Все-таки играет! Мог бы выпустить когти, мог бы схватить, но развлекается с беспомощной, как он думает, добычей. И Литания Великой Матери, что должна остановить любую мертвечину, от гуля до ахрыза, на него почему-то не действует.
По спине Йанты пробежал холод — словно ледяной морской ветер откуда-то взялся в душном вонючем склепе.
Драуг шагнул к ней. Раз, другой… Он приближался медленно и уверенно, словно с насмешкой глядя на меч, способный повредить ему не больше, чем нож в руках ребенка — мореному в воде дубу. Глубоко вздохнув, Йанта щелкнула пальцами — на пустой ладони расцвел огненный бутон, поднялся вверх, распускаясь пламенными лепестками, колеблясь и озаряя тьму склепа. Драуг остановился. Посмотрел на пламя в ее руке. По неподвижному, белому в темных пятнах лицу пробежала дрожь — как рябь по спокойной воде.
— Остановись! — громко велела Йанта. — Огнем и землей заклинаю тебя — говори со мной!
Отбросив бесполезный меч, она выхватила из мешочка на поясе горсть соли и швырнула в драуга. Тот зашипел, припадая к земле, как животное, но не бросился, лишь отряхнулся, словно крупинки соли жгли его даже сквозь истлевшую одежду.
— Говори со мной! — снова крикнула Йанта.
Имя почему-то вылетело у нее из памяти. Это было глупо и непонятно, но то, что она так легко запомнила наверху, под холодным ясным диском луны, здесь, в смердящем смертью склепе, ускользало от разума. Будто она пыталась зачерпнуть ладонями лунный свет… И впервые Йанта испугалась. Как-то разом она поняла, что соль и железо на тварь почти не действуют, а огнем она может и не успеть — слишком быстр мертвый воин, в посмертии ставший вовсе неуязвимым. Как же ей сейчас пригодился бы Фьялбъёрн! Его надежная могучая сила, его скорость и уверенное мастерство…
Нет, она сама сделала выбор, положившись на магию! Ярлу спускаться сюда нельзя, на него все еще дрожащая в воздухе магия может и подействовать. Утянуть в глубины первобытной тьмы, упокоить…
Пламя на ее ладони взметнулось вверх, озаряя весь склеп, — и драуг неуловимо текучим движением попятился. А Йанта поняла, что так ее силы быстро иссякнут. Плеснуть в тварь пламенем? А вдруг он не загорится? Вдруг огонь будет так же бессилен, как магия, железо и соль? Что же она натворила, глупая ворожея, положившись на то, что никогда не подводило, но дома… А здесь чужая земля, и твари здесь тоже иные…
— Говори со мной, — прошептала Йанта, сопротивляясь липкому холодному страху, не позволяя ему затуманить рассудок и отнять остатки сил.
Не для того она осталась последней из рода Огнецвет, чтобы сдохнуть от зубов и когтей дохлой твари!
— Ты… — проскрипел вдруг драуг, обходя ее по дуге и снова примеряясь к прыжку. — Ты… умрешь… тоже…
— Все умрут! — огрызнулась Йанта, поворачиваясь и следя за ним. — Но тебе-то чего не лежится?
Зарычав, тварь кинулась. И тут Йанта вспомнила. Это была глупая, безумная надежда! Но выбора все равно не осталось. Огромные грязные когти мелькнули рядом с ее шей — и Йанта вытолкнула криком внезапно вернувшееся имя.
— Биргир!
Она все-таки снова упала. Приподнялась, потеряв уже и меч, оставшись почти беззащитной — пламя на ладони превратилось в жалкий огонек. Но тварь замерла и неуверенно склонила голову набок, словно прислушиваясь.
— Ты был человеком, Биргир! — выпалила Йанта, опираясь на локоть и чувствуя спиной стену — теперь уклониться точно не успеть. — Ты Биргир Ауднасон, воин дроттена Бо…
Она торопливо говорила, почти кричала, отчаянно пытаясь разбудить хоть тень разума в мертвых бельмах глаз. Ведь если драуг даже в могиле слышит, как его называют по имени, значит, он что-то помнит? Значит, хотя бы имя связывает его с остатками человечности?!
— Вспомни! Прошу тебя, вспомни! Ты жил в Маархаллене. У тебя были друзья, родные… У тебя была невеста…
Бешеный рык! Оскал! Но тварь почему-то медлила, может, последние мгновения… Йанта всхлипнула:
— Твои друзья помнят о тебе, — уже почти безнадежно проговорила она. — Фрайде горюет. Гудрун плакала на твоих похоронах. О тебе помнят, слышишь? О твоей доблести, о твоем искусстве мечника… О том, как ты поспорил перед свадьбой!
— Гу… друн… — неуверенно проурчал драуг, вставая с четверенек и покачиваясь на ногах, как пьяный. — Фрай… де…
— Ты Биргир. Биргир Ауднасон. Говори со мной. Вспомни себя, прошу…
Она умоляла, захлебываясь словами. Говорила о ночи наверху, где люди замерли в страхе перед его ненавистью. О теплом хлебе и пирожках, о горячем вине и пламени в очаге. О варежках, которые он хотел получить от своей невесты, и дружине Гунфридра, куда думал попасть… Слова сами летели с губ, Йанта кричала бы их, но сил не было, и иногда она сбивалась на шепот, сама не всегда слыша, что лепечет.
Драуг слушал. Стоял и слушал, ни единым движением или взглядом не выдавая, что понимает ее. Йанта искала в его глазах тень человечности и с ужасом видела, что все впустую. Вот уже и огонек на ее ладони почти погас, а факел, все это время пылающий на полу, начал догорать. Сколько же времени прошло, как она спустилась? То ли совсем немного, то ли вечность?
