не такой легкой задачей, как думалось раньше. Ведь что, по сути, от нее требовалось? Явиться пред светлые очи принца. Скромно и спокойно выдержать допрос, отрицая свою причастность к убийству Блеквуда. Соврать ненавистному кровососу легко, когда руку обхватывает браслет с подвеской-амулетом истины. Но вот теперь, когда перед глазами стояли согбенные фигуры изможденных людей, возник риск выдать истинные чувства.
Еще Ане не давала покоя надежда, затеплившаяся в глазах рабов. Они не умоляли о спасении, но обреченные взгляды, которыми они провожали их процессию, невзирая на удары плетей, вычеркнуть из памяти невозможно. Особенно тому, кто однажды побывал на их месте.
В первые недели ее плена у Аристарха в бар зашел маг. Как же она обрадовалась! Наивная… решила, что к ним нагрянул магический патруль. Поэтому едва не умерла от горя, когда поняла, что мужчина — отступник, сотрудничающий с вампирами, и спасать ее не станет. И все же до последнего надеялась, что тот передумает и освободит ее. Даже после его ухода маленький уголек глупой надежды продолжал тлеть в душе. Но маг за ней не вернулся, как и не сообщил родителям, что видел их дочь, разыскиваемую половиной мира Полуночи.
И теперь, если не попытается вырвать людей из рабства, она проклянет сама себя…
Вблизи замок неожиданно оказался грязно-серого цвета.
У ворот крепостной стены пришлось спешиться и сдать оружие. Стражники, молодые вампиры в плотных плащах с низкими капюшонами, также потребовали приглашение на раут, которое Аня так и не удосужилась забрать. Поэтому пришлось приспустить с плеч палантин и продемонстрировать личную печать принца, алевшую на коже.
— Пиявки бледномордые! Ведь ждали нас! Но нет, надо показать, кто в холме хозяин! — ругался Кледдиф, самый старший брат Пола.
— Успокойся, отец просил не провоцировать «дорогих» соседей, — процедил сквозь зубы Тариан.
Мощенный камнем двор пересекали в молчании. Данилевская вертела головой, не в силах сдержать любопытство — все-таки первый раз очутилась в настоящем средневековом замке! Несколько деревянных строений, одно из которых оказалось конюшней, туда стражники определили их лошадей, а в центре двора — ухоженная клумба с розовыми кустами, фонтаном и статуей. Надменная королева среди цветов девушке не понравилась — багровые бутоны роз слишком напоминали застывшую венозную кровь…
Пересохший фонтан окружал фигурно подстриженный можжевельник, чуть дальше стояло трехметровое изваяние. Воин в облачении средневекового рыцаря поднятым вверх мечом приветствовал гостей. Создателю скульптуры удалось передать хищное выражение лица позировавшего, и черты каменной физиономии пробудили в Ане смутную тревогу. Если бы не считаные секунды, она сумела бы разобраться, что ее насторожило, но задерживаться на одном месте, увы, возможности не было.
У подножия лестницы, перила которой украшали каменные головы мифических чудищ, яростно зудящее клеймо пришлось показывать еще раз.
И здесь же Данилевскую ждало разочарование — ее сопровождающих в замок не пропускали. Как ни возмущались огры, стражи стояли на своем: дальше человеческая девушка идет одна…
И она пошла. Вампир-проводник оказался молчаливым, впрочем, Аня и не испытывала желания вести светские беседы. С каждым шагом оттиск печати обжигал сильнее, словно радуясь приближению к принцу.
Роскошь убранства — мрамор пола и позолоченная мебель, инкрустация драгоценными камнями и вычурная лепнина, изумительные фрески, гобелены и картины знаменитых художников — ускользала от ее восприятия. Сбитой с толку нежданным условием девушке пришлось приложить усилия, чтобы придать лицу маску невозмутимости.
— Прошу, леди, — стражник в очередной раз открыл перед Аней массивные двери, — вас уже ждут.
Медная люстра на сотню свечей не справлялась с задачей освещения огромного зала, в который вошла Данилевская. И редкие канделябры не помогали кованому светильнику разогнать затаившуюся у стен темноту. И все же света хватало, чтобы рассмотреть трон под тяжелым пурпурным балдахином и с двумя флагштоками по бокам. Высокую спинку монаршего кресла, в котором уместилось сразу двое — брюнет и платиновая блондинка, оседлавшая мужские колени, — увивали железные ветви терна с длинными и наверняка острыми шипами.
Гостью, замершую на пороге, пара не заметила, продолжая с упоением целоваться.
Темные волосы мужчины мягкими прядями спадали на белое кружево воротника распахнутой сорочки, тесные штаны обтягивали сильные ноги, обутые в ботфорты. Стройное тело его светлокосой дамы прикрывала более современная одежда — платье винного цвета без рукавов и бретелей, с низкой линией декольте не сползало лишь благодаря пышному бюсту прелестницы.
— Добрый вечер, — решилась заявить о своем присутствии магичка.