Треснув последний раз, факел зашипел и потух. Огненный лепесток на ладони Йанты едва рассеивал мрак склепа. Она положила свободную руку на пояс, с которого отвязала веревку. Крикнуть? Позвать Фьялбъёрна? Плевать на гордость, но… Бъёрн сказал, что и сам не знает средства от себе подобных. Он, конечно, спустится. Может, даже даст ей время и возможность уйти, если Йанта все еще будет жива. А потом? Вдруг это заразно, как у гулей? Да лучше она сдохнет здесь, чем ярл превратится в… это…
Тьма обволокла Йанту. Ледяная до озноба, пахнущая страшной и гадкой смертью. Йанта до боли закусила губу, собирая остатки сил. Вот сейчас… Тварь кинется — и у нее, ворожеи из рода Огнецвет, будет всего несколько мгновений. Потому что последнюю магию, что творит чародей во время своей смерти, не обмануть и не отменить. Магия крови — беспощадна и неотвратима. А ярл… он должен понять. Он знает, каково побеждать ценой своей жизни. И смерти, если иначе никак.
— Я… Биргир… — прошелестело в темноте рядом с ней. — Биргир… Ауднасон… Я… искал свое имя. Я просил… назвать его… пока помнил… Никто… Они кричали… тварь… драуг… Никто… не назвал….
— Никто не назвал тебя по имени? — всхлипнула Йанта, слушая старательно выговаривающий хриплые отрывистые слова голос. — Ты искал людей, чтобы узнать его?
— Искал… да… Но никто… Мечи… копья… тварь… драуг… И я… убивал…
— Ты Биргир, — торопливо сказала она, боясь, что безумие вернется к несчастной жуткой твари. Нет, к человеку… — Биргир Ауднасон. Почему ты стал таким? Как тебе помочь? Как дать тебе покой?
— Ты… покой? — в хрипе слышалось удивление. — Ты… пришла… убить…
— Я пришла помочь! Мертвое должно быть мертвым. Я пришла дать тебе покой. Посмертие!
— Ты… расскажешь им? Я… только хотел… свое имя… И чтобы кто-то знал…
— Я расскажу, — пообещала Йанта, подтягивая ноги и садясь у стены. — Расскажу все, клянусь!
Очень медленно, с трудом подбирая слова, выдавливая хрипы и подвывания, Биргир заговорил…
Когда Йанта выбралась наверх, она уже давно потеряла счет времени. Три рывка веревки, снова привязанной к поясу, — и ее выдернули из подземного лаза, как морковку из грядки. Задыхаясь, захлебываясь немыслимо чистым и вкусным ледяным воздухом, она попала в объятия Фьялбъёрна. Всхлипнула, уткнувшись в надежное крепкое плечо, и тут же оттолкнула его.
— Потом… Спасибо… я…. Погоди! Я должна!
— Ты ранена? — рыкнул ярл, ощупывая её грязную влажную одежду. — Йанта!
— Нет, я цела… Я должна… Постой же!
Она повернулась к бегущим от дороги людям, молча дожидаясь, пока они окружат ее. Дышала, пила воздух, как драгоценное вино. Нет, еще жаднее, как воду после жаркого дня… А потом набрала его побольше и заговорила звонко, громко и ясно:
— Я, ворожея Йанта Огнецвет, выполняю обещание, которое дала Биргиру Ауднасону, воину Морского народа. Преданному, убитому и лишенному честного посмертия. Я обещала Биргиру рассказать о нем правду — и делаю это ради его памяти и покоя…
Она говорила в мертвой, застывшей, как айсберг, тишине. Простыми словами, на которые только и хватало остатков сил, рассказывала историю о двух друзьях и девушке Гудрун, умной и красивой, лучшей невесте Маархаллена. О том, как один из друзей, Биргир Ауднасон, добился согласия девы стать его женой и был счастлив. И как другой, Торвар Сигримсон, смирился и поклялся, что останется Биргиру другом. И как Торвар, видя, что Биргир честно держит данное невесте обещание и свадьба не расстроится из-за такого пустяка, встретил его на морском берегу и предложил ягодного отвара из своей фляги. Всего лишь отвар — это же не хмельной эль или вино? А удар сзади был точным и умелым — не только Биргир был хорош среди воинов дроттена Бо, Торвар ему ничем не уступал. Умом — так уж точно. Убийцу непременно стали бы искать, так что убийцей Торвар назначил камень, на который якобы упал виском Биргир. Что ж, убил его и правда камень, только в руке друга, а не на земле.
А потом Торвар утешил его невесту. И Гудрун смирилась, забыла… Ведь жизнь продолжается, а Торвар и раньше был ей люб, она просто не знала, насколько он лучше Биргира. И все пошло бы своим чередом, если б не три вещи…
— Обида Биргира? — подсказал кто-то Йанте, переводящей дух.
— Да, — кивнула она. — Обида и ненависть. Биргир люто ненавидел убийцу, только добраться не мог, тот хорошо понимал, кого ищет убитый, и по ночам из дома не показывался. А обиделся Биргир на Гудрун. Он ведь выдержал этот месяц без хмельного, честно выдержал. День его смерти — это был последний день спора. А варежки с носками она ему так и не связала — не поверила в его старания доказать свою любовь. Глупо… Но у мертвых своя правда. Биргир попросил… Пусть Гудрун свяжет ему варежки. И принесет на могилу. Он не встанет, конечно. Уже не встанет. Но обещания надо выполнять. И… пусть помнит его — он тоже просил. Она обещала стать его женой и любить вечно. Он дает ей свободу, но пусть первого сына назовет его именем. Самому Биргиру путь в дружину Гунфридра закрыт, но, может…