— Добрый, — благосклонно кивнул мужчина, медленно окинув ее оценивающим взором.
Неправильные черты бледного лица, загадочно мерцавшие в свете свечей глаза, чувственный рот — не красавец, но обладающий присущим вампирам очарованием, он притягивал к себе взгляд.
Блондинка, отсиживающая его колено, наоборот, отличалась классической красотой. Единственное, что портило ее совершенную внешность, — аккуратные шрамы, оставшиеся после укусов и порезов. Покрой одеяния позволял рассмотреть их не только над ключицами, но и на верхней части груди. На точеных руках также виднелись следы гастрономических пристрастий ее любовника: на нежной коже белели старые и розовели недавние шрамы.
Когда-то Анино тело покрывали подобные отметины. Локтевые сгибы, запястья, вдоль сонной артерии, над ключицами… А после неудачно закончившегося побега они появились и на внутренней стороне бедер. И понадобилось немало времени и усилий целителя, чтобы их свести.
— Мне назначена аудиенция у Его Высочества принца Филиппа.
— Милочка, ты перед принцем, — выпрямившись, заносчиво произнесла блондинка. — Преклони пред ним колени.
Аня покачала головой:
— Я так не думаю.
Вампир вскинул смоляные брови:
— Вы правы, юная леди, я — Кристиан, правая рука принца. Как догадались?
— Жжение моего «пригласительного» не усилилось.
— Ах да, — Кристиан засмеялся, — о печати я забыл. Что ж, сейчас поинтересуюсь, желает ли Филипп видеть вас. — И он смежил веки. Прошло несколько напряженных минут, прежде чем он заговорил: — Да, господин Нижнего Амстердама ждет. Я сейчас проведу вас в его кабинет.
— Но прежде ты попрощаешься со мной.
Светловолосая красавица, запрокинув голову, подняла руку вверх, чтобы обхватить мужской подбородок и притянуть лицо любовника для поцелуя. Но широкий браслет, сверкнув кроваво-красными рубинами, съехал с запястья, открывая две свежие ранки — и точеные ноздри вампира хищно раздулись. Обхватив девушку за предплечье, Кристиан притянул ее ближе. Блондинка, не возражая, зазывно рассмеялась грудным смехом. Блеснули клыки… Стон неприкрытого наслаждения…
Аня, сжав кулаки, поспешно отвернулась. И вдруг, прислушавшись к себе, поняла, что, кроме омерзения, ничего не испытывает. Ничего! Того, чего боялась столько лет, сейчас не ощущала.
Многочисленные укусы и кровь Аристарха, которую он влил в нее, леча пневмонию, сделали из нее невольную извращенку. Умом ненавидя вампиров, она испытывала противоестественную тягу, если видела, как кого-то кусали. Тело предавало свою хозяйку, томясь в плену темных желаний. И лишь сила воли и опека родных, отгоняющих от нее кровососов, спасала от кошмарной участи…
Теперь же вид вонзающихся в плоть клыков оставил ее равнодушной.
Вопрос о причине подобных поистине фантастичных изменений пришлось отодвинуть на задворки сознания — вампир промокнул губы платком и попросил следовать за ним.
Галантно предложенный локоть магичка проигнорировала, предпочитая обойтись без опоры.
Шагая по длинной, кажущейся бесконечной галерее, Кристиан вообразил себя гидом и поведал гостье историю ее оформления.
— Для украшения стен Филипп пригласил Каналетто, итальянского художника восемнадцатого столетия, мастера городских пейзажей в стиле барокко. И, как видите, принц не прогадал. По-моему, это лучшие работы Джованни.
— Я больше люблю рассматривать портреты, — призналась девушка, посчитав, что в тылу врага молчаливость могут посчитать за оскорбление.
— Почему?
— В них больше жизни.
— Не скажите, юная леди. — Вампир все-таки подхватил ее под руку. — Талантливая кисть создает настолько замечательные полотна, что хочется увидеть изображенный уголок природы собственными глазами.
Аню старались очаровать, подчинить прикосновением. И попытки увенчались бы успехом, не случись с ней чудо, избавившее от страшной зависимости.
— Я не совсем точно выразилась. Портреты мне ближе из-за их эмоциональной окраски.
— О! Вы считаете, что пейзажи лишены эмоций? — Рука Кристиана, лаская, скользнула по предплечью вниз, к ее ладони. Сжала холодные девичьи пальцы, согревая. Затем принялась поглаживать, вызывая ледяные мурашки. — А как же картины маринистов? Посмотришь на корабль, взлетевший на вздыбленной волне, — и у самого внутри поднимается буря.
Магичка аккуратно отняла подвергшуюся домогательствам руку. В другой ситуации заместитель принца получил бы еще и в лоб, но сейчас она могла лишь мысленно послать гнусного соблазнителя в заоблачные дали.
— А теперь вы меня не поняли. Портретист уже изображает чувства, тогда как пейзаж у зрителя их пробуждает или нет, что зависит от самого человека